Ее подхватили чьи-то сильные руки. Подняв глаза, она увидела Брэда Джонса, который тоже постоянно ездил на этой электричке и так же, как и она, пользовался месячным проездным.
— Боже мой, Кейт, — воскликнул он, помогая ей встать. — Ты же могла убиться!
Пожав плечами, она вошла в вагон, бросив на ходу:
— Да, Брэд, могла. А знаешь, никому бы до этого не было никакого дела. И в первую очередь мне самой.
Сначала она хотела уволиться. После всех ее неудач этот шаг выглядел бы логичным. Ублюдки попользовались всем, что у нее было: обаянием, пивом, которое она им покупала, даже телом, а получив удовольствие, выбросили ее, как мусор.
Ничего, можно добиться успеха на ином поприще. Есть множество других профессий, пусть менее престижных, зато в них куда легче добиться успеха новичку.
Но внутренний голос убеждал Кейт не отступать. Она вспомнила, как сдавала экзамены в колледж. Матери очень хотелось, чтобы Кейт поступила в Рэдклифф. Самой Анне Кеннеди не довелось там поучиться: она вышла замуж, родились дети, затем появилась работа в церковном комитете.
Но мечта осталась. И она вдруг поняла, что ее можно попытаться осуществить через дочь.
О, как же Кейт готовилась к тем экзаменам! Вечера напролет, когда все девчонки бегали на свидания, она просиживала над учебниками и зубрила, пока голова не начинала гудеть. Около половины одиннадцатого в комнату заходила мама с чашкой горячего кофе и фруктовым печеньем.
— Отличница моя, — любовно глядя на дочь, говорила она. — Я тобой горжусь.
Кейт на всю жизнь запомнила те несколько дней до оглашения результатов экзаменов. Она не могла ни есть, ни спать. Мама ходила на цыпочках, словно Кейт болела и ее ни в коем случае нельзя беспокоить.
Когда наконец вывесили оценки, Кейт не могла поверить своим глазам. Она не прошла. Впрочем, не совсем. В экзаменационной комиссии сказали, что у нее полупроходной балл и при желании она может повторно сдать экзамены по окончании семестра. В подобной ситуации большинство абитуриентов, как правило, забирали документы и поступали в другие учебные заведения, где требования были не такие строгие. Кейт стояла перед выбором: колледж в округе Оранж или в Вашингтоне. Лично она с радостью согласилась бы на любой из них, однако, сердце матери навечно принадлежало Рэдклиффу. Она сказала, что если Кейт предложили вновь сдать экзамены через полгода, значит, она должна это сделать.
Анна Кеннеди наняла дочери репетитора, католического священника. Денег пришлось истратить больше, чем можно было себе позволить, но мать не скупилась, ибо твердо решила, что Кейт закончит Рэдклифф. С Божьей помощью.
Со второй попытки она успешно сдала экзамены, хотя из-за подготовки к ним пропустила целый семестр, однако это можно было наверстать. Ей на всю жизнь запомнились долгие вечера, когда она не видела ничего, кроме унылой физиономии монаха. Зато наградой за ее мучения стала счастливая улыбка матери.
Вечером семья собралась на торжественный ужин. Не обычный, а именно торжественный, со свечами на столе и зажаренным гусем. Кейт дали грудинку, лучший кусок. И овощной гарнир мать положила сначала ей, и самая большая порция лимонного пирога тоже досталась Кейт.
Впервые в жизни она была центром внимания, чувствовала всеобщую любовь. Глядя на старших братьев и младших сестренок, Кейт думала: «Мама любит вас. Она любит вас потому, что вы никогда ее не подводили. Теперь она любит и меня».
Эта мысль наполняла радостью душу Кейт, ведь одобрение матери было для нее самой дорогой вещью на свете.
Итак, она нашла способ пробудить в маме любовь к себе, хотя потребовалось только успешно сдать экзамены. Подняться на ступеньку вверх.
Однако, таких ступенек много, и Кейт Кеннеди чувствовала, что они будут манить ее до конца жизни.
Она заставила себя забыть неприятный эпизод с Бруксом. Ей нужно выжить, это единственное правило в игре под названием жизнь. А жизнь требовала от Кейт стиснуть зубы и вернуться к работе в «Нью-Йорк пост». Она решила вести себя так, будто ничего не произошло. Но затем поняла, что угощать их дармовым пивом уже не сможет. Да и с какой стати?
Чего она ждет от этих газетных псов, которые ведут себя с окружающими так, словно они, по меньшей мере, голливудские суперзвезды? Да кто они такие вообще? Их семьи нисколько не лучше, чем ее собственная. Извилин у них столько же, сколько у нее. Просто они опытнее и удачливее. В какой-то момент им выпал шанс, а ей пока нет.
К своему удивлению, Кейт обнаружила, что с оптимизмом смотрит в будущее. Это было на уровне подсознания, некий инстинкт самосохранения. Да, пока удачи нет, но ей лишь двадцать два года. Жизнь не закончена. И вести себя нужно достойно. Во всяком случае, прислуживать она больше никому не станет. Особенно таким, как Стен Брукс.
Когда они столкнулись в редакции, он, естественно, пригласил ее на кружку пива. Но Кейт его сразу отшила. Без грубости, без нелестных эпитетов, которых он, честно говоря, заслуживал. Просто дала понять, что он ее не интересует. Ни Стен, ни все остальные для нее больше не существуют.
Кейт обедала теперь в одиночестве. Забегала в местный бар и за чашкой кофе с печеньем просматривала свежие газеты и журналы, ловя себя на том, что с неподдельным интересом следит за окружающей действительностью: за репортажами с Уолл-стрит, политическими махинациями в Вашингтоне, даже за перипетиями жизни в Голливуде.
Впрочем, ее увлекали не сами истории, а те ЛЮДИ, о которых писали журналисты. Когда рухнул один из крупных банков, Кейт подписалась на «Уолл-стрит джорнэл» и начала следить за судьбой некоего Аве Хейнмана, президента корпорации, построенной им буквально на голом месте. Потом она выписала «Тайм», «Ньюсуик», «Форбс», «Голливуд рипортер» и даже «Нью-Йоркер». Читая материалы, Кейт незаметно увлеклась людьми, о которых шла речь. Людьми, обладающими властью. Именно они реально управляли страной. Остальные же, вроде кинозвезд, торгашей, упорно называвших себя вице-президентами, и редакторов газет, были на самом деле марионетками. Людьми, танцующими под чужую Дудку.
И однажды Кейт поклялась, что, куда бы ни завела ее жизнь, кем бы, в конце концов, она ни стала, она никогда не уподобится марионеткам.
Шанс представился неожиданно, поэтому, не разобравшись, Кейт его чуть не упустила. Редактор отдела культуры лишился секретарши, уже третьей за год, и охотников заменить ее почему-то не находилось. Последние двадцать лет Фил Майерс заправлял миром кино, словно какой-нибудь русский царь-самодержец, и слыл повсюду настоящим тираном.