Крым. Большой каньон, р. Аузун-Узень
11
Мы снова включили свет и стали медленно приближаться к «глазам». То и дело выключая фонарь «для контроля» (огоньки были на месте), мы приблизились вплотную к основанию ствола тонкой осины, которая стояла смирно, словно боясь шелохнуться. Уже стало ясно, что никакого животного тут нет: свечение исходило непосредственно от ствола, а вернее, небольших, малоприметных наростов на стволе. Я достал небольшой нож и поддел нарост. Выключив фонарик, я мог убедиться, что «глаз» остался у меня в руках, но в то же время и ствол в месте пореза продолжал слабо светиться зелёным. Не помню, кто из моих спутников первым произнёс слово «гнилушка». Устройство в голове, словно устыдившись своей беспомощности, смолкло. Я стоял совершенно ошеломлённый, держа в руках комочек светящейся материи, даже на ощупь ничем не отличавшейся от обычной щепки. Конечно, я когда-то что-то слышал о подобных грибах – наверное, на уроке природоведения или, позже, географии. Но как же далеки были те уроки в безопасной тишине класса от реальности – долгих минут суеверного страха перед неведомым…
12
Той ночью мне было сложно заснуть. Первая полевая ночь – после волнений и суеты дороги, после впечатлений и трудностей первого дня – часто выходит бессонной. Палаточный коврик выглядит жалкой заменой привычному матрасу. Это позже физическая усталость словно прижимает к импровизированной подушке: после семичасового перехода спится крепко почти в любых условиях. Лёжа на жёсткой пенке, невольно перебираешь в памяти снаряжение, пересчитываешь запасы продовольствия, вспоминаешь фрагменты чужих отчётов, крутишь в голове вроде бы выученные наизусть карты. В первую ночь цивилизация ещё совсем близко: не поздно вернуться и докупить что-нибудь в сельской лавке или у местных жителей, в крайнем случае, остановить проезжающий грузовик или вездеход… Впрочем, мы ни разу не пользовались этой возможностью всерьёз. То, что заменяло нам неведомое, простиралось впереди и манило к себе, даже если, как, например, в Крыму, на деле представляло собой сеть дорог весьма общего пользования, соединявших вполне обычные, в общем, сёла.
13
Утром первого «настоящего» дня в Саянах мы обнаружили, что горы, в окружении которых мы заночевали накануне, начисто исчезли. Здесь выяснилось, что для перемены пейзажа даже необязательно двигаться с места – достаточно дождаться перемены погоды. Густой туман заволок всю долину Жомболока. Пока готовили завтрак и собирались, призрачный лес с коровьими колокольчиками постепенно светлел и становился тем, чем был: светлым лиственничным лесом. Ко времени выхода на маршрут последние клочки тумана ещё жались к зелёным, местами каменистым склонам. Вскоре и они исчезли. Во всех шести экспедициях погода в первый день пути благоприятствовала нам. Не знаю, чего в этом было больше – благородства или коварства. Природа будто завлекала нас в свои объятия, чтобы затем, спустя несколько дней, обрушить на голову многодневные запасы воды. Самый впечатляющий ливень накрыл нас близ вершины Ай-Петри, куда мы забрались при помощи нанятого микроавтобуса. Вода не падала сверху, а словно набегала сбоку и даже чуть снизу, со стороны моря. Казалось, это его солёные брызги долетают к нам с линии далёкого прибоя, делая бесполезными любые средства защиты. Но каждому столкновению с водной стихией неизменно предшествовали несколько дней борьбы со стихией земной.
Глава 3. Природа сопротивляется
1
В трёх из шести экспедиций мы были вынуждены полностью изменить первоначальные планы из-за недостаточно хорошей (можно сказать, плохой) подготовки маршрута. В Крыму плана вообще не было, поэтому нарушить его было сложно, но и там непредвиденные ситуации случались едва ли не каждый день. Только южно-уральская экспедиция и вторая экспедиция на Полярный Урал прошли относительно гладко. Первая – из-за большого запаса времени и небольшой протяжённости маршрута (хотя подготовку и там никак нельзя считать удовлетворительной). Последняя – потому, что мы отчасти шли по уже знакомой дороге (слово «дорога» здесь не более чем фигура речи), тоже имели определённый (хотя и не столь большой) запас времени, и потому, что смогли вовремя собраться для преодоления возникших трудностей. В трёх же случаях природа поставила на нашем пути непреодолимые заслоны, причём для этого ей не потребовалось почти ничего из её грозного арсенала: ни шторма, ни ливня, ни холода, ни водной преграды, ни камнепада, ни отвесной скалы.
2
К началу третьего полноценного дня первого полярноуральского похода мы преодолели небольшое ущелье, ведущее из долины Большой Усы в долину ручья Изъяшор. Эта вторая долина, о которой я уже упоминал в начале, представляет собой огромную, лишённую всякой высокой растительности межгорную котловину, вытянутую в общем направлении с северо-востока на юго-запад. В хорошую погоду видимость здесь достигает десятков километров в каждую сторону. На западе можно увидеть, как заканчиваются Уральские горы, плавно перетекая в бесконечную, ровную, однообразную тундру на европейской стороне хребта. На востоке взгляд упирается в вершины Хадатинского массива – это сердце гор, перегиб, за которым они вновь становятся ниже. Где-то среди этих грозных – по местным меркам – вершин укрылось озеро Хадата-Юган-Лор, наша ближайшая цель. По плану мы должны были придерживаться обозначенного на карте пунктира вездеходной дороги, который выводил из ущелья, вёл на дальний берег ручья и затем полого поворачивал к северо-востоку. У нас были по меньшей мере два основания усомниться в карте ещё до входа в злополучную долину. Во-первых, обозначенный там пунктир самым подозрительным образом обрывался вскоре после брода через ручей. Во-вторых, ещё раньше, в ущелье, мы не обнаружили на местности никаких следов упомянутого пунктира (а обрывистый спуск и вовсе оставлял глубокие сомнения в том, что ущелье может быть преодолимо для вездехода, во всяком случае в летнее время). Тем не менее, не придав должного значения этим тревожным приметам, мы бодро спустились в долину, переправились через ручей и двинулись на северо-восток.
Конец ознакомительного фрагмента.