Читать интересную книгу Грааль как символ и надежда - Артемий Балакирев

Берлинский германист Иоахим Бумке рассматривает другую возможность. Он считает, что lapsit exillis произошло от lapis exilli, что может означать «камень Исхода», или же от lapis exulis, то есть «находящийся далеко от родины камень».

Другие исследователи видят в lapsit exillis «камень небес», «небесный камень». Бодо Мергелль, например, утверждает, что это сокращение lapis lapsus ex illis stellis, в переводе означающее «камень, сошедший со звезд».

Есть множество противоречивых мнений, истолкований и переводов — и все они связаны с одним-единственным понятием: «Грааль». Наверное, все это неслучайно. Бодо Мергелль даже напишет:

Вольфрам фон Эшенбах сотворил тайну, исполненную многозначности и сокровенного смысла поэтическую шараду.

Из «Псевдопарсифаля, создания благородного рыцаря Галахада»:

…Взгляд королевы величественно скользил по рядам коленопреклоненных подданных. А потом складка гнева исказила нервный, жестоко изогнутый рот ее.

— Кто здесь Парсифаль, а кто Иосиф Аримафейский? — изрыгнула королева вопрос, словно жег он уста ее.

Один из коленопреклоненных придворных ответил с трепетом душевным:

— Тот высокий светловолосый юноша с зелеными глазами и есть Парсифаль. Люди восторженно внимают словам его и тому, что говорит Иосиф Аримафейский. Словно мед, сладки новости из дальних стран…

— Парсифаль, — с ненавистью повторила королева. — Пусть убираются из земель моих прочь.

Вот отчего продолжили мы путь на юго-восток.

В туманной дымке выросла маленькая деревня, дома которой сложены были из зеленовато-коричневых камней, из труб вился дымок, приглашая на трапезу.

У дверей дома стояла старуха, настороженно поглядывая в нашу сторону. Маленькая желтая птаха суетливо щебетала в кустах, и, казалось, немолодая женщина прекрасно понимала ее речи. Мы подошли и вежливо поклонились, уважая преклонный возраст селянки.

— Зовите меня Гайлой, — проговорила старуха, ткнув пальцем в сторону кособокой лавки у очага. Огромный, крестообразный шрам рассекал ее лоб, даже седые пряди волос не скрывали застарелой раны.

Она наполнила плошки похлебкой и протянула нам по куску хлеба. Мы с благодарностью приняли скромное ее подношение. Молча вкушали пищу, наслаждаясь теплом очага. А потом Иосиф Аримафейский заговорил с Гайлой, решив объяснить ей причину нашего путешествия.

— Мы путешествуем вдоль английских берегов, рассказывая историю чудесной чаши и хозяина ее. Мы трое были свидетелями чудесного воскрешения в далекой Иудее, о нем и свидетельствуем в разных странах.

Долго рассказывал он старухе о жизни Воскресшего, о нашем пути в Англии, где мы уже столкнулись с множеством жестокостей и несправедливостей властей предержащих.

А потом настал черед Гайлы поведать удивительные вещи. Маленькая часовня скрывалась глубоко в лесу, окруженная древними дубами. Гайла накинула на худые плечи шерстяную шаль и решительно повела нас к потаенному святилищу.

Яркий свет внезапно чуть не ослепил наши глаза. У алтаря, что стоял в центре святилища, горело множество лампад. Двенадцать согбенных людей славили милость Божью.

Выложенные мозаикой каменные ступени привели нас в подземный грот, что скрывали стены часовни.

— Симон, к тебе пришли, — произнесла Гайла. — Думаю, их ты давно ожидаешь.

Старый Симон с улыбкой обернулся к нам. Иосиф Аримафейский вынул из глубоких складок одеяния чашу. Святой Грааль бесконечной чистоты и любви. Руки Симона задрожали в почтительном восторге, и он прикоснулся губами к священному сосуду.

— Как хорошо, что вы нашли меня, — заговорил он.

По подземному ходу Симон повел нас в каменную пещеру. Запахи тончайших благовоний и трав, что хранились в льняных мешочках, наполняли все пространство. Парсифаль тут же вспомнил сестру свою Элеанор, обожавшую подобную игру ароматов. Здесь мы решили побыть некоторое время, чтобы затем вновь отправиться в непростой путь.

Одержимые святым Граалем

Вольфрам фон Эшенбах и Кретьен де Труа действительно сумели породить великую загадку. Они написали о чудесном, фантастическом и недостижимом сокровище, способном увлечь и поразить даже наш современный мир хаоса. Но только ли удивительной идеей является Грааль на самом деле? Или просто литературным измышлением? Честно говоря, однозначного ответа дать, увы, невозможно. Хотя бы потому, что и Кретьен де Труа, и Робер де Борон предлагают совершенно иное описание Грааля, нежели тот же Вольфрам фон Эшенбах.

Так, Кретьен пишет о чаше, чей свет затмевает сияние лампад.

Грааль был из чистого, тонкого злата. Бесценные камни различных пород усыпали Грааль, самые богатые и драгоценные из тех, что существуют в морях и недрах земных.

