Читать интересную книгу Церковные деятели средневековой Руси XIII - XVII вв. - Н. Борисов

Предоставляя русской церкви значительные при­вилегии, правители Золотой Орды, несомненно, пре­следовали вполне определенные политические цели. Русское духовенство должно было при всем народе молиться «за здравие» ордынских ханов, освящая своим авторитетом иноземное иго.

Как оценить эту  позицию  церкви,    ее  косвенное участие в поддержании ордынского господства на Руси? Некоторые историки рассматривают получение митрополитами ханских ярлыков как «союз право­славной церкви и татарского хана», как своего рода измену национальным интересам или, по меньшей мере, беззастенчивую торговлю авторитетом духовен­ства [16]. Однако прежде чем выносить русскому духо­венству столь суровый приговор следует ответить на вопрос: могла ли высшая иерархия отвергнуть пре­доставленные ей льготы и отказаться выполнять свя­занные с ними обязательства? В принципе такое предположение можно допустить. Но к чему привела бы несговорчивость иерархов? В период, о котором идет речь (вторая половина XIII — первая половина XIV в.), сохранение мирных отношений с Ордой было единственным путем к возрождению страны. Этим путем шли Александр Невский и Иван Калита. И мы едва ли упрекнем их за то, что они получали ярлыки на княжение из рук ханов и всеми средствами стре­мились задобрить Орду.

Разумеется, церковные иерархи по-разному отно­сились к сотрудничеству с Ордой. Одни шли на это неохотно, скрепя сердце, другие — с радостью, пред­вкушая новые выгоды и преимущества.

Особенно тесные контакты с Ордой во второй по­ловине XIII в. наладили ростовские епископы Кирилл (1231 — 1261) и Игнатий (1262—1288). Об этом рас­сказывает старинная «Повесть о Петре, царевиче Ор­дынском». После того как епископ Кирилл исцелил ханского сына, «вся Орда радовалась, и повелел хан давать владыке ростовскому ежегодную дань в храм святой Богородицы». После смерти Кирилла местные князья по приказу хана ежегодно обязаны были чтить его память богатыми подарками в Успенский собор, где находилась усыпальница ростовских епис­копов. Преемник Кирилла епископ Игнатий способ­ствовал превращению Ростова в 70-е годы XIII в. в один из опорных пунктов ордынского господства на Руси. Он всячески ублажал поселившегося в городе ханского племянника «царевича» Петра. Со своей стороны крещеный татарин делал богатые подарки епископу, основал в Ростове новый монастырь. Ор­дынцы настолько доверяли Игнатию, что поручили ему  возить  в  ханскую  ставку    «оброки  ханские»— ежегодную дань с русских земель[17]. Примечательно, что впоследствии Игнатий, этот, по меткому опре­делению одного историка, «татарский угодник», был причислен церковью к лику святых.

Русская церковь оказывала Орде и услуги дипло­матического характера. Через епископа сарайского или же через самого митрополита ханское прави­тельство вело переговоры с Византией.

Справедливость требует отметить, что ордынское иго принесло русской церкви не только новые эконо­мические и политические привилегии. Духовенство вместе со всем остальным населением страдало от тех опустошительных набегов, которыми Орда устра­шала русские земли. Только по летописным сведени­ям во второй половине XIII в. ордынцы совершили 14 походов на Русь. Иные из них, как, например, «Неврюева рать» 1252 г., «Дюденева рать» 1293 г., захватывали огромные территории, разоряли многие города. В ходе этих карательных экспедиций ордын­цы не щадили и духовенство.

Большие сложности возникли у церковного руко­водства в связи с разорением и упадком Киева, где находилась резиденция митрополита. Город обезлю­дел после погрома 1240 г. и несколько столетий не мог возродиться, оказавшись в зоне постоянных ор­дынских грабежей, на самой границе оседлого и степного миров. Митрополиты Кирилл II (1246— 1280) и Максим (1281 —1305) вынуждены были по­стоянно разъезжать по Руси, не имея в Киеве на­дежного пристанища. В 1299 г. митрополит Максим, «не стерпев насилия татарского», со всей своей сви­той окончательно покинул Киев и переселился во Владимир-на-Клязьме. Однако и этот обескровлен­ный татарами город не стал подлинной столицей рус­ской церкви.

Покровительство Орды русской церковной органи­зации в целом не исключало враждебных действий по отношению к конкретным церковным иерархам. Понимая, какое большое политическое влияние име­ет «митрополит Киевский и всея Руси», ордынская дипломатия внимательно следила за его деятель­ностью. Известно, что Орда, опасаясь объединения русских земель, разжигала междукняжеские распри, выдвигала соперников наиболее авторитетным, могущественным князьям. Такую же политику ордынцы вели и по отношению к «князьям церкви». Во многих конфликтах внутри русской церкви исследователи видят происки ордынской дипломатии.

Одним из самых неприятных для русской право­славной церкви последствий установления монголо-татарского ига было ослабление ее духовной моно­полии, активизация различного рода «конкурирую­щих» религиозных течений. Ограждая экономические привилегии церкви, Орда, однако, не вмешивалась в вероисповедные дела и предоставляла русскому ду­ховенству самому отстаивать свои позиции. Еще в 50-е годы XIII в. сбор дани с отдельных русских го­родов и земель монголо-татары передали откупщи­кам-купцам из Средней Азии и Ирана. На Руси их называли «бесермены», «басурмане» — так произно­сили здесь непривычное слово «мусульмане». Наш­лись на Руси люди, желавшие облегчить себе жизнь, приняв веру угнетателей. Об одном таком новоявлен­ном «мусульманине», ярославском монахе по имени Зосима, сообщает летопