– Все же Китай! – восклицает он, потирая руки, и тут спрашивает сам у себя: – Но где? Джунгария? Кашгар? Внутренняя Монголия? Тогда почему мы здесь? А, Артем?
Последний вопрос адресован мне. Пожимаю плечами. Нефедов несколько секунд ждет, но так и не получив ответа, начинает рассуждать вслух:
– Чингисхан умер или погиб во время войны с тангутами, с империей Си Ся. Считается, что после смерти его тело отвезли в Монголию и там похоронили, но все попытки обнаружить могилу оказались тщетными. Ты знаешь, что ее ищут уже семьсот лет? Ищут сами монголы, ищут китайцы, русские, англичане, немцы, американцы, японцы… Я всегда был уверен, что Чингисхан похоронен в другом месте, не на родине. Значит, Китай… Интересно, интересно. Стало быть, Пржевальский был прав!
– При чем тут Пржевальский?
– А ты вообще знаешь, кто это?
– Путешественник. Лошадок диких нашел, с тех пор их так и называют – лошади Пржевальского, – устало бормочу я и ложусь на камни.
Мне все надоело. Я не понимаю радости Нефедова. Мне хочется тишины и покоя…
– Лошадок! – фыркает между тем профессор. – Во-первых, Николай Михайлович Пржевальский был офицером Российского Генштаба, членом Русского географического общества. Участвовал в подавлении польского восстания, имел награды от императора. Во-вторых, он предпринял несколько экспедиций в Азию – в Монголию, Китай. Оставил после себя множество научных трудов, составил карты, которыми наши военные пользовались до тридцатых годов. Его именем назван горный хребет на Кунь-луне. В-третьих, по слухам, он – отец Сталина. А ты говоришь – лошадки…
– Отец Сталина? – я нахожу в себе силы улыбнуться. – Каким образом?
– Это темная история. Пржевальский якобы останавливался в селении Гори и снимал комнату по соседству с семейством Джугашвили. Глава семьи в этот момент отсутствовал – уехал на заработки. А через девять месяцев родился мальчик, названный Иосифом. Будущий Сталин. В пользу этой версии говорит невероятное портретное сходство. Это просто одно лицо!
Я смеюсь в голос. Развлек меня профессор, что и говорить! Одно лицо… А Ленин и Хошимин – братья по матери, ха-ха!
– Но главное – не это! – Нефедов отбегает на несколько шагов и, отчаянно жестикулируя, едва ли не кричит. – Пржевальский в своих экспедициях вольно или невольно повторял маршруты походов армий Чингисхана! Он исследовал местность, опрашивал аборигенов, особенно стариков и лам, хранителей древних легенд и сказаний. Я уверен – он тоже искал… Жаль, судьба оказалась жестока к этому удивительному человеку.
– А что с ним случилось?
– Во время своей последней экспедиции, в Кашгарии, на реке Аксу, он подхватил какую-то заразу. Экспедиция едва успела вступить на территорию Российской империи через перевал Бедель, это рядом с пиком Хан-Тенгри, как Пржевальскому стало плохо. Он проболел некоторое время и умер в городе Каракол, теперь он называется Пржевальск. Николая Михайловича похоронили на берегу озера Иссык-куль в двойном гробу – деревянный вложили в железный. Так хоронили в Древней Азии вождей и правителей…
Он еще что-то говорит, сверкая глазами, а я сижу как пораженный громом.
Пржевальский искал могилу Чингисхана, причем явно – настоящую могилу. Он знал! И почти нашел ее! Если бы не болезнь, этот усатый путешественник наверняка обшарил бы окрестности Хан-Тенгри.
Конечно, вряд ли он хотел оживить Потрясателя Вселенной. Золото и прочие сокровища его тоже не интересовали – они находятся в обманной могиле на Хантае.
Что было нужно Пржевальскому? Скорее всего, то же, что и Нефедову.
Волк. Могущественный предмет, вызывающий страх у врагов. Гунны с помощью волка завоевали едва ли не половину мира, сокрушив непобедимую Римскую империю. Чингисхан пошел дальше и создал величайшее в истории государство. И все это благодаря волку.
Передо мной вдруг, впервые за все время, открывается некая моральная сторона проблемы: а ведь если Чингисхан возродится к жизни, он начнет войну. Он этого хотел еще тогда, перед смертью. У войны этой будут благие, как он считает, цели. Но это будет война, и вести ее будут люди нашего времени, с нашим оружием. А значит – миллионы погибших, разрушенные города, выжженные земли, кровь и смерть.
