Читать интересную книгу Пожарский-3 - Ольга Войлошникова

застукали и не выперли оттуда с треском.

СВОБОДУ КОТИКАМ!

Не знаю уж, то ли Вайна-Пуна и впрямь шарахнул, то ли инеистые великаны исхитрились слепить ответную плюху, но погода внезапно и в короткие дни сменилась с почти летней на почти зимнюю. Пришёл мороз, с дуба, росшего при Академии, слетели последние бронзовые листья. Златая цепь, покрывшись патиной инея, поблёскивала тускло. Манул сидел на своей цепи взъерошенный, словно шарик. К наступлению холодов его, должно быть, усердно раскармливали, чтобы жировая прослойка не давала животине замёрзнуть. Щёки его, и без того объёмные, изрядно раздались вширь.

Я не удержался от возгласа:

— Эк ты, братец, размордел!

— Тамбовский волк тебе братец! — сердито ответил манул.

Я аж остановился:

— Ты разумный, что ли⁈ А чего на цепи?

Манул повозился, переступая с лапы на лапу. Подушечки, видать, мёрзли, потому что он подложил под них свой пушистый хвост:

— Ярена осерчала, за то, что я её Ягой назвал, — кот сердито встопорщил усы: — А чего она? Со смертью играется? В избе на мертвецкой тяге катается? Нога, опять же, костяная? Яга и есть.

— Нога костяная? — удивился я.

— Н-но. Она по молодости, вишь, сильно хотела приятеля своего превзойти, был такой, Дмитрий Пожарский, слыхал, может?

— Как же не слыхать, слыхал.

— Ну, ты уникум! Сейчас молодёжь вообще историю плохо знает, — кот, похоже, соскучился по разговорам. — Все самонадеянные. Ярена вот тоже… была. Она хотела, как тот Пожарский, умственной магией владеть — ан, не совладала. Вишь, мёртвая энергия-то в тело и хлынула. Ух, первые сто лет после того на неё смотреть жутко было…

— Да ну⁈

— Я тебе говорю! Ох, страшна была-а-а, почище Великой магической войны.

— А потом?

— А потом тык-мык, нашла способ выдавливать, значит, наружу этот… как сказать-то? Некроз, что ли? Выжимала из себя по капле. Двести лет назад даже в люди снова вышла.

— Так она жива⁈

— Живёхонька, чё ей сделается! Бегает как магический веник! Из схрона вышла матёрым архимагом, никто уж и не расчухал, что у неё одна нога-то всё ещё мёртвая. А архимаги щас на вес золота, сам знаешь. Её чуть не на руках до академии донесли и почётным ректором назначили.

— А нога?

— А чё нога… Погоди, ещё лет сто, и она мертвячку из себя окончательно выдавит. Сейчас-то одна ступня осталась… Поторопился я. Если б не язык мой болтливый, жил бы себе припеваючи, сметану в столовке жрал…

— Тебя не кормят, что ли?

— Да ко-ормят… Сюда выносят, в миске. Сам понимаешь, шик не тот.

— Сидишь-то долго?

— Сто писят лет ужо.

— С условием, поди?

— А как же, она ж такое любит.

Это верно. Любила Ярена такие шуточки.

— Дай-ка я угадаю. Кто твоё настоящее имя знает, тот тебя и освободит?

— Ну, почти попал.

— С собой заберёт?

— Вот теперь попал. Или из дедов подсказал тебе кто. Раньше-то приходили энтузиасты, с цельными именными списками! Выкрикивают, вычёркивают, — кот покрутил головой, — умора.

— А я ведь знаю, как тебя звать, — прищурился я.

— Ну? — ухмыльнулся кот.

— Смейся-смейся, морда твоя мохнацкая. «Баюн», смею предположить, каждый первый выкрикивает, да всё без толку, потому как не имя это, а прозвище. Ярена звала тебя Мотей. Сидит, поди, в своей некромантской избушке и удивляется: чего это никто сто пийсят лет не может имя «Матвей» выкрикнуть? А ведь когда Змей начал свои опыты проводить, алфавит совсем другой был. И звали тебя, — я наклонился совсем близко и прошептал: — «Модель адамантиевая трансформируемая высокоразумная — 15». Старославянской записью: МАТВЕИ.

Кот словно наэлектризовался весь, разом сделавшись вдвое пушистее. Адамантиевый ошейник распался надвое и брякнулся на снег.

Мотя впился в меня круглыми, как два фонаря, глазами, прошипел также тихо, как я:

— Тебя как звать⁈

— Дмитрий, — чинно представился я. — Пойдёшь ко мне жить? Токмо чур домашних не пугать! Сметану и любые прочие блюда на твой вкус гарантирую, а ты в обмен — песни пой. Дядька у меня шибко старенький, нога хромает. Лечилки еле на день хватает, а из меня маг-лекарь пока… — я развёл руками, — только на поддержание.

— Да уж вижу, — кот окинул меня пронзительным взглядом, чисто просканировал. — Тебе бы тоже моих песен послушать не помешало.

— Так я и не откажусь!

— А дети в доме есть? Я, понимаешь ли, сказки рассказывать люблю.

— Трое!

Кот приободрился:

— Пошли!

Когда мой автомобиль завернул во двор, кот посмотрел на меня искоса:

— Особняк Пожарских?

— Верно.

— Никак, записи первого Пожарского читал?

— Читал, конечно.

Не говоря уже о том, что я же их и писал.

— Молодец! — веско похвалил кот. — Далеко пойдёшь!

ПОДОТЧЁТНОЕ…

Матвей был представлен домашним, незамедлительно очаровал детей, провёл, как договаривались, для всех домочадцев сеанс сольного пения, после которого опасливо поглядывающая на него повариха Осьмуша прониклась к высокоинтеллектуальному кошаку неограниченным доверием и остаток дня баловала его деликатесами.

Наевшись вкусностей, кот помчался играть в прятки с детьми. Ну, в самом деле, как-то психологическую травму от многолетнего сидения на цепи надо залечивать? Прятки для этой цели были сочтены замечательным вариантом. Я ради такого случая разрешил четвёрке бегать по всему особняку, кроме личных комнат.

Однако, история с Мотей так благодушно завершиться не могла.

Не прошло и двух часов, как в особняк примчался взмыленный посыльный из Академии:

— Поручение к студенту Пожарскому от заведующего материальной частью Академии!

— Студент Пожарский завтра на учёбу явится! — отбрил его Пахом, не пропустив дальше самого первого «грязного» ковра у входа. — Подай сюда свою бумажонку. Коли у его светлости время образуется, он посмотреть изволит. Да ступай, нечего тут топтать!

Я по случаю слушал это препирательство из длинной галерейки, в которую привезли наново написанные родовые портреты. Вышел посмотреть на развеску — а тут цирк сверх программы показывают!

Нога у Пахома после Мотиного концерта вела себя куда лучше обычного, и он так резво принялся теснить посыльного, что и на улицу выпер бы, если бы тот не вцепился в дверные створки.

— Погодите! Я не… — сдавленное пыхтение, — не могу… вер… нуть… ся… без… кота!

— Руки убери, теребень непонятливая! Все узоры изляпал!

— Да погодите же! Ваша светлость! Ваша светлость!!!

— Щас! Князь