никто не рыбачил – команда ловцов отлеживалась на второй, капитанской, палубе, в то время как в движительном отсеке толкачи дружно налегали на колёсные ручки, спеша добраться до дому.
Гринька спрыгнул с топчана и подошёл к капитану.
– О, молодец, а то я будить собирался, – капитан взволнованно кивнул в сторону незнакомой двоицы, притихшей в углу. – Дурак я, гуляю по тоненькой, вас подставляю. Вот и попался. Видишь двоих? Пассажиры. Тот, который главный, обещает, что проблем не будет. Ну-ну. Надо было мне вас бросить, да кому я на том берегу нужен, да ещё без серебра? Короче, каторга мне светит, Гринь.
– Это охотник.
– Знаю я. Слушай меня, почему он через открытые пристани не повёз свою добычу, – капитан приложил к губам палец. Гринькино сердце выпрыгивало. – Он хочет попробовать таланты пленника. В море, нелегально. Думал с правшами договориться, а тут мы подвернулись, заодно и домой сразу, рисков меньше с ними связываться. Такая история… Вот и думай, верить ли ему.
Пытаясь избежать дрожи в голосе, Гринька спросил:
– А что за пленник-то?
– Ага, а вот как раз и хотел тебя разбудить. Тебе же деньги нужны? Последнее отдам: вдруг это шанс? Пленник – девушка. Может, ты слышал: как-то художница у нас портреты рисовала в кабаке. Это она. С ней нужно на палубу: охранять и собирать змеек, которых она призовёт. Для всех. Пойдёшь?
– Пойду.
*****
– Ты меня не забыл?
– Не забыл.
– Вот и славно, – Вейка разложила на палубе инструментарий, макнула кисть в баночку с серебряной краской и нанесла её на повязку Гриньки. Дышать сразу стало легче. Еще бы по глазам так, чтобы избавиться от красноты, преследующей всех рыбаков.
Сама же чувствовала себя в тумане очень уверенно.
– Долго я бегала?
– Да. Я тебя искал.
– Прости. А я ребёночка нагуляла.
Гринька опёрся о дверь.
– Эта сволочь бледная, ищейка, нас с дитём разлучила, да и отец непутёвый попался, не защитил. Не моряк, как ты. Ой, как тебя зовут?
Ноги будто отнимаются.
– Это… Это важно?
– Меня зовут Вейкой, если помнишь. Так, сейчас будем ловить змеек. Много змеек. А потом… Потом поможешь мне?
Вейка, ничуть не смущаясь объявленной новости, нарисовала на палубе круг, нанесла ещё слой, третий, и туман заметно рассеялся. Гринька хотел подойти, но Вейка предостерегающе покачала головой. Он заметил, что девушка нет-нет да поглядывает на плот, прикреплённый на носу рыбацкой посудины.
Новые краски, новые линии и мазки, складывающиеся в причудливый хоровод. Туман рассеялся, Гринька стянул повязку. Редкий луч солнца пробился сквозь серые лохмотья и ударил прямо в круг. Воздух налился серебром.
Вейка затанцевала, размахивая кистями, будто писала объёмную картину. Или крутила саблями. Задрожало пространство, загустилось, со всех сторон поползли к девушке змейки. Из воды, из тумана, откуда-то сверху. Столько, что можно купить новый баркас.
Задача Гриньки простая – собирать добычу в мешок. Но он не мог двинуться, завороженный видением.
А змеи оплели Вейке ноги, так плотно, что стали походить на серебряные сапоги. Она залилась смехом, поднимая попеременно каждую, чтобы закрылись и ступни, и закружила к плоту.
Гринька всё понял.
Нужно держать дверь, до последнего, упираться что есть силы. Морок пока действует, но скоро спадёт, и разъярённый охотник рванёт за добычей. А за ним и рыбаки…
Вейка отвязала и сбросила плот, ловко спустилась по верёвочной лестнице. Виновато посмотрела на Гриньку и качнула головой.
Тело начало слушаться. Он развернулся и упёрся в дверь. Держать.
Попытка открыть. Там сначала, похоже, не поняли, что происходит. Ещё раз. Ещё. Удар. Сильнее. Где там Вейка? Отплывает. Дверь немного поддалась, и вдруг за ней затихли. Наверное, сейчас будет удар, который он не выдержит.
Сверху выбили окно, куски толстого стекла посыпались на голову. Но в проём вряд ли кто пролезет – слишком узко.
Зато отвлекли. Удар отказался внезапным, Гринька отлетел и распластался на палубе. Вот и каторга.
А туман-то возвращается, шипит, плавится около Вейкиного круга. Лезет в незащищённое горло, царапает нос. Похоже, команда тоже сообразила, что отрава может вернуться, а стекло разбили. Один лишь охотник выскочил на палубу и замер, уставившись на девушку с веслом, плот под которой окружали ритмично двигающиеся змейки, добавляя скорости.
Гринька глубоко вдохнул, поднялся, пока не поймали, и сиганул за борт.
Вода холодная, но приятная. Говорят, что жечь начинает где-то через минуту.
Он вынырнул и попробовал разглядеть девушку. Не видно, плывёт всё перед глазами. Лишь что-то светится в тумане.
Ничего, где моряк-рыбак не пропадал…
Плавать он толком не умел, гребки быстро ослабели, тело задеревенело, заныла кожа. Да и дышать в тумане, раздирающем легкие, было невозможно.
Последний вдох, нырнуть, открыть глаза и хоть посмотреть, какую красоту прячет море. Никто ж не видел. И Гринька так и не мог понять, стоит ли проклинать тот день, когда он почувствовал укол в бок. Или стоит жалеть, что не успел позвать её, как просила.
Боже, сколько змеек.