— Дам не хватает! — пожаловался занятый добавкой Ваня. Ввиду того, что рот его был набит тортом, фраза прозвучала как «Вам ве вафаеф».
— Было бы желание, парни, было бы желание! — Кира уже рылась на полке в поисках подходящего диска. — Кто-нибудь танго умеет?
Умеющих не нашлось. Только Михаил зачем-то вставил:
— Кстати, танец танго родился в бедных районах Буэнос-Айреса в конце XIX века…
— Или все-таки поиграем? — не унималась Кира.
— Игривая ты наша! — брякнул кто-то.
— Кира, ну хватит уже об одном и том же! — взмолилась Вера. — Дай людям поесть спокойно! Миш, добавки хочешь? Не стесняйся! А ты, Ваня? Тоже не стесняйся! Возьми третий кусочек, бог троицу любит! А ты… извини, опять забыла, как зовут…
В комнате заиграл медляк.
— Кавалеры приглашают дам, дамы им не отказывают! — выдала Кира фразу из какого-то фильма.
Она кокетничала изо всех сил, стараясь компенсировать стеснительность сестры, но гости никак не желали подниматься с мест: то ли настолько отяжелели, то ли смущались из-за малого количества партнерш и уступали их друг другу из мужской солидарности. Пришлось Кире взять на себя роль аниматора: схватить за руку оказавшегося рядом «кавалера», стащить его со стула и начать топтаться по ковру в обнимку с ним. Три минуты, которые длился танец, оставшаяся за столом компания сидела молча, пораженная смущением и чувством крайней нелепости происходящего.
— Это сколько ж ментов родилось![1] — прервал тишину выпущенный из лап Киры партнер. — А мы тут неплохо размялись, теперь можно еще чайку!
— Ну народ! Будем танцевать или будем киснуть? — раздраженно спросила Кира. — Колька, слышь? Отрывайся от стула!
Второй танец, равно как и первый, состоялся лишь для одной пары. Только на третью мелодию, когда, перед тем как пригласить Ваню, Кира оглядела всех собравшихся, особенно сестру, свирепым взглядом, Миша решился подойти к имениннице, и они закачались под пение Селин Дион.
— Такого дурацкого дня рождения у меня не было никогда в жизни! — жалобно прошептала Вера. — И ведь чувствовала, чувствовала, что не надо ничего устраивать!
— Да, как-то не очень удачно все складывается… — ответил Михаил.
— Спасибо, что хоть пригласил! А то все эти «танцы» для одной пары были сплошным идиотизмом! Я думала, провалюсь от стыда!
— А я вот заметил, что ты начинаешь проваливаться, и решил прийти на помощь!
— Ты настоящий друг…
— Главное, будь смелее! Может, еще все удастся? — Михаил подмигнул. — В случае чего я помогу!
— Поможешь? Чем?
— Намекну тому, кого ты выберешь, что надо поцеловать тебя.
По окончании третьего танца Вера засобиралась на кухню — ставить чайник.
— Какой еще чайник!? — недовольно воскликнула сестра. — Именинница не должна никого обслуживать! Правда ведь, Миша?
Миша понял намек и отчалил на кухню.
— Ну вы тут пейте чай, а мне, пожалуй, пора, — неожиданно сказал один из гостей.
— Да и я, пожалуй, пойду, — добавил его сосед.
— Никаких пойду! Счачала мы поиграем! — объявила Кира стальным голосом. — И возражения не принимаются!
«Сейчас или никогда, — поняла именинница. — Немедленно, иначе они разбегутся!».
— Шахматы? Шашки? Чапаев? Лото? Домино? Викторина? Карты? — спрашивала распорядительница праздника.
Из коридора высунулась голова Михаила:
— Кстати сказать, — заявила она. — Игральные карты родом из Китая, а в средневековой Европе их называли «молитвенником дьявола». А первые масти были не те, к которым мы привыкли, а мечи, кубки, монеты и жезлы…
— У ы фто? — спросил Ваня, жующий четвертый кусок.
— Да так… Ничего, — миролюбиво ответил ему Михаил.
— Вот ы ны уфныфай! Уфный выфолфа!
— Вань, Вань, ну не надо! Он не умничает! Он про это говорит, потому что ему интересно! — заволновалась Вера.
— А мне неинтересно! — зашумел Иван, кончив жевать.
Именинница тут же шлепнула ему на тарелку пятый кусок торта, чтобы он поскорее занял рот и замолчал.
— В карты — так в карты! — объявила Кира. — Только сначала надо решить, на что.
— Денег нет! — заявили из-за стола.
— Раздеваться не буду! — прибавился другой голос. — У меня трусы некрасивые!
— Сейчас предложат на желание, смухлюют, выиграют и закажут какое-нибудь невозможное безобразие! — поддержал третий гость. — Знаю я этих девчонок!
— Может, на торт сыграем? — предложил Ваня. — Если выграю, то унесу домой все, что от него осталось!
— Да ладно вам, парни, что вы глупости говорите! — развязно вклинился Миша, забыв о том, что он младший в компании. — Вон какие тут девчонки красивые сидят, а вы не знаете, на что играть! На поцелуй надо, на поцелуй! Мы играем с вами десять конов и тот, кто будет лучшим по итогу, получает право поцеловать именинницу… если она не против.
Вера сидела вся красная как помидор. Сказать, что она не против, было бы ложью, сказать, что против — означало испортить план сестры и сделать напрасными столькие мучения. Оставалось только молчать.
— Молчание — знак согласия, — сказал Миша. — В дурачка, да?
Парни начали играть.
Десять конов обещали занять как минимум час времени, и Вере совершенно не улыбалось сидеть и наблюдать за игрой все это время.
— Я пока выйду, освежусь, — сообщила она.
Выбралась из-за стола, дошла до туалета, умылась. Потом долго рассматривала в зеркале свои губы, которым остался час быть нецелованными, и гадала, станут ли они после поцелуя выглядеть по-другому.
Когда Вера возвратилась в комнату, то увидела там Колю, обхватившего за талию сестру.
— Эй, не тот, кто первый выйдет, а тот, кто по итогам десяти конов! — воскликнул Михаил. — И не Киру, а Веру!
— Отстань, зануда! Кирка, пошли, выйдем! — сказал Коля и утащил сестру в коридор.
Остальные бросили игру и засобирались домой. Через десять минут, кроме Веры, в комнате остались только Миша, собиравший посуду, и Ваня, заворачивавший шестой кусок торта в салфетку.
В десять вечера Киры, отправившейся гулять с выигравшем неизвестно чей поцелуй Николаем, еще не было. За время ее отсутствия Вера получила возможность вволю поплакать в общей комнате сестер. К тому времени, как раздался звонок в дверь, слезы уже высохли, но лицо все еще оставалось красным и распухшим.
— Нагулялась! — буркнула Вера, слезая с кровати и отправляясь открывать. — Сейчас мне еще и выговаривать будет… Кто там?
— Сосед пришел к вам, барышня! — раздался Мишин голос.
Именинница открыла.
Михаил взглянул на нее по-деловому и еще более самоуверенно, чем обычно.