Читать интересную книгу Новые легенды царской семьи - Анатолий Чистяков

* * *

Документы на право наследства, Железный Крест полковника-коменданта г. Бромберга, а также иконка Николая Чудотворца с вложенной, спрятанной под бархат этой иконки, фотографией Николая II с его собственноручной подписью – «Благословляю дочь Анастасию Николаевну и офицера гвардии И. Г. Булатова. Полковник Николай II» – все это хранилось в нашей семье до 1957 года. Фотография императора, а также его собственноручная подпись была переснята комендантом

г. Бромберга и им лично в Берлине, в Рейхе, передана какому-то генералу. Комендант, по совету отца, хотел передать фотокопию Шелленбергу, но встреча не состоялась. И все же радения коменданта не пропали даром. Переданная полковником фотокопия в Рейхе не минула недремлющего ока Гиммлера, так что мною были съедены мятные леденцы, оставленные Гиммлером «Маленькому Муку», и довелось носить куртку – «москвичку» и кепку из штучного бостона, изготовленного исключительно для сильных – избранных мира сего.

В первой половине октября 1957 года, на моих глазах, моя приемная мать Евдокия Кузьминична выбросила с Кокушкина моста в канал Грибоедова завернутые в пакет именной браунинг отца, Железный Крест полковника – коменданта г. Бромберга, фотографию императора Николая II с его собственноручной подписью, мое германское метрическое свидетельство о рождении, а также документы на право наследства.

Причиной было то, что все перечисленное, за исключением браунинга, было показано мною классной руководительнице – преподавательнице русского языка и литературы Тюленьевой Елизавете Кузьминичне в 257-й школе. (Все имена, а также события в повести не вымышлены.) Произошло это так или примерно так. На уроке литературы речь шла о Декабрьском восстании. Я поднял руку и громко, на весь класс сказал:

– Декабрьское восстание сорвал мой далекий предок командир 14-го Егерского полка – полковник Андрей… Он не вывел в поддержку восставших свой полк, находившийся в Петропавловской крепости. Знаю об этом от отца, он говорил только правду.

В классе поднялся невообразимый шум. Крышки задних парт застучали.

– Во врет, это ж надо!! И не краснеет, лопоухий! – выкрикнул Боря Шварцбрем.

– Он всегда врет, – добавил Коля Федоров.

– А мне сказал, что ему в парикмахерской на ногах ногти бесцветным лаком покрывали, – негромко, залившись краской, сказала Ира Логочева.

– Дети, тише! – встав из-за стола и постучав указкой по спинке стула, сказала Елизавета Кузьминична.

Шум прекратился не сразу. Еще некоторое время раздавались какие-то нелестные реплики в мой адрес, но прозвучал звонок…

– Дети, уроки закончены; все свободны. А ты, Булатов, останься.

Так я привлек к себе повышенное внимание и расположение классной руководительницы Елизаветы Кузьминичны Тюленьевой. Она очень заинтересовалась моим отцом. Я рассказал Елизавете Кузьминичне все, что знал о нем. Не скрыл, что отец собственными глазами видел расстрелянных детей царя. И что у нас есть фотография Николая II «Кровавого».

– Юра, это маловероятно; по всей видимости, у вас дома хранится вырезка с фоторепродукцией из старого журнала, – сказала классная руководительница. И дотошно стала расспрашивать, где, в каком месте, при каких обстоятельствах отец все это видел.

Елизавета Кузьминична постоянно возвращалась к этой теме. Выбрав момент, я стащил у матери ключ от верхнего ящика буфета, где хранились документы. Фотографию Николая II, мое метрическое германское свидетельство, дарственную на наследство коменданта г. Бромберга и его Железный Крест принес в школу. Внимательно просмотрев все, что я принес, Елизавета Кузьминична побледнела, схватилась за сердце и положила под язык таблетку. Немного успокоившись, спросила: показывал ли я кому-нибудь из ребят документы и фотографию царя? Я сказал, что показывал только фашистский крест. Елизавета Кузьминична убедительно попросила меня фотографию и документы никому не показывать и взяла с меня честное слово. Я тогда был настолько далек от всего этого, что даже не удосужился прочитать надпись на фотографии. Об этой надписи, сделанной собственноручно императором Николаем II, я узнал из автобиографии отца. Узнал и вскоре забыл на долгие годы.

* * *

В идеально начищенных офицерских хромовых сапогах, сидя на кушетке и положив ногу на ногу, отец курил в темной прихожей. Делал он это не часто, когда собирался идти в магазин или к хорошим знакомым. На работу в Дом моделей и другие места он надевал обувь по сезону. Сандалеты не признавал, считал их обувью для юга, а не для «Северной Пальмиры», – так он изредка называл Ленинград. Обычно я пользовался таким моментом – взгромоздясь к нему на ноги, просил качать меня и пускать колечки дыма. Как правило, отец выполнял мою просьбу, но при этом постоянно напоминал мне, что я уже большой и ему тяжело.