У Робера де Борона Грааль вновь называют чашей. Вот что мы читаем:

— Что же сказать нам о чаше, кою мы лицезрели и которая явилась — и остается доселе — в очах наших столь приятной, что мы тотчас забыли все свои скорби? Как подобает нам называть ее?

— Те, кто хочет называть ее по имени, по праву могут звать ее Граалем, который приносит столь неизреченную радость и утешение всем, кто пребывает поблизости от него, что они чувствуют себя как рыба, коей удалось выскользнуть из рук человека и нырнуть в глубину морскую.

Вольфрам же более сдержан в описании Грааля. Он говорит лишь о чудном камне, зовущемся lapsit exillis и Грааль.

Если Грааль и в самом деле, как пишет Эшенбах, был камнем, к тому же «камнем, упавшим с небес», то прежде всего на ум приходит метеорит. Ведь в действительности в мире существуют метеориты, почитаемые как священные камни многими религиями: чего стоит «черный камень» Каабы в Мекке. По легенде, его передал Аврааму архангел Гавриил, чтобы потом камень использовали для строительства храма в Мекке. Вольфрам фон Эшенбах (а об этом говорят многие его современники) мог услышать эту историю и описать Грааль как чудесный камень.

Как заманчиво простое объяснение сути Грааля! Вот только, к сожалению, непонятно, как же этот необычный камень был в состоянии даровать пищу, почему его украшали драгоценными камнями и золотом, как пишет Кретьен де Труа? К тому же людям европейского Средневековья было абсолютно чуждо представление о том, что камни могут падать с небес на землю (даже «черный камень» Каабы был принесен архангелом: в представлении мусульман он не просто так упал с небес).

Столь же непросто принять на веру легенду о том, что Грааль — это всего лишь мифический самоцвет, выпавший из короны Люцифера во время битвы с ангелами. Вот что написано в первой средневековой редакции «Вартбургских войн»:

Должен ли я поведать о короне, сделанной шестьюдесятью тысячами ангелов? Хотели они Господа Бога нашего с небес изгнать. Зри, человече! Люцифер, твоей была корона та… Святой Михаил гнев Божий видел, мучимый высокомерьем отпавшего. Сбросил он корону с главы его (Люцифера), и камень выпал из нее, чтобы на земле предстать камнем Парсифаля.

Бодо Мергелль придерживается иного мнения. Он считает, что, описывая Грааль, Вольфрам фон Эшенбах имел в виду некий алтарный камень. Вот что пишет Мергелль:

То, что достаточно небольшие алтарные камни (altare portatile) существовали вплоть до XII столетия, известно всем ученым.

Но как тогда быть с описанием Грааля как чаши? Что это за чаша? Возможно, поднос, на котором вынесли отрубленную голову Иоанна Крестителя? А может, Грааль — это чаша, из которой пили во время Тайной вечери Иисус и двенадцать апостолов? Согласно легенде, именно в эту чашу Иосиф Аримафейский собрал кровь распятого на кресте Спасителя. В тексте Робера де Борона мы читаем следующее:

Сие сосуд, в который была собрана бесценная кровь нашего Господа, когда был прободен копьем он, и ежели желаете услышать вы о том поболее, я расскажу вам всю правду.

Нам, людям XXI века, не так просто понять, отчего чаша может иметь подобное значение. Но люди Средневековья мыслили по-другому, ими владели иные фантазии и верили они иначе, нежели мы. Те люди нуждались в моральной опоре. И находили ее во всевозможных реликвиях, старались повсюду изыскивать, хранить и почитать вещи, относимые к временам Христа или же эпохе первых апостолов. Тогда Бог становился им чуть ближе, более реальным.

Средневековье буквально пропитано верой в чудесное. Подобно тому как индейцы охотились за скальпами белых людей, в Средневековье охотились за реликвиями. Чего стоит Туринская плащаница, к примеру. Впрочем, реликвии далеко не всегда были подлинными. Существовало огромное количество фрагментов креста, на котором распяли Иисуса. Если сложить их вместе, получилось бы, самое малое, три огромных распятия. Точно так же дела обстоят и с «гвоздями», которыми Иисуса прибивали к кресту, с «терновым венцом», надетым на его голову, «яслями из хлева Вифлеемского». Ценились даже «пеленки младенца Иисуса», «губка», которую подносили к губам распятого Христа. Особенно забавными кажутся «молочные зубы» Иоанна Крестителя, выставляемые в Венском Хофбурге, или — слегка подсохшие — капли «молока Девы Марии», а также «перо из крыла архангела Михаила», демонстрируемое Католической церковью. Мусульманские торговцы Средневековья быстро смекнули, что ищут в Святой земле крестоносцы и паломники: контакта с эпохой, в которой жил и творил Иисус Христос. А потому с великой радостью мошенников торговали «святым товаром»: всевозможными реликвиями. Одновременное появление нескольких копий Лонгина и чаш Христа приводило к смущению и даже совсем несвятым ссорам между христианскими общинами, приходами и целыми городами, но в самом факте преклонения перед реликвиями ничего не меняло. И даже сегодня, в начале XXI столетия, «фрагменты» некоторых святых все еще развозятся и демонстрируются по всему миру.