в халате с расстёгнутым воротом70, не есть подражание парикмахеру и собственному портрету Ларионова71? Только всё это опошлено, приведено в большие размеры, и к немецкому мюнхенскому стилю72. Сейчас говорят наряду с разрушением старых хранилищ искусства о создании музея вывесок. Ларионов же говорит, «я создал такой стиль, который делает музей жизнью, т. е. таким же объектом для наблюдения художника, как и жизнь, это стиль лучистой живописи. Те, кто говорит о разрушении музеев и создании музея вывесок, опять всё-таки музея, не знают, о чём говорят, так как наша улица, украшенная вывесками, разве не есть музей вывесок? И когда они уничтожатся и заменятся печатными плакатами, как на Западе, тогда осуществится и вторая мечта – будет уничтожен самый грандиозный музей в мире»73. Если не справедливо, то по крайней мере логично.
Другая часть участников «Бубнового валета» опошляет художественные задачи Ларионова и Гончаровой с другой стороны, т. е. их проповедь национального искусства.
Для примера беру казака Давида Бурлюка74, по заданию и композиции эта вещь подражает «Солдатам» Ларионова (первая выставка «Бубнового валета» 1910 года75), по существу же это не что иное, как смесь Бродского с Судейкиным.
Но ведь этими людьми больше всего говорится о современном искусстве, больше всего выносится, в угоду обывателю, на обсуждение вопрос бесценности Репина, Александра Бенуа, точно в этом кто-то сомневается. Да и какая разница, по существу, между Александром Бенуа и Давидом Бурлюком? Оба они ничего не делают в искусстве и усердно болтают о нём, примазываясь всеми правдами и неправдами к решительно всякому течению. Оба они одинаково ничего не смыслят в его теперешних задачах и одинаково обращаются исключительно к буржуа, среди которых и стараются сделать себе карьеру. Оба они говорят о казённом искусстве, академизме и о Репине. Один на двадцать лет раньше, другой на двадцать лет позднее.
Гончарова десять лет работает религиозные вещи и говорит о красоте иконы. К чему же это привело? Сейчас все спохватились, и пошло грандиозное опошление в лице А. Бенуа, С. Маковского, Врангеля76 и др.
А. Бенуа сразу вывел влияние Романского искусства на русскую икону77, и что всё-таки мы хотя маленький, но кусочек Запада, когда это ему нужно, а то он против Запада очень восставал. К сожалению, он совершенно упускает из виду, что Романское искусство идёт прямым путём от Византийского, а то в свою очередь от Грузино-Армянского, и то, что в нём есть греческого, его только обезличивает. А. Бенуа также не понимает, что мы не маленький кусочек Запада, а самостоятельное и громадное целое. Гончарова по этому поводу говорит просто и ясно. «Искусство идёт с Востока, если оно и было в каменном веке в Западной Европе, то это искусство, очень прекрасное, ничего общего не имеет с тем, что делалось позднее. При том надо помнить, что наш каменный век совпадает чуть ли не с расцветом Египта, Индии и Китая.
Если западные мастера влияли на Персию, работали в Индии и России (итальянцы), то всё равно из западного образца создавалась прекрасная персидская вещь, и образец послужил только объектом для возбуждения творческих сил, а иностранные мастера, несмотря на так называемую свою высокую культуру, вполне подчинялись влиянию русского и индийского стилей. Это потому, что на Западе цивилизация, а на Востоке культура, и мы, русские, к этой культуре ближе, чем Запад. Теперь нужно бороться против Сезанна, Пикассо и западничества, это не значит, что нам не нужно иметь их произведений у себя, наоборот, они должны быть, чтобы мы видели один из более высоких подъёмов западного искусства»78.
Я думаю, что она права, и что через несколько времени и эти взгляды будут господствовать и популяризироваться разными Бенуа, Кончаловскими и Бурлюками, работающими в разных плоскостях, но в одном направлении.
Что будет иметь большое влияние на будущую живопись – это лучизм Ларионова. Пускай находят нелепым и не соответствующим даже русскому языку подобное название. Это учение на самом деле приносит живописи жизнь по её собственным законам и полное освобождение, выдвигающее на первый план её собственные задачи79.
К сожалению, уже появились подражания, дающие толкования, гораздо больше имеющие общего с интимистическим декадентством, чем с тем, что в лучизме имеет в виду Ларионов.
Из числа выставок, возникших как отражённое влияние движения, начатого в Москве, является общество «Союз молодёжи» в Петербурге. Члены этого общества: Школьник, Шлейфер, Шпандиков, Давид Бурлюк, Потипака80 и многие другие. Я не стал бы говорить об этом обществе, потому что живописные произведения его членов не имеют ровно никакого касания к современному искусству; всё это остатки декадентства, очень близкого по духу к последним мюнхенским художникам81, но ввиду того, что это общество одно из первых начало в Петербурге ряд докладов по современному искусству82, я должен немножко остановиться на его деятельности. Прежде всего, все доклады главным образом, о современном французском искусстве, проводили связь между ним и современным русским. Но все разговоры об этом, также, как и о кубизме (отдельная лекция), были очень бездарны и не обоснованы, сводились внезапно к нападкам на академию, и вообще, на совершенно ничем не объяснимые эксцессы перемешивания старых взглядов с обрывками новых французских теорий.
Все эти господа говорят сразу обо всех новых искусствах гуртом, об академизме, импрессионизме, кубизме – всё, что они знают или могут себе представить.
Учатся в одно и то же время в школе писать академически и стараются получить диплом от тех, кого ругают, ставят на выставку полуимпрессионистические этюды для продажи, говорят о кубизме, гуртом работают, и в поэзии, и в живописи, и где только можно притыкаются ко всему, что носит название нового.
Впрочем, лучше всего обо всём значении подобной «художественной деятельности» свидетельствует полное одобрение Александра Бенуа, нашедшего всё это и новым, и сильным, и похвальным83. – Трогательная общность взглядов!
Таковы пока плоды этого движения, которое было начато Ларионовым, Гончаровой и людьми, близко к ним примыкающими. Художники «Союза молодёжи» и «Бубнового валета» их современники, многие старше их, по началу своей художественной деятельности просто довольно скверно работали сначала в старом направлении, затем решили так же скверно работать в новом. Кончаловский, Машков, Бурлюк типичные академисты по духу. Их импрессионизм того же порядка, что и у Бродского, при переходе к синтетикам, кубистам и примитиву отношение осталось тоже самое. Ларионов же со школьной скамьи был новатором, и звание художника получил за внеклассные работы импрессионистического характера, писанные им в начале девятисотых годов. Гончарова в школе живописи училась