– Ты всегда просишь меня делать то, что не совсем прилично. Но как тебе откажешь! Ты – это все, что держит меня в этом бардаке. М-да! – немного помолчав, он глубоко затянулся и выпустил несколько небольших колечек одно за другим. Они стали медленно увеличиваться до больших размеров, терять округлую форму, расползаться в разные стороны и таять в воздухе. С исчезновением последнего колечка я спросил:

– Папа, почему вы с мамой не родили мне сестренку? Или вы уже старые? Она за меня чистила бы клетки птичкам, давила семечки и меняла воду рыбкам.

Отец кашлянул, подавив усмешку.

– Ну, ты даешь, чадо! Вот они, зримые и полновесные плоды стремительного прогресса двадцатого века. Сыночек! Не родили мы тебе сестренку потому, что она у тебя есть! – с трудом скрывая волнение, сказал Иван Герасимович. Пришло время, надо было говорить сыну правду – а правда была страшной. До совершеннолетия сына, это в лучшем случае, всю правду сказать было нельзя. И отец мысленно обратился к Господу – попросил Творца вложить в его уста нужные простые, понятные ребенку слова.

«Есть сестра!» У меня первый раз в жизни кольнуло в сердце от неожиданности и неописуемой радости. Я чуть не свалился с ног отца. Ухватившись обеими руками за голенище сапога, сбалансировал и, едва ворочая языком в почему-то сразу пересохшем горле, спросил:

– Как зовут мою сестру? Где она живет? Сколько ей лет?

– Сестру твою, Юрочка, зовут Люда, она значительно старше тебя – уже невеста. Живет в Москве. Твоя сестра Люда очень красивая. В детстве ее иначе как Белокурым ангелом не называли. И вот итог! – отец, не докурив папиросу, бросил ее в пепельницу и прикурил следующую «казбекину». – Моя дочь, твоя сестра, села за «прялку» – поступила в театральный институт.

– Папа, это такие красивые тетеньки, которые снимаются в кино? – уточнил я.

– Да, сыночек, да! Это именно такие тетеньки. Таких тетенек два столетия тому назад не хоронили с добропорядочными прихожанами на одном кладбище.

При упоминании о кладбище мне стало страшно. Я не стал расспрашивать отца, почему их не хоронили на одном кладбище. Я ужасно боялся смерти.

– И во всем, Юрочка, – часто затягиваясь папиросой и не выпуская больше колечек, продолжил отец, – виноват ансамбль Локтева, куда занесло ее после войны.

– Папа, почему Люда не приедет к нам? У нее что, нет денег за билет на поезд? Если нет, то мама говорила, что она скоро выиграет на работе в столовой деньги в «черной кассе». Вот вы их и пошлите моей сестре Люде. А если ты не хочешь посылать деньги, папа, то дай мне слово, что мы поедем к ней в Москву летом, когда у тебя будет отпуск.

– Юрочка, я не могу дать тебе слово, что мы поедем к Люде в Москву летом. И дело не в деньгах, они есть у меня и у дочери – твоей сестры Люды.

– Папа, так почему тогда мы не можем поехать к Люде в таком вагоне поезда, где никого нет, кроме нас, где мягкие сиденья, а на столе прикрученная лампочка с желтым абажуром и кнопкой внизу? И где проводница приносит чай в тяжелых, как у тебя, подстаканниках и два кусочка два быстро тающих кусочка сахара в красивых пачечках?!

– Юрочка… Как тебе все объяснить, даже не знаю. Ну да ладно. Не сомневаюсь, Господь мне поможет и ты поймешь. Дорогой мой человечек! Ты смышленый. Видишь ли, Юра, дело в том, что я не чужд мистики. Это значит, что я так же, как и ты, верю во всякие чудеса – в злых и добрых волшебников. Сейчас, сынок, пришло такое время, когда взрослые люди, в большинстве своем, не верят в чудеса. Я же, как уже тебе говорил, всю свою жизнь верил в них и продолжаю верить. Если ты помнишь, я часто читал тебе сказку про Жар-Птицу. В той сказке Иванушка-дурачок эту птицу поймал.

– Помню, папа! Хорошо помню эту сказку – «Конек-Горбунок».

– Да, именно так она называется. Юра! Я – третий, младший сын у своих родителей. И имя мое Иван. Считать меня дураком, вероятно, нельзя, так как гимназию и юнкерское училище я заканчивал чуть ли не на «отлично». Но мне, как и Иванушке-дурачку из сказки, выпало в жизни такое же счастье. Мне повезло, как никому из миллионов людей. Я, Юрочка, поймал Жар-Птицу. Хотел посадить ее в клетку, а она возьми и обратись в мою жену Анастасию Николаевну, родившую тебе сестренку Люду.