Через час мы уже запросто беседовали за узким столом в небольшой темноватой избенке с жарко натопленной печью, где сновало немало приехавшего из Москвы ученого люда. Всем им вскоре предстояло разъехаться по отдаленным уголкам тундры.
О том, что кречеты гнездятся в районе Сопкая, ученым стало известно в конце сороковых годов, когда были найдены их линные перья; видели птиц и в полете. Но первое гнездо на Щучьей обнаружили лишь в 1973 году.
Калякин рассказывал, что, оказавшись на Ямале впервые, он был поражен богатством природы этого края. И решил приехать снова, чтобы построить постоянную базу для регулярных наблюдений, создать стационар. Было ясно, что Ямал стоит на пороге перемен, и уже теперь следовало искать места, которые могли бы пригодиться для дальнейших наблюдений над изменением экологической обстановки.
Его проект создания стационара на Ямале был интересен: под конусообразной, как в ненецком чуме, крышей должны были размещаться жилые помещения и лабораторные подсобки. Но ждать осуществления этого проекта ему показалось слишком долгим. На реке Щучьей Калякин отыскал полуразвалившуюся избу, которая была построена, вероятнее всего русскими купцами, приплывавшими сюда за царской селедочкой. Эта-то изба и стала основанием нынешнего стационара. Избу продал колхоз как дрова, на слом, но Калякин ломать ее не стал, а соорудил над ней крышу. Рядом с избою помещались теперь и баня, и кладовая, и лаборатория, где обрабатывались птичьи тушки, ремонтировались лодочные моторы. На чердаке разместилась удобная спальня. Спали там, по правде говоря, на полу, в спальных мешках, но в сырую ветреную погоду это помещение было если не раем, то все же лучшим жильем, чем палатка.
В результате долгих исследований, выполненных в разные сезоны, Калякин мог сказать: кто, где и когда живет в окрестных тундрах, в каком примерно количестве.
— На Щучьей и ее притоках,— признался он,— мне известно двенадцать кречетиных гнезд. Знаю также, где гнездятся занесенные в Красную книгу белохвостые орланы, канюки, дербники, ястребиные совы... Вам я покажу пять гнезд кречетов,— продолжал он — Больше вы просто не успеете увидеть, И покажу их потому, что надеюсь: это поможет превратить район Щучьей в заповедник. Ямал стремительно развивается. Нефть, газ — все тут есть Недалеко то время, когда сюда хлынет поток туристов, охотников, и, если не создать тут заповедник, трудно будет сохранить гнездовья кречетов, орланов и других редких птиц
Первое гнездо кречетов мы отыскали в тот же день, как начали сплавляться по реке. Три дня провели у гнезда, наблюдали птенцов, но снять взрослого кречета так и не удалось. Дерево стояло на открытом месте, на возвышенном берегу, засидку было сделать негде, а близко к нам кречеты не подлетали. Вот и верь после этого рассказам бывалых специалистов, которые уверяют, что кречеты нападают на людей у гнезда с бесстрашием «зенитных снарядов».
Пришлось искать другое гнездо, и вскоре мы обнаружили его с четырьмя птенцами. Увидев их веселый танец, я подумал, что здесь наверняка повезет. Место было идеальным для устройства засидки. Стоило подняться по склону, как оказывался почти на одном уровне с гнездом.
Неподалеку мы поставили палатку, спутники мои сразу же полезли спать, а я отправился «ночевать» в засидку.
...На небе облачность, но начинает светлеть. Все выше поднимается солнце, где-то цвирикнули проснувшиеся птицы. Появилась и головка в гнезде кречетов. Птенец, поднявшийся первым, растянул веером одно крыло, другое, встряхнулся, взмахнул крыльями несколько раз — и птицы поутру делают зарядку. Почистил перья, разогнал блох; внушительного вида лапой, издали напоминающей жменю мартышки, почистил клюв.
Чья-то светлая тень мелькнула над рекой. Мне показалось, что это чайка-халей. И в тот же миг гнездо ожило. Оглашенно крича хриплыми голосами, птенцы принялись бегать по гнезду, отталкивая друг друга и размахивая крыльями. Кричать они продолжали минут пять, не желая, видимо, согласиться с тем, что спутали свою мать с халеем. Постепенно стали затихать, разбредаться, искать в гнезде недоеденные остатки вчерашней трапезы. Среди птенцов хорошо был заметен самый старший, который, как и водится, был крупнее всех. И самый младший — с более темным, чем у остальных, оперением спины. Грудки у птиц были белыми, с небольшими пестринами, «штаны» — полосатые, присущие всем хищным птицам. А глаза — темные, соколиные.
