Читать интересную книгу Притворяясь мертвым - Стефан Каста

— Почему ты не приходишь? — грустно спрашивает она. — Я скучаю по тебе, Ким.

Что на это ответишь?

— Я хочу, чтобы ты пришел! — продолжает она. — Я очень жду тебя.

— О’кей, — разумеется, соглашаюсь я.

Я надеваю черную кожаную куртку. Некоторое время сомневаюсь и решаю, что нужно надеть что-нибудь на голову, достаю черный берет и напяливаю его. На шею наматываю черный шарф.

— Вот он! — кричит Кристин. — Увидел еду.

Джим вытирает руки о брюки и подходит к кухонному окну.

— Я прогуляюсь, — кричу я.

Лестничная площадка на этаже, где живет Пия-Мария, глухо вибрирует от музыки. Я звоню, кто-то распахивает дверь, в нос мне ударяет едкий кисловатый запах воспламенителя, звучит тяжелая музыка, она стучит словно невидимое сердце. Квартира погружена в темноту. Я едва различаю три-четыре фигуры, сидящие и полулежащие в прихожей. Не знаю, спят ли они или что-то делают, но я осторожно перешагиваю через них и прохожу в гостиную.

Я узнаю Криз по белым волосам. Она кивает мне. Ее густо накрашенные ресницы покачиваются.

Подходит Туве. Она обнимает меня и крепко прижимается.

— Ты мне нравишься, Кимме, ты знаешь? — медленно говорит она незнакомым голосом.

Я смущенно смеюсь, потому что рядом с ней чувствую себя чужим. Здесь все чужое. Мы словно на разных волнах. Я пришел из страны тушеного цыпленка Кристин, ломтиков моркови и вечера у телевизора. Она была здесь в воняющей газом темноте, и бог знает, что она съела, выпила или чем надышалась.

— Что за фигня у тебя на башке?

Голос доносится из темноты квартиры, я вижу тень у стены. Тень делает пару шагов ко мне.

— Что за фигня у тебя на башке? — повторяет кто-то, хватается за мой шарф и начинает наматывать его мне на шею, пока шарф не закрывает мне рот.

— Прекрати, — говорит Туве.

Но неизвестный не обращает на нее внимания.

— Что за фигня у тебя на башке? — вопит он.

Прямо у себя за спиной я слышу громкий хриплый хохот Пии-Марии.

— Это же Кимме, — говорит она. — Черт, тебя почти не видно в этой темноте.

Пия-Мария снова смеется. Мне кажется, я слышу, как ей вторит Манни.

— Хватит вам, — говорит Туве.

Я пытаюсь разглядеть Пию-Марию. Похоже, ей тяжело стоять прямо, и она обнимает Манни за талию и прижимается к нему.

— Поцелуй меня, Манни, — говорит Пия-Мария.

Но Манни сверлит меня взглядом. Неизвестный срывает с моей головы берет и бросает его Манни. Берет пролетает мимо и исчезает в темноте.

— Летающая тарелка, — горланит неизвестный и громко хохочет. — У тебя что, на башке НЛО?

Я нахожу берет и надеваю его на голову. Неизвестный снова подходит ко мне. Теперь он говорит другим тоном и больше не шутит.

— Что ты делаешь? Нельзя носить такое дерьмо!

Он срывает с меня берет, я тянусь, пытаясь забрать его, и тут неизвестный бьет мне коленом прямо в пах.

Я не успеваю защититься. Ужасно больно.

Я еще не успеваю прийти в себя, и вижу, как Туве бросается на неизвестного, бьет его ладонью, сухой звук удара не заглушает даже громкая музыка.

— Пошли, — говорит она. — Уходим отсюда.

Последняя поездка

Начинается почти как в фильме.

Первым едет, разумеется, Филип. Его велосипед выше, чем у других. Может, мне так кажется. Наверное, из-за его лидерства в компании, его высокого ранга. Позже до меня доходит: все дело в огромной поклаже. Гора жизненно необходимых вещей: кастрюль, топоров, веревок, запасного белья, карт и еды быстрого приготовления. Может, еще чего-то.

Туве, любовь моя, ты прямо передо мной. Вернее, это я сразу за тобой. Ищейка Ким идет по пятам маленькой девочки с темными кругами под глазами. У Кристин тоже бывают такие круги.

Она оборачивается. Смеется.

— Как же она удивится!

— Кто?

— Бабушка, разумеется!

Я совсем забыл. Мы собираемся навестить бабушку Туве. Она живет на хуторе где-то на полпути. Недалеко от места глухариного тока, куда нас тащит Филип. Туве решила заехать к ней, заодно и перекусить.

Мы молча крутим педали.

Манни, вечный спутник Филипа, едет сразу за ним. Затем грудастая Пия-Мария. Не хватает Криз, по сомнительным сведениям, она присоединится к нам позже.

