перед военным кризисом как раз в тот момент, когда начиналась Гражданская война.
Каким бы невероятным это ни казалось, непосредственной причиной американского решения вмешаться в Сибирь было желание прийти на помощь этим воюющим чехословакам, не в последнюю очередь потому, что это соответствовало представлению Вильсона о том, что Америка встанет на защиту «малых народов» Европы — во всяком случае, избранных. Конечно, это было не единственным соображением президента. Официальные лица в Вашингтоне также были несколько обеспокоены тем, что японцы могут попытаться воспользоваться нестабильным моментом и распространить свое влияние на российский дальний Восток. Другие государственные деятели, американские и особенно европейские, несомненно, с самого начала имели в виду использовать кризис чехословацкого легиона как предлог для вмешательства и восстановления восточного фронта. И если для этого требовалось отстранить большевистский режим от власти, то тем лучше.
Невозможно оценить относительный вес, который Уилсон придавал каждому из этих соображений в какой-то момент в своем перегруженном и непостижимом уме. Сложность обоснования того, что американское вмешательство носило антинемецкий характер, связана с календарем. Решение о вмешательстве в Сибирь было принято в первую неделю июля, а американские войска высадились во Владивостоке в августе. К ноябрю Германия была разгромлена, однако почти семь тысяч солдат Американского экспедиционного корпуса оставались в Сибири полтора года и ушли оттуда только в апреле 1920 года. Очевидно, что интервенция стала антибольшевистским предприятием, хотя в какой именно момент и в какой степени это произошло, является предметом научного спора.
Сам Уилсон с самого начала был невольным интервентом. Физически нездоровый и умственно озабоченный Версальским миром и своими планами относительно Лиги Наций, он был убежден британцами пересмотреть определение Сибирской экспедиции и оказать американскую поддержку Белой армии адмирала Александра Колчака, когда она добилась военных успехов против красных весной 1919 года. АЭФ также якобы осталась, чтобы выполнить обязательство по оказанию помощи межсоюзническому комитету в эксплуатации Транссибирской и Китайско-Восточной железных дорог, но сегодня мало кто попытается извлечь из этого большую пользу.
Какими бы ни были мотивы отправивших их официальных лиц, американские солдаты на местах практически не участвовали в боевых действиях, участвуя лишь в нескольких стычках с большевистскими войсками. Более серьезной заботой было поддержание мира с бандами местных казаков и ведение деликатной дипломатии с британскими и японскими офицерами. В конце концов, военный эффект интервенции был незначительным, но политически ее влияние было пагубным. Это позволило советскому правительству сплотить патриотическую поддержку России Красному делу, забив тревогу против иностранного захватчика, и в течение десятилетий после этого это служило Кремлю пропагандистской дубинкой против империалистов за то, что они пытались задушить младенческую революцию в ее колыбели.
Настоящие действия, Гражданская война красных против белых, были жестокой борьбой, которая длилась почти два года. Наиболее ожесточенные бои происходили с середины 1918 по конец 1919 года. Большевики ответили на вызов Белых, создав изначально разношерстную Красную Армию под сильным руководством харизматичного Троцкого, который привлек к этому делу бывших офицеров царской армии, находившихся под бдительным присмотром политических комиссаров. В начале наступления мало кто дал бы этой наспех созданной армии шанс на сражение, но белые силы никогда не были такими грозными, какими казались, на поле боя действовали три отдельные армии — колчаковская, наступающая из Сибири, Деникинская с Украины и Юденичевская с северо-запада — каждая соперничала за политическое господство, и каждой в большей или меньшей степени мешало в тылу периодическое сопротивление крестьян, которые не желали видеть возвращения помещиков и старых порядков. Троцкий, как военный комиссар, наилучшим образом использовал эту разобщенность белых и советское господство над консолидированным географическим образованием с Москвой в центре. Белая волна была повернута вспять осенью 1919 года, и окончательная победа была одержана к концу года, хотя спорадические бои продолжались еще долго в 1920 году.
Последним значительным военным эпизодом революционного периода была русско-польская война 1920 года. Польша стала независимым государством в Версале, ранее она была разделена между Россией, Австрией и Германией. Поляки начали военные действия в апреле 1920 года, когда маршал Пилсудский перешел в наступление, взяв Киев 7 мая. Но польская армия переусердствовала, и наступление Пилсудского было обращено вспять к июню, когда Красная Армия начала наступление на запад, достигнув окраин Варшавы в июле. Это вскружило головы в Кремле, прежде всего Ленину, поскольку реалист из Брест-Литовска теперь был опьянен возможностью спровоцировать революцию по всей Европе, установив советскую власть в Польше. На этот раз настала очередь Красной Армии выйти из-под контроля, что открыло путь для успешного польского контрнаступления. К октябрю война закончилась, и граница Польши с Россией значительно сместилась к востоку от того, что предлагали дипломаты союзников в Версале.
К концу 1920 года Советская Россия больше не находилась в состоянии войны. Ей удалось вернуть себе восточные территории вплоть до Тихого океана, и в начале 1920-х годов благодаря напряженной политической работе и некоторому наращиванию военной мощи она реинкорпорировала южные территории старой империи. На западной границе большевикам удалось отменить большую часть унижения, нанесенного Брест-Литовским соглашением, вернув Украину, которая была полем непрерывных сражений в течение трех лет и теперь кишела антисоветскими партизанами. В противном случае Россия потеряла бы свои польские владения, а Прибалтийские государства получили бы независимость, а Бессарабия перешла к Румынии. С возвращением этих земель пришлось бы подождать до окончания следующей мировой войны.
Вот почему в августе 1921 года Шафрот и другие американские работники гуманитарной помощи предавались беспокойным размышлениям на железнодорожной платформе в городе Себеж на латвийско-российской границе.
Люди из партии ара работали на периферии Русской революции. Из всего, что они слышали об этом, они не могли не испытывать некоторого беспокойства. Боевые действия прекратились, но, по-видимому, не прекратились операции печально известной ЧК, политической полиции, проводившей Красный террор. Предполагалось, что дни террора закончились, но кто мог сказать наверняка?
На данный момент самым тревожным объектом в поле их зрения был шерстяной головной убор с верблюжьей козырьком, который служил каской солдату Красной Армии. В Себеже и на всех других станциях по пути следования они обнаружили многочисленные следы войск Троцкого. Во плоти краснокожие воины оказались совсем не похожими на внушительные фигуры западных мифов: их форма была поношенной, плохо сидящей и часто неполной; их винтовки, казалось, давили на их костлявые плечи; большинство из них казались простыми мальчишками. Но чтобы обратить внимание на эти детали, нужно было выйти за рамки отвлекающего головного убора. Шафрот описал его как «остроконечную шляпу типа авиаторского шлема с подвернутыми ушанками и большой красной звездой над козырьком, дизайн которой молва приписывает Троцкому». На некоторых вид этого Боло-нововведения произвел комический эффект. Гарольд Фишер, официальный историк АРА, который приехал в Россию несколько месяцев спустя, сказал, что это выглядело «для всего мира как неэффективно замаскированный ночной колпак».
После задержания на границе путешественники снова отправились в путь,