Читать интересную книгу Грааль как символ и надежда - Артемий Балакирев

«Ни одним другим поэтом Средневековья германистика не занималась с подобным жаром, как Вольфрамом фон Эшенбахом и его произведениями, и в первую очередь „Парсифалем“», — писал в 1966 году Хайнц Рупп.

Надо сказать, что этот интерес не угас и по сей день. Лично я благодарен Эшенбаху не только за историю чудесного Грааля. Нет, я в восторге читал строфы его поэмы, описывающие замок Люцифера. Потому что это тоже загадка Грааля. Загадка и символ, однако скрытый, потаенный.

Клинкор и Иблис

Об этом сюжете, связанном с легендами о святом Граале, упомянуть просто необходимо.

Был ли хозяин волшебной крепости из историй о Граале тем самым павшим ангелом, что так страстно ждет часа своего спасения?

Обратите внимание на систему Эшенбаха. Когда он говорит о различных планетах, то обязательно употребляет арабские названия. Например, Венеру он называет Аллигафиром, то есть Аль Лукафиром — Люцифером. Утренней звездой. В тексте Эшенбах упоминает и о другом, не совсем звездном Люцифере, легендарном вожаке павших ангелов. Ведь «благодаря» ему Грааль попадает на землю. И именно от судьбы Люцифера мудрец Треврицент предостерегает Парсифаля. Последний, правда, и не думает прислушиваться к нему и находит Грааль.

Когда Парсифаль успешно завершает свои поиски Грааля, Треврицент более не понимает мир. Еще никогда Грааль не обретали силой. Только после этого он рискует рассказать Парсифалю кое-что интересное. Об этом он умолчал при их первой встрече: о судьбе ангелов, оставшихся нейтральными во время космической битвы между Богом и Люцифером. Эти ангелы были прокляты на все времена.

Не кажется ли вам это несколько противоречивым? Лично у меня сразу же возникает вопрос: откуда Тревриценту вообще известно об этом? И потом, сам-то Парсифаль ни в коем случае не остается нейтральным. Наоборот, он отвергает прорицания волшебницы Кундри, что, мол, он тоже проклят и его ожидает ад, — восстает и побеждает. Вот что заявляет Парсифаль у Эшенбаха:

Бог? Да что там Бог! Если бы Он воистину был всемогущ… Я служил Ему как верный Его вассал, надеясь заслужить Его милость. Но теперь я отказываюсь служить Ему. И если Он способен на вражду со мной, я готов ее принять.

Довольно смелое, даже люциферовское замечание, не правда ли?

Если уж даже Парсифаль, которого Треврицент сравнивает с Люцифером, смог победить свою судьбу, то почему должны быть прокляты оставшиеся нейтральными, неприсоединившимися ангелы?

Возможно, Эшенбах осмелился на очень дерзкое для его времени утверждение: если уж Парсифалю удалось преодолеть судьбу, то почему бы не дать второй шанс Люциферу?

Один аспект его «Парсифаля» скорее всего предполагает именно эту возможность: это история Клинкора. Великий немецкий композитор Рихард Вагнер прекрасно понял, что с этим персонажем связано нечто дьявольское. У самого Вольфрама фон Эшенбаха Клинкор напоминает дьявола из мифа о сотворении мира, бытовавшего в секте богомилов в Византии. В наказание Бог лишил этого дьявола сил, в данном случае выраженных в способности плодиться и размножаться. Эшенбах предполагает, что только наказание Клинкора стало толчком к обретению знаний, то есть Познанию. Двойной пол Люцифера, который одновременно является и Венерой/Утренней Звездой, иллюстрируется у Эшенбаха посредством имени партнерши Клинкора — Иблис. Иблис, вернее, Эблис есть не что иное, как еще одно имя Люцифера. Взято оно Эшенбахом из исламской мифологии, с которой поэт, судя по его привязанности к арабским наименованиям, был отлично знаком.

Следует признать, что ни один другой поэт Грааля не заходил столь далеко в своей дерзости, как Эшенбах. В большинстве историй о хозяине волшебной крепости говорится крайне невнятно. Разве что Кретьен де Труа пишет, что был тот одноног и хромал; типичный атрибут дьявола — именно хромота. Можно провести параллели между этим одноногим хозяином волшебной крепости и богом Сатурном: последнего довольно часто сравнивали с чертом. По крайней мере, в христианском Средневековье [4]. Однако до сих пор мы рассматривали только связь между падением Люцифера и падшим Клинкором. А ведь мы хотели понять, возможно ли для него возвращение к Богу?