Так, может быть, не стоит тревожить тело великого завоевателя? Пусть почиет вечно в ледяной пещере под Хан-Тенгри вместе со своим волком?
Или отдать волка? Вот тому же Нефедову? Хм… А ведь человек, хладнокровно бросивший умирать раненого, получив в руки такой предмет, может натворить бед еще больше, чем сын Есугея-багатура. У того были хоть какие-то, пусть и дикарские, но принципы. А у профессора? Он сам сказал: во имя достижения цели можно пойти на все.
– Ты слушаешь? – Нефедов нависает надо мной, пытаясь понять, о чем я думаю.
– Ага. Игнат, скажи пожалуйста – как ты нашел меня? Как ты узнал про мой предмет?
Он отодвигается, в задумчивости скребет бороду.
– Хорошо, но давай откровенность за откровенность: ты скажешь, куда он тебя ведет, – и видя, как изменилось мое лицо, поспешно добавляет: – Хотя бы примерно, идет?
– Идет. Но ты первый.
– Нет, ты!
– Ты!
– Детский сад! – раздраженно выкрикивает Нефедов. – Ладно, слушай: я много работал в архивах и нашел упоминания о странной шкатулке, передававшейся из поколения в поколение в роду потомков Елюй Чу-сая. Мне удалось проследить историю вашей фамилии. Я обнаружил, что Чусаевы живы до сих пор. Я даже видел шкатулку!
– Видел?!
– Ну да. Лет пять назад я встречался с твоим ныне покойным дядей. Представился любителем древностей, предлагал купить у него шкатулку, да он отказался. Ну, а дальше ты знаешь – Николай Севостьянович умер, шкатулка по наследству досталась тебе. Наше знакомство в гостинице «Татарстан»…
– Было не случайным?
– Да.
Я зло матерюсь.
Нефедов иронично улыбается. Сволочь! Пересиливаю желание схватить «Бур» и выстрелить в его выпуклый потный лоб. Одному мне в горах не выжить, это раз. А два – я не он. Я не стану стрелять в безоружного. Хотя у него же есть пистолет. Но все равно – не стану.
Чтобы отвлечься и успокоиться, спрашиваю:
– У тебя есть предмет?
– Нет, – Нефедов проводит большим пальцем над бровями. – Глаза. Видишь? Если бы я владел предметом, они поменяли бы цвет, вот как у тебя. Кстати, именно то, что твои глаза стали разноцветными, подтвердило мои догадки о предмете в шкатулке.
– А откуда ты узнал? Вроде в гостинице у меня все еще было в норме?
– Один твой приятель рассказал. Не бесплатно, конечно.
– Бики?
– Нет, его звали Виктором.
– Витек?!
Скриплю зубами. Положительно, сегодня день неприятных новостей и открытий. Витек Галимов, верный мой друг с самого детства, оказался стукачом. За моей спиной за деньги – за деньги! – он рассказывал обо мне Нефедову. Вот и верь после этого людям…
– Мне, конечно, стоило немалых трудов держать тебя в поле зрения. А когда я увидел, как действует конь, как он коверкает твою судьбу, то даже испугался, – продолжает вещать профессор. – Сложнее всего оказалось с Афганистаном. Но я хитрый. И умный.
– Не то слово.
Неожиданно он отрывисто приказывает:
– Теперь ты!
Теперь я… Вроде бы я обязан сказать правду; как известно, уговор дороже денег. Но у меня есть твердая убежденность: таким, как Нефедов, нельзя давать в руки власть. А волк – это именно власть, безграничная и жестокая.
Собираюсь с духом и медленно произношу:
– Твой Пржевальский был прав. Он почти нашел. И умер буквально в двух шагах от…
– От чего?! От могилы или тайника?
– Я не знаю, – пряча глаза, отвечаю я, а про себя думаю: «Я и так сказал достаточно».
– Но хоть как называется то место? – Нефедов хватает меня за грудки, трясет. – Говори! Говори, ну же!
– Не знаю! Не помню…
– Врешь, гад!
– Да пошел ты!
– Убью!! – ревет Нефедов, оскалившись.
И тут я начинаю хохотать.
– Не-е-ет, Игнат батькович, теперь ты меня точно не убьешь! Наоборот – будешь беречь, как родного отца.