Я провел в засидке более полусуток. Не раз лихорадочно вскакивал, услышав характерный крик подзывающих мать птенцов. Ожидал, что вот-вот покажется на гнезде желанная птица, но, увы, увидеть ее мне так и не удалось. Наверное, она заметила засидку, разглядела меня. Испугавшись, чего доброго, могла и бросить гнездо — надо было уходить...
Незаметно облака затянули все небо, пошел дождь, начался ветер. Птенцы, как по горке, спустились к краю гнезда, укрылись от ветра. Спрятали головы под крылья и стояли как мраморные кубки. Я вылез из засидки и, не скрываясь, отправился к палатке. Комары, несмотря на дождь, тучей полетели за мной.
Шел и представлял, с каким наслаждением заберусь сейчас в спальный мешок...
«Я нашел гнездо кречетов, а это ли не удача? — думалось мне.— А сколько интересного дали сами поиски? И фильм, наверное, надо будет сделать не только о кречете, но и о речке, где множество птиц нашли себе приют и где непременно следует организовать заповедник».
В. Орлов, наш спец. корр. / Фото автора
Салехард, фактория Щучья
Многоликий Хьюстон
Хьюстонский отель «Шератон». В конце длинного коридора — словно просвет в арке туннеля — залитый полуденным солнцем выход на балкон. А за ним — непривычная для жителей большинства крупных городов США голубизна неба. Насколько хватает взор, расстилается бесконечная равнина, лишь в одном месте вздыбившаяся крутыми бетонными скалами городского центра. То, что громадный город, раскинувшийся на десятки миль вокруг, почти сплошь состоит из маленьких коттеджей,— в диковинку не только иностранцам, но и приезжим из других штатов. Поэтому на смотровой площадке отеля всегда многолюдно.
В шумной толпе туристов выделяется группа девушек. В отличие от южанок, предпочитающих шорты, они одеты в довольно длинные платья фасона сафари, с множеством карманчиков и застежек. Из рук в руки переходит миниатюрная фотокамера — делаются снимки на память. Объектив запечатлевает их радостные лица на голубом фоне. Любуясь видами города, незаметно включаешься в разговор с теми, кто стоит рядом и тоже впервые изучает причудливую геометрию хьюстонских улиц.
— Как вы думаете, что это за развилка на автостраде? — спрашиваю у девушки, облокотившейся на перила.
— Судя по карте, одна дорога ведет прямо на юг, к Мексиканскому заливу, а другая поворачивает на юго-запад, в прерии.
В устах моей собеседницы английский язык заметно отличается от говора южан.
— Меня зовут Джойс Маринелли,— несколько смущенно представляется она.— Мы приехали сюда на летние каникулы, а вообще-то учимся в колледже Кенн в штате Нью-Джерси.
Среди девушек лишь Джойс игнорирует моду на короткую стрижку. Поправляя свои пышные пепельные локоны, она открывает высокий лоб и веселые темно-карие глаза.
— А вы откуда? Неужели из самого Советского Союза? Вот здорово, у меня к вам столько вопросов!
— Что ж, спрашивайте...
— Ну вот, к примеру, правда ли, что администрация советских предприятий и учреждений предписывает своим сотрудникам, где и как проводить свои отпуска?
— Откуда у вас такая информация?
— В газете написано,— словно оправдываясь, Джойс протянула номер местной «Хьюстон кроникл».
Пробегаю статью. Обычная, набившая оскомину чушь о «жестоком авторитарном режиме, подавляющем любое проявление творчества». Между тем узнать о наших достижениях можно и в Хьюстоне, если съездить на экскурсию в Центр управления космическими полетами. Увлекательно, со знанием дела рассказывает экскурсовод этого центра Шерал Хопкинс, например, о совместном полете советских и американских космонавтов по программе «Союз» — «Аполлон». Рукопожатие в космосе стало одним из самых ярких символов разрядки. Оно напоминает американцам, что, объединив свои усилия, США и СССР могут успешно развивать взаимовыгодное сотрудничество, несмотря на коренные различия в общественном строе.
Но вернемся в отель «Шератон». В тот же день, когда мы познакомились с Джойс Маринелли, в холле гостиницы, только двадцатью этажами ниже, открылась выставка-продажа прогрессивной литературы, в том числе изданий, рассказывающих о жизни советских людей. Составленные в ряд три прилавка своим внешним видом явно уступали стендам из полированного дерева в соседнем салоне, на которых тесно выстроились глянцевые журнальные обложки с шикарными яхтами, виллами, автомобилями и полуобнаженными девицами.