Читать интересную книгу Путь к дому - Эльвира Бочкова

На всех,

Кто его отпоёт.

Как горел самолёт

Вряд ли кто-то

Из смертных увидел.

Эти горькие слёзы

Глотались древесным дуплом.

…Дым над лесом идёт –

Полосою – как ветер подвигнул…

Эти горькие слёзы

Судьбой обернутся потом.

Ни гвоздики, ни даже надгробье из лилий

Ничего не изменят, –

И крови пролитой вскипать!..

…Дым над лесом рассеян –

К земле притулился обильной,

Только время летит –

И полёта его не унять.

* * *

Обесточить лучей перекрестье

В полдень режущим крыльям: стрижу.

…Впрочем, рифме, – привидится если, –

Словно суженой рыцарь, служу.

Ты зачем в это утро приходишь?

Словно птица, ты рвёшься в окно,

По стеклу клювом чувственным водишь –

И рисуешь в мороз полотно.

Провела – и осталась за гранью

Этой жизни, что только моя,

Обозначена старой геранью,

Чьи от старости ржавы края.

Голос твой в дом теперь не впускаем –

К одиночеству след привыкать:

Успокоены крепостью-раем

Муж, отец и сердешная мать.

Крылья памяти –

Бабочки лета

Навещают сиротский мой кров.

Вся свеча восковая раздета –

Улеглась, словно холод веков.

ДОЛГИЙ РАССВЕТ

Расстанусь с тем, что так хотела

Себе на радость приобресть.

Зима с дождями – пролетела

И в Лету канула,

Как весть

О приходящем потепленье –

Весне в жасминовом цвету…

В рассвете, длящем сновиденье,

Есть темь в ненашенском порту.

Туман тягучий. И – безлюдно.

И – вдруг опустит теплоход

Гудок в бесчувственное утро,

Как в глубь опустит эхолот.

А после – тёплый, востроносый,

Кутёнком тычется в туман,

Покуда в шторм – многоголосый! –

Его не примет океан.

ПРЕДНОВОГОДНЕЕ

…И выпадет несколько дней в декабре,

Когда ты, пожалуй, бессильна

Над жизнью корпеть в откровенной дыре,

Стенать в результате бессилья.

И ноги во двор, тяжелея, «нейдут» –

Им дома теплей и вольготней.

Им снова подъём, словно в лестницу, крут –

На площадь к толпе новогодней.

Ах, если б текла откровенная речь

О ёлочках, этой соседках,

Тогда бы казалось, что время

Отсечь

От прочего

Ложь на прищепках.

* * *

Хрустели б яблочки, – ан нет! –

Как прежде, на зубах!..

…Шафран, китаечка, ранет

Во сне скрипят, впотьмах.

Был сад, его кормила жизнь,

Где тренькал соловей.

Не затмевали трели высь –

Держались, верь, корней.

И воздух за ночь был сгущен:

И чтó, что в горле ком?!

Из тех, в бессоннице времён,

В сегодня – прямиком?

В сегодня – в зарево свобод

От предков, от корней?

…Живёт в земле всё тот же крот,

Но в нору вход – видней.

романс

При встрече с прошлым не страшись

Недолговечности покоя.

Твой день – длинней,

короче – жизнь

В обновках нового покроя.

И утро раннее

встаёт

Над обезвоженным курганом,

Что в мае маками цветёт,

Не позаботившись о главном.

Когда на выдохи вершин

Звезда полночная стремится,

Курган с Вселенною – един,

Но в ней не хочет раствориться.

О крыльях хищного орла,

Что закрывали солнце полдня,

Не говорит ей…

И цела

Она с рожденья по сегодня.

* * *

Начинается странно зима:

Изнуряют без снега морозы.

Прячет глянец закат,

и весьма

Горожане в пробежках нервозны.

Был бы снег, был бы город светлей.

Отличался бы вечер от ночи.

…Снится вечеру свет-снеговей,

Что распахнут над сумрачной рощей.

Вся просвечена разом, до дна.

Копит роща последние росы:

Словно роще дана седина,

Что отводит от сердца морозы.

ОБЫДЕННОСТЬ

Сказалась обыденность ливня:

Размыло дорогу назад.

Туда возвратиться бессильна,

Где крыши занёс снегопад,

Где билась с засильем пространства

Зима с человечьей тоской

За прихоть бескрылого царства

Змеиться дымком над трубой.

* * *

Себе он не враг, да и мне не чужой:

Над садом – февраль в белом плаче.

Печальные сосны потравлены ржой,

Но память о вечности нянчат.

