гудение старого теткиного баяна, если нажать на нижнее фа и медленно потянуть, расправляя отсыревшие меха.
Книга была рядом. Сашка чувствовал ее, но не находил. Уже быстрее он мысленно оглядел, приникая к каждому предмету, горницу, теткину комнату, кухню, двор. Безрезультатно. И это казалось тем более удивительным, что, пользуясь способностью концентрироваться, он умел находить любые утерянные или убранные вещи. Сашка еще раз постарался дотянуться до всех укромных уголков дома и внезапно наткнулся на темное пятно. Ничего не исходило оттуда, но поиск пятно чувствовало.
— Товарищ солдат!
Сашка открыл глаза и увидел перед собой Илью Степановича, который насмешливо улыбался и протягивал кухонный нож.
— Изволите спать на посту? Ну-ка, выполните одну из главных мужских обязанностей! Порежьте, пожалуйста, хлеб.
Сашка кивнул, взял нож, встал к столу. Хлеб, лежавший на согретом мартовским солнцем подоконнике, приятно хрустел под пальцами. Парила откинутая на тарелку картошка. Поблескивали среди укропных венчиков соленые огурцы. Сашка отрезал один кусок, второй, надавил сильнее и выронил нож! Лезвие переломилось внутри деревянной ручки, вывернулось на заклепке и острым краем рассекло мякоть ладони между указательным и большим пальцем.
— Э-э, как ты неловок! — воскликнул Илья Степанович, выхватывая у Сашки окровавленный нож.
— Что случилось? Родненький мой! Как же так? — запричитала вбежавшая со двора тетка.
— Все в порядке, — попытался успокоить ее Сашка, поднимая руку, чтобы остановить кровь. — Нож сломался.
— Да что же это такое?! Беда за бедою! — заплакала тетка, выдвигая ящик буфета и копаясь среди пузырьков и таблеток. — Прямо как напасть какая!
— Это разве беда? — не согласился Илья Степанович. — Это еще не беда. Для настоящего мужчины — комариный укус. Да и урок. Держи кухонную утварь в порядке. Как оружие.
— Какое оружие? — причитала тетка, заматывая Сашкину кисть найденным бинтом. — Я этим ножиком чего только не резала, мясо мороженое рубила, а приехал Сашенька, он тут же сломался. Разве не напасть? Ну, как, нормально? — она тревожно заглянула Сашке в лицо.
— Нормально, тетя Маша, — улыбнулся в ответ Сашка, потирая забинтованную ладонь. — Видите, оказывается на гражданке опасней, чем в армии.
— Ты просто в армии еще пока настоящей не был, — заметил Илья Степанович, насмешливо хмуря брови. — Похоже, Марья Алексеевна, тесак ваш свое отслужил. Выбрасывать надо.
— Чего это выбрасывать? — не согласилась тетка. — Ты его, Илья Степаныч, во дворе на полати положи. Я ручку изолентой обмотаю, он еще сгодится. Хоть в огороде что порезать, хоть за грибами сходить.
— Как знаете, — покачал головой Илья Степаныч и вышел во двор.
— Ну, — тетка посмотрела в глаза Сашке. — Успокойся. Ты хоть не признаешься, но я вижу, трясет тебя всего. Мамку твою не вернешь, а жить надо дальше. А то я так тебя одного и дорогу переходить не пущу. И будь аккуратнее. Один ты из Арбановых остался. Папка твой всегда говорил: главное — чтобы род ваш не угас. Так что я вроде как единственная ответственная теперь за всех Арбановых перед богом. Может быть, мне тебя в армию-то дослуживать не пускать?
— Ну, уж конечно, — грустно отшутился Сашка. — Давайте-ка лучше поедим, а то уж больно из твоих кастрюлек, тетя Маша, хорошо пахнет.
— И то дело! — улыбнулась тетка. — Наливаю тогда. Сходи-ка во двор, что-то там Илья Степанович задержался, поторопи его к столу.
Сашка кивнул, вышел во двор и увидел возле поленицы дядьку. Илья Степанович лизал выпачканное в крови лезвие. Услышав скрип двери, он оглянулся, криво усмехнулся и, протянув в Сашкину сторону руку, резко сжал ее в кулак.
7.
Сашка почувствовал боль в запястьях раньше, чем пришел в себя. Точнее, именно боль вытащила его из забытья. Запястья горели пламенем, ладони саднили, невыносимо ныли плечи и локти. Сердце билось тяжело. Слабость пронизывала все тело. Но Сашка все-таки открыл глаза.
Он висел на бельевых шнурах. Тускло поблескивал металлический крюк, на котором когда-то качалась люлька отца. Темнели окровавленные ладони. Подтеки тянулись по рукам к груди. Сашка скосил глаза вниз. Кровь темными брызгами покрывала пол, до которого он доставал только носками.
— Очнулся? — это был голос Ильи Степановича, только более грубый и властный.
Сашка поднял голову. Теперь дядя уже не казался стариком. Широкоплечий седой мужчина неопределенного возраста рассматривал Сашку без тени сожаления, ненависти или любопытства.
— Пей, — дядя ткнул ему в лицо банку с водой.
Сашка начал жадно пить. Илья Степанович отбросил пустую банку в угол и сказал, спокойно глядя ему в глаза:
— Вот уж не думал, что придется подавать пить арбановскому выкормышу. Смотри!
Он взял Сашку за подбородок и показал. На полу у рукомойника ничком лежала тетка.
— Видишь? Слушай меня, Арбан. Внимательно. Жизнь человека не стоит ничего. Она гаснет как спичка. Я сжимаю кулак, и сердце перестает биться.
Илья Степанович показал ладонь и начал медленно сжимать кулак. Сашка вновь почувствовал на сердце стальные пальцы и забился, задыхаясь, на веревках.
— Ты понял? — спросил Илья Степанович, когда холодная вода привела Сашку в чувство.
— Кто… вы? — задыхаясь, прошептал он.
— Я тот, кто есть, — ответил Илья Степанович. — Я убил твоего деда, я убил твоего отца, я убил твою мать. Я дождался бы, когда у тебя родится сын, и убил бы тебя, но кровь Арбана проснулась в достаточной мере уже в тебе. Я ждал и скитался тысячи лет. И вот дождался. Жаль, что не удалось посчитаться с самим Арбаном. Он выбрал участь смертного. Я не застал его. Ты несмышленая тварь, но сейчас у тебя и этой женщины появился шанс остаться в живых. Только не думай о моем милосердии. Так вышло, что ты мне понадобился живым.
— Что… вы… хотите? — прохрипел Сашка.
— Я хочу уйти из этого мира, — сказал Илья Степанович. — Уйти туда, куда мне нужно попасть. Это как раз то немногое, что я не могу сделать сам. Думаю, ты тоже хочешь, чтобы я ушел.
— Что…? — попытался спросить Сашка.
— Не говори ничего, — прижал палец к его губам Илья Степанович. — Думай. Я услышу. У тебя осталось мало сил. Так же, как и крови, — он засмеялся. — Я знаю, что ты подумал, когда я пробовал кровь. Знаешь ли, у меня не было возможности сделать ее анализ иначе. Она