И хотя нам труднее чем обычно держать равновесие с тяжелыми рюкзаками за плечами, все чувствуют себя отлично. Я еду, почти не сосредотачиваясь на процессе. Не думая о правой ноге, о левой ноге, о правой, о левой.

Я пытаюсь уловить запах Туве во встречном потоке воздуха. Стараюсь отличить его от других, проносящихся мимо моего носа. Я мечтаю о взглядах, которые она, прищурившись, бросает на меня. Эти взгляды напоминают мне о том, что мы готовы были сделать в одно волшебное воскресенье. Когда были только она, я и весь мир. Туве и я, и мы были совершенно голые. Я хочу получить от нее знак. Знак, подтверждающий, что это было. Что это не просто выдумка моего странного мозга.

Иногда я веду себя чудно, делаю все шиворот-навыворот.

Я должен долго сосредотачиваться на обычных повседневных вещах, которые другие совершают не задумываясь, например: налить мясной соус, завязать шнурки или сходить в туалет. Когда я стою в столовой и подходит моя очередь накладывать еду, вся школа делает шаг в сторону, потому что всем известно, что пара рыбных палочек обязательно угодит в тех, кто стоит рядом со мной.

Кристин боится, что у меня какие-то нарушения в мозгу. Но я знаю, в чем причина. Я слишком много думаю. Я постоянно думаю, если мои руки и ноги ничем не заняты. Мои мысли как птицы. А мое лицо как театр. Все, о чем я думаю, отражается на нем. Люди, которые плохо меня знают, думают, что у меня что-нибудь болит или я сержусь. Туве тоже сначала так считала. «Что случилось, Кимме?» — спрашивала она. Но причина была в другом.

Крик Туве отвлекает меня от размышлений.

— Что? — кричу я ей в ответ.

— Филип говорит, что глухари — крупные, как собаки, — повторяет она.

— Ну да, — кричу я.

Мне нравится болтать с Туве о птицах. О жаворонках, зимородках и крупных, как собаки, глухарях. Когда мы касаемся друг друга взглядом, весь остальной мир бледнеет, а птицы уходят на второй план.

Может, это только мои чувства? Я подчиняюсь инстинкту, иду по следу, не зная наверняка, куда он ведет и кому он принадлежит: птице или рыбе. Всегда ли о таком знают? А если знают, то не потеряет ли тогда жизнь свое очарование?

Вот так я размышляю. Все из-за монотонной езды. Я закрываюсь от окружающего мира, погружаюсь в себя и жму на педали. Лишь невзначай отмечаю проплывающий мимо пейзаж. Поля, на которых бесконечной щетиной мелькает первая зелень. Край рва, в котором плавает все, что только можно: пакеты из «Макдоналдса», пустые пачки из-под сигарет, полоса цветущей мать-и-мачехи, сухо шуршащая на ветру пленка из кассет, использованные прокладки.

Вокруг нас лес. Ели, сосны и березы. Иногда между стволами мелькает озеро. Мы проезжаем мимо красных дачных домиков с деревянными изгородями со стороны дороги и крестьянских подворий. Мы целую вечность поднимаемся на холмы, а затем с опасной для жизни скоростью летим вниз.

Филип замечает мертвого зайца, все останавливаются и глазеют на него.

— Это полевой заяц, — говорит Филип, переводя дух у своего велосипеда.

Заяц оказывается довольно крупным. Кажется, что он спит.

— Должно быть, его сбили совсем недавно, — говорит Туве.

— Водители — убийцы проклятые, — говорит Пия-Мария. — Ненавижу машины.

Филип кладет свой велосипед в канаву и садится на корточки рядом с Пией-Марией. Он поднимает зайца за заднюю лапу. Пия-Мария наклоняется, не слезая с велосипеда.

— Он правда умер? — спрашивает она.

— Ясное дело, — отвечаю я. — Думаешь, он притворяется мертвым?

Пия-Мария присаживается на корточки перед зайцем.

— О, какая у него мягкая шерсть. Разве можно так поступать с животными?

Филип переворачивает зайца, и мы видим, что у того нет одного глаза. Пия-Мария встает и идет к своему велосипеду.

— Один глаз отсутствует, — говорит она.

— Это сороки, — поясняет Филип. — Они всегда в первую очередь выклевывают глаза. Для них это лакомство.

— Какая мерзость, — говорит Туве.

— Разве можно так поступать с животными? — повторяет Пия-Мария.

— Раз он целый, — говорит Филип, — возьмем его с собой.

Он крепко привязывает зайца поверх поклажи, и когда мы едем дальше, многие «убийцы проклятые», сидя за рулем своих автомобилей, таращатся на нас. На Туве с темными кругами под глазами, на Пию-Марию, завязавшую свою куртку на талии, на меня, вихляющего то вправо, то влево, на красную от первого загара макушку Манни, но больше всего — на нашего лидера, Короля Филипа, который возглавляет наш маленький караван с мертвым зайцем, привязанным поверх рюкзака.