Во всех историях Грааля, в которых упоминается волшебная крепость мага, того самого, которого Эшенбах называет Клинкором, ее завоевание представляет своего рода вызов. Иногда даже кажется, что Клинкор ждет своего завоевания. И совсем не собирается бороться с помощью магических трюков. У Кретьена де Труа одноногий хозяин сидит перед крепостью и что-то вырезает из дерева. Он не может создать ничего нового, только придает форму имеющемуся под рукой материалу. Кретьен ясно дает понять, что в волшебной крепости отсутствует творческо-созидательный элемент. Здесь нет даже взрослых мужчин; помимо женщин, в ней живут только юноши, которым еще предстоит стать рыцарями. Так, может, Гавейн, ставший завоевателем волшебной крепости, это альтер эго Парсифаля? Он является не просто освободителем женщин и пажей, но и своего рода спасителем для Клинкора? Это объяснило бы, почему во многих интерпретациях именно Гавейна называют солнечным героем: его физические силы зависят от положения солнца на небе. Только такой солярный герой мог принести свет в окружающую Клинкора тьму.

Из «Псевдопарсифаля, создания благородного рыцаря Галахада»:

…Симон и Парсифаль по южной лестнице покинули пещеру и направили стопы свои в близлежащий лес. Дыхание солнца отражалось в лужах на дышащей матери-земле, а теплые капли утренней росы покрывали лица мужчин.

Симон заговорил с Парсифалем:

— О твоем прибытии сообщила мне посланница Бога. Она явилась мне в золототканых одеждах неописуемой красоты и принесла мне весть о скором твоем прибытии. Твое наследие — сокровище любви, чаша, ведь так? — И Симон в задумчивости вгляделся в черты Парсифаля.

— Не только чаша, но и камень, — заметил прекрасный ликом рыцарь Грааля.

— Да. С давних пор камни были нашими союзниками и хранителями мудрости всех времен, будь то знание этого мира или мира вышнего. Камни — хранители мистерий, говорят Мудрым и молчат пред Незнающими. А ты везешь с собой камень мудрости.

В старой дубовой роще утро просыпалось во всей красе Творения, и солнце уж странствовало по небосклону.

— Тот Бог, которому я поклоняюсь, учил меня делить хлеб и вино, — проговорил Парсифаль, обращаясь к Симону. — Я делю хлеб с тобой, Симон, ибо хлеб есть символ учения любви, тайны которого тоже хранит в себе чаша-камень.

Герой Грааля

Думаю, рыцарское наследие Грааля еще долго придется осмысливать. Ведь читая эти глубоко символические истории, поневоле задумываешься: а каким должен быть главный герой? Он способен выразить идеалы земного и небесного воинства? Суждено ли ему обрести Грааль? Герой Грааля обязательно ищет. Всякие поиски — особая задача, выполнить которую по силам только одному конкретному рыцарю. Парсифалю не удалось решить ее с первого раза — он не смог задать роковой вопрос во время своего первого появления в замке, а Гавейну еще предстоит оправдываться в убийстве своего спутника-рыцаря. Закономерность поисков напоминает предопределенность миссии Христа в мире.

Ничего удивительного в этом нет. Дело в том, что в средневековом сознании Христос ассоциировался с рыцарем, который только и делает, что сражается за искупление мира.

Христос — рыцарь, потому что искупает, а ищущий Грааль — рыцарь, потому что обретает путь к священному символу.

…поистине, никто не сможет обрести Грааль, за исключением того, кому волей Неба предназначено найти его.

Путь Христа предопределен небесами, путь рыцаря Грааля уготован Граалем, который в средневековой системе ценностей тоже считался посланцем небес, «камнем» со звезды, «небесным потиром».

Часть 3 Сумерки древности

Тамплиеры и Грааль

Когда занимаешься историей тамплиеров, не стоит забывать, что, согласно преданию, именно тамплиеры стали первыми обладателями тайны священного Грааля, как бы он ни истолковывался — от раритетной чаши, из которой давал пить вино своим ученикам Иисус Христос во время Тайной вечери и в которую потом собрали кровь распятого Спасителя, до некоего тайного знания, наиважнейшего для человечества.

Кстати, тот факт, что тамплиеры обладали некой важной информацией, от которой, возможно, зависело благополучие Католической церкви, во многом объясняет то отношение, граничащее со страхом и завистью, которое испытывали к ордену и верховные служители Церкви, и могущественные монархи сверхдержав. Несомненно, храмовники держали всех в своем крепком, закованном в металл доспеха кулаке. И именно это в конечном итоге погубило их…