про раки,
Слушай сударь, да ты писака.
Стриблежий: Писака и тем горжусь.
Стафонов: Вот я над вами дивлюсь.
И откуда у вас такой ум?
Не понять мне ваших дум.
Да ладно, ладно. Мы же вас чтим те.
(заходит кто-то)
Человек в форме: Стафонов? Пройдемте.
Стриблежий: Оставьте нас в покое!
Да вы что сдурели что ли?
Стафонов: Ууу. Пришло мое время. Эй, ты,
Мой верный друг, меня не держи.
Человек в форме: Давайте скорей.
Стафонов: Пишите письма с поэтичных аллей.
(уходят двое, остается один)
Стриблежий: В чем дело? Аааххх, дурак.
Это же Байдин, мостак.
Я ж думал не в серьез. Меня под суд.
Чертов Байдин. Он виновен тут.
(уходит, заходит кто-то)
Смукин: За что? За что такие боли и муки?
Я смотрю. В слезах мои руки.
Она ведь так молода,
Она красива и стройна.
Ведь все было хорошо и нормально,
Дальше жить вполне реально.
Ненормально все это,
Из-за чего решить уходить с этого света!
Мне надо было поговорить с ней,
Она оказалась смелей.
Сама дала решающий ответ,
Из-за чего ответа нет.
Замкнутый круг нарисовала.
Я виновен. Время настало.
Но из-за чего виновен я?
За что мне теперь судить себя?
За что? За что? Да я, бывало, пропадал,
Но ведь был рядом. Я гулял.
Может она узнала измены?
И взорвали фонтаны, пустив пены.
Нет, этого быть не может.
Смешно думать, проще подытожить.
Как вознес я свои дивы?
Беззаботным, пьяным, шел криво.
Нет, измены она не знает.
Но за что она себе так карает?
Время не знало таких гроз,
Приготовив на ужин себе колёс.
Она пала на пол,
Домой с работы я шел,
Побледневшее тело кричало «прощай»,
Я посетил жестокий край.
Она так по-ангельски улыбалась,
Напоследок в истерике смеялась.
А я жесток, жесток.
Только лекаря вызвать ей смог.
И слезы текли, капали на ее лицо,
Ветер из окон раздувал ей платьице.
Ну, я не как не мог об этом знать, как забыть,
Что решила себя умертвить.
(уходит, заходят двое)
Стриблежий: Ну что ты, ну что ты натворил?
Байдин: Ну что не так, что не сяк?
Стриблежий: Ты кого тут посадил?
Байдин: Ваша просьба. Это факт.
Стриблежий: Вот же черт, я же не знал, что так есть,
Просто вот прямо здесь.
Мы поняли, что ошибались
И в верности друг другу клялись.
Байдин: Под алкоголем думаю, да?
Стриблежий: Ну и пусть. Это ведь не ерунда.
Ладно. Позаботься о том,
Что б скоро вышел на волю он.
А ты-то как в передрягу попал?
Уж и в тюрьму. Так ли узнал?
Байдин: Уж чуть и туда,
Ладно, хоть приехала моя жена.
Деньги открывают разные двери. Идейный.
В том числе и тюремные.
Стриблежий: Спастись смог и его спаси.
Байдин: Нет такой возможности.
Стриблежий: Это интересно почему?
Байдин: У него статья, все к одному в тюрьму.
А меня так, что ли за клевету.
Есть, конечно, выход, сказать надо,
Быть ему лишь адвокатом.
Стриблежий: Так будь же ему, будь.
Байдин: Хе-хе. Смешная ситуация. Тут ведь суть.
Сам его и засадил,
Самому и вытаскивать оттуда.
Стриблежий: Поторопились с ударом в тыл,
А он так похож на друга.
Позвони в Москву, поговори,
Что надо то и сделаем за услуги им.
Ты наверняка уж и прознал.
Байдин: Да уж знаю, изрядно потреплем капитал.
Это последнее ваше решение?
Стриблежий: Да, без сомнения.
Байдин : Ну, тогда пойдемте звонить,
Раз хотите двери открыть.
(уходят, заходят двое)
Председатель: Есть у меня слово.
Переодевшийся бомж: Да, господин. Слушаю.
Председетель: Мое решение и так скоро.
Сказать яснее как бы лучше,
Свою работу сударь ты выполнял,
И паёк за это свой получал,
Но работы более не имеется,
Будете нужны, дескать, как мне велеется,
Спрошу, где вас найти,
А сейчас чай уволены вы.
Переодевшийся бомж: Ах, да как так, много не жрал,
И денег больших не получал.
Да это позор, сударь, позор,
Меня уволить – до центра дойдет разговор.