С корявой сосны восковая свеча

Свалилась, как голенький птенчик,

Покинув гнездо впопыхах, сгоряча,

Чтоб жизни большой не перечить.

В крапиве, в росинках жемчужных –

Прыг-прыг! –

Как дань одичавшему саду…

Ну вот и допрыгался! –

С далями встык

Поставил Всевышний преграду.

Сосна – словно крепость!

Как кладка, кора:

Вся в трещинах, шрамах,

И мхами

Она поросла, чтоб размах топора

Её не сожрал с потрохами.

* * *

Без причин разгулялся февраль:

Всё занёс дармовыми снегами.

Ни пройти, ни проехать…

И жаль,

Что задорно махал кулаками.

Если б падал, зимой припасён,

С неба снег, что не вздыбила вьюга,

Простояла б всю ночь у окóн,

Никакого не слышала б стука.

И метался б у крепкой двери́

Путник, стук чей в ночи захлебнулся.

…И кричала б душа: «Отвори!

Нет пути, – потому и вернулся…»

* * *

Сейчас едва ли словесами

С утра бряцаю, как тогда,

Когда за тёмными лесами

Была полынь… да лебеда,

Когда на солнечной опушке

Мрут земляники огоньки,

И – лишь песок, весь-весь в ракушках,

Плывёт, как берег, вдоль реки.

Как пахло сонною водою,

Что сохраняла в полдень глубь!

…В леса ныряла с головою, –

Я знала: выйду где-нибудь.

Но возвращалась к той же мели,

На коей остов лодки был

Уже таким, пришедшим к цели:

Уже без вёсел, то есть крыл.

* * *

Настанет тишь –

И будет больно

О жизни думать, –

И тогда

Пусть сгинет в глуби колокольня,

Пусть сгинет в сумраке вода!

И – нет реки,

И – нет желанья

С крутой тропы

Спуститься к ней.

Лихие ветры мирозданья

Укрылись в клине журавлей.

* * *

Подберётся ноябрь к зиме?

Или, может, наоборот?

Кружевной – всей в цветах – тесьме

Свесить ножки с резных ворот.

Взглядом поверху я пройдусь:

Ненаглядная красота!

…А рябина сладкá на вкус –

Как бы враз досчитать до ста,

А потом, поднимаясь ввысь,

Вдруг увидеть, как облака

Солью тот посыпают мыс,

Что песку отдала река.

* * *

Всё дальше, дальше от меня:

Сам перекрыл пути к спасенью.

Считай, не вынес ты огня –

Огня порывов к исцеленью.

Лицо от глаз немилых скрыть.

И скрыть потоки раздраженья

От той, которой, может быть,

Судить-рядить ещё не время.

Ах, как измучен жизнью он!

В быту семейном – неполадки.

О том, что жизнью правит он,

Пусть будут женские догадки.

Эгоистичен и жесток,

Он о себе распустит слухи,

Что выбрал всё ж не тот шесток,

Когда в печи огни потухли.

И станет радостно вещать

Бесстрастным к жизни

о калеке,

На ком поставлена печать

Страдальца в диком-диком веке.

* * *

Не поощряй, душа, бурленья

Ручьёв бессонных сквозь снега:

Сама проявишь тайну тленья –

Она былому дорога.

Ковёр из листьев был – и нету:

Поблёк рисунок золотой.

И клён, пустив свой пыл по вéтру,

Притих под снежною пятой.

В кровь молодых воспоминаний

По мере возраста, забот

Войдёт из области преданий

Нетленный образ с мёдом сот.

Не домик, слепленный из воска, –

Запомнит лишь укусов зуд

Душа без кожи:

Хлеб подростка,

Покуда струпья не сойдут.

* * *

Доверие к миру уже рассосалось,

Как боль, от которой

Вся жизнь нестерпима.

Душевная липнет

К неверью усталость –

Её не прогонишь:

Мешает морщина.

Она глубокá

И твой лоб рассекает,

Скорее, на двé,

Но неравные части.

Одна – в облаках

Постоянно витает,

Другая – в реке:

Тянет нá берег снасти.

И – облачко малое

Будет грозою.

Потянется малое к малому чутко –

И снова грома,

Как угрозу покою,

Рождают разряды всех молний рассудка.

* * *

Ещё весны негромок гул –

Глубокий снег все звуки глушит,

Как будто город обнаружит,

Что он не вовремя заснул.

Кругла луна и ночь тиха.

И ты живёшь в ночном пространстве.

…В насколько новом государстве,

Тут – лучше прозой – для стиха.

Похуже – голос суеты

О том, что проза ищет пищу.