первая мысль его озарила: «Какой стыд!».
Он увидел на кресле спящего Твардовского, тот бормотал во сне:
– Она будет моя и только моя.
– Что-что, простите?
И в это самое время проснулся с недовольным лицом Твардовский.
– Ничего б я не хотел. – хотел было уже оправдаться.
Нерукавин сев на кровать, закрыв руками лицо начал стонать, от чего у Твардовского сидящего на кресле, становилась кислая мина.
– Какой стыд, какой позор, чтобы жена… О, боже, я никогда себе этого не прощу.
– Да что Вы?! Это я виноват, это я Вас позвал.
– Да нет же, я ведь все-таки согласился.
– Нет, друг, твоей вины здесь нет, здесь моя вина.
Пока Нерукавин продолжал свою унылую речь, Андрей Семенович про себя думал, постукивая нервно пальцем об стол, о том, что же теперь делать дальше. Может идти и утешать госпожу, в эту пору самое время будет. Вдруг Нерукавин о чем-то его спросил.
– Что-что? – вышел из дум Твардовский.
– Вам я слыхал надо ехать.
– Да, прощайте! – Твардовский нагло вышел.
Но Нерукавин настолько был удручен бедой и даже не заметил обидной выходки прямолинейного подлеца. Он просто махнул рукой. Нерукавин поныл в своей спальне, набравшись сил попросить прощения у госпожи, но какое было состояние, когда он узнал от служанки, что по утру госпожа с ребенком покинули дом. Нерукавин пал на кровать, лицом уткнувшись в подушку, кулаками стуча, громко рыдал.
8
Зачем нужно было покинуть Нерукавина, за этим Твардовский и сидел в казарме, у него была назначена встреча с командиром роты, где и служил Милон. Но из-за опоздания Твардовскому пришлось ждать, он смотрел на проходящих мимо солдат и вдруг, рядом на свободное место подсел солдат, лет двадцати пяти, чуть курносый, с усами, хорошего телосложения. Это и оказался Милон, он узнал Твардовского.
– Рад вас приветствовать, Андрей Семёнович.
Тот сразу ничего не ответил, но почтив это за неуважение, все-таки сказал:
– Да, рад вас приветствовать! – и отвел глаза.
Далее после такой холодной встречи, Милон не стал продолжать разговор и закончив минутное молчание, он резко ответил:
– Ну, извините меня, мне пора идти.
Милон мигом покинул Твардовского, тот в свою очередь пронизывал взглядом его спину. На встречу попался Любов, который в свою очередь заскочил взять бумаги и отправиться за город. Таковы были его близ лежащие планы.
– Здравствуйте, Андрей Семенович! Здравствуйте! – а сам уловил пронизывающий взгляд Твардовского на Милона, но сделал вид, что ничего не заметил.
– Здравствуйте! – и подумал: «Что вы сегодня, как снег на голову свалились». Не вставая протянул ему руку, Любов присел рядом.
– Как там Петр Афанасьевич? А то не успею его напоследок проведать, – с вежливым тоном.
– Но все же, не сложно представить, если ему жена изменила. Как он должен себя чувствовать?!
– Да-да, а то кучер мой сообщил, что утром госпожа Нерукавина отправилась с багажом. Мало ли чего там стряслось. Извините конечно, за нескромность, не бросила ли она его? – Любов будто специально его провоцировал и прекрасно понимал, что задает эти вопросы не зря.
– Как? – Твардовский внезапно побледнел. – Куда?
Любов решил пойти тем же способом.
– Милый Андрей Семенович! – с подхалимством, – Не Вам об этом думать, а Петру Афанасьевичу, а Вам то от этого какая выгода?
«Жестко, но верно!» – подумал на секунду Твардовский.
– Да, Вы правы, от Вас такой правды не ожидал. – улыбнулся нелепо Твардовкий. Любов прямо замер на месте от изумления, да до такой степени что даже представить себе не мог, что было тогда у Твардовского на уме в тот момент. У Любова будто стало что-то проясняться. «Хорошо»– подумал в тот миг, и вдруг Твардовский встал и начал злостно говорить без интонации:
– Все мое время вышло, я покидаю Вас. Мне пора до новых встреч! Досвидания!
Любов пока находился в казарме, уверял себя, что Твардовский просто пошутил над ним. Но как правдоподобно, такого актерского мастерства он никогда не видел. А сам находясь в мозговом штурме, уезжая за город:
– Слышь, Петрович! – так называл он кучера на время заменяющего заболевшего слугу, а сам он служил у Нерукавиных, – не подумай за допрос, но знаешь ли ты или нет, что из себя представляет сам Твардовский?
– Твардовский то?! – начал кучер, – Знаю, скрытый тип, знать то о нем мало знаю, знаю, что злой человек, знаете его сестру? Вот ее кучер, много что сказать может, если конечно хотите, я у него спрошу о господине.
– Да нет не надо. – хотел было продолжить.
– А вот служивый его, – вздохнув не добро, – Макрат, вот это простите гад. За него могу сказать, лет десять назад в Молотове я проживал, вот этот тип мне и попался тогда. Ох, глаза б мои не видели его тогда. Обдурил меня на суммы и смылся. Он тогда у господина прислуживал. Не видал его, но слыхал два сапога пара. Что тот, что этот, господина из города выгнали за делишки не честные и тогда они оба и смылись. А ныне увидел Макрата. Бог ты мой… – закончив с другой интонацией.
– Сколько лет назад говоришь-то?
– Да лет десять, как прошло.
«Вот оно что»– подумал Любов.
– А ведь Макрат у Твардовского все двадцать служит.
До конца пути ехали молча.
9
Выпал первый снег. Что ж в ноябре это вполне позволительно. Небо затянуло так, что складывалось такое впечатление, что солнце и не существует. Первый снег был виден только тогда, когда он падал на землю, на земле же он таял. Небольшой ветер дул Макрату в лицо, он вез Твардовского прямо домой к деду Нерукавиной. После казармы он даже не зашел к «лучшему другу», а сразу отправился в путь. Оба ехали молча. Твардовский всю дорогу обдумывал дальнейший ход событий:
– Долго еще? – проворчал наконец он.
– Да нет-с, вот уже и хоромы торчат. – так Макрат выражался о среднем классе.
Дед жил скромно, несмотря на то, что сын, отец Нерукавиной, был богат. Дед не почитал всю интеллигенцию. Жил один, отказывался от всех вещей сына. Любил простоту и не любил богатых, что и говорит, что корни Нерукавиной среднего класса, так как отец ее добился всего сам, да и женился на богатенькой особе.
Твардовский вылез из кареты и брезгливо посмотрел на дом, будто стоит над развалинами, постучал три раза ногой.
– Кто там? – послышался голос деда.
– Это Андрей Семенович.
Открыл дверь дед бородатый и с ненавистным взглядом посмотрел на Твардовского, так как не любил всех этих особ.
– Кем будешь? – недоверчиво спросил дед.
– Другом.
Дверь приоткрылась, и он услышал женский голос:
– Кто там? – спросила Нерукавина.
– Не знаю, другом называется, – очень тепло ответил ей дед. – Говорит, что друг.
– Ну пусть, дедушка, войдет тогда.
– Войдите! – вернулся дед.
Твардовский вошел, не снимая обуви, взглянул на Нерукавину и увидев ее в более простенькой одежде, направился к ней. И только хотел было начать, увидел присутствие старика, пришел в замешательство.
Дед заметив это покинул их. Твардовский не обращая внимания на