А где найти, ну и ну,
Меня не зовут, сам прихожу.
Председатель: Ну, хорошо, будем рады.
Ну, вот и ладно,
Мне надо бы идти
Там дела, сходить туды-сюды.
(уходит)
Переодевшийся бомж: Ах, скотина, да как же так?
Да меня, да с чего бы, как?
Ох, а где буду работать? Где монету получаю?
Да я этого гада засужу,
Секреты то его я знаю!
Что он имущество чужое расхищает,
А я-то молчу.
Самого Андрея выгнали с работы,
Вот черт, есть-то охота.
Может зря ему соврал,
Бедняк, мол, бездомный, сказал.
Ага, да черта с два меня пожалел.
Одного бы только и велел,
Прогнать меня в шею да поскорей.
Я не дурак, я Андрей.
Не видал я такого позора,
А поучаствовал много где.
К чему домыслы и споры,
Да и не нужно это мне.
Одним сейчас я ликую,
Сегодня же вечером его обворую.
(уходит, заходят двое)
Клава: Ха-ха-ха, вот это анекдот.
Ваш противник-то, Стриблежий, писака, пишет тот,
И где они такие вещи берут.
Сами не знают куда, а лезут.
Логозин: У меня, сударыня, такие мысли найдутся,
Что эти писаки там в высшем обществе трутся.
Да наша кодла и без этого знают,
Они такое еще тебе нарассуждают.
На философские темы о вселенной,
Мама не горюй, и по теме.
Клава: Не уважаешь поэтов?
Логозин: Ну, как сказать. Множество цвета,
У нас ведь как материалистов много.
Каждый по-своему отбивает пороги.
Чуть не каждый поэт, за душой навалом,
Ищи интерес под десятым валом.
Клава: А сами-то как говорите крылато.
Логозин: Да не философ я, ладно.
Космос, вселенная, жизни смыслы,
Да не о том мои мысли.
Клава: А на чем ваши идеи?
Логозин: Ну, уж точно не про облака и весенние аллеи.
Нас, мисье, дело объединяет.
Жить, да так чтобы жить,
Друг от друга ничего никто не скрывает,
Вместе до конца должны быть
Друг за друга, на плечо руки,
Вместе через горе и муки.
У нас друзья ни как не приятели,
Конец всем предателям.
Какими бы ни были обстоятельства,
Мы не терпим предательство.
И понятие объявляет знамя,
На племя одно пламя.
И ты должен хранить этот дар,
Пока не обьявлен последний удар.
Единое общество в родстве.
И кому в это не вериться,
Но наше братство
Только на деле и держится.
(уходят, заходят двое)
Прокурор: Вы что, идиот?
Байдин: Ну, сотен, еще пару сот.
Прокурор: То вы мне суете гроши,
Притом, чтоб я дал вам взаймы,
Чтоб я своего дружка посадил.
Ну ладно, было дело, уговорил.
А теперь милый мой господин
Просит меня об обратном,
Чтоб я его отпустил.
Смеяться просто нет сил.
После вашей очной ставки просите превратную.
Байдин: Ошибка, мировая ошибка.
Прокурор: Сказано, конечно, красиво, гибко.
Человек, значит, сел,
А вы сударь ошибкою, после,сказать сумел.
Так сколько у вас там деньжатен?
Вижу чек ваш, мда, благоприятен (смотрит на чек).
Ладно, чем смогу, тем помогу,
Начальство там попрошу.
Мол, сел сударь за клевету,
Но если не получится – не ручаюсь,
Что ваш капитал вернется. Да вы не отчаивайтесь.
Байдин: Хорошо, хорошо. Только сумейте.
Да и вы денег не жалейте.
Кому нужно на лапу дать,
Как бы вам это сказать…
Прокурор: Да уж эту систему издавна знали,
Эти тонкости, хитрые морали.
Лишь бы вышло тихонько так,
И не был засвечен косяк.
Байдин: Главное, в дело свое верить,
Вовремя отрезать, во время смерить.
Прокурор: О, давайте еще заведем разговор,
О взятках, и кто из нас вор.
Байдин: Нет, ни к чему такие речи.
Они давным-давно уж мертвы.
Тогда, когда появился человек,
Закончился добрый наш с тобой век.
(уходят, заходит кто-то)
Переодевшийся бомж: Вроде, нет никого.
Ох, сейчас наберу капитал.
Был я вроде как никто,
А тут и смел, и удал.
Переоденусь обратно, приду,
Душевно так в лицо поржу.
Экие балбесы прогадали,
Что я всего лишь бомж, простые морали.
Стащу канистру у них,
Обменяю на вещь какую-нибудь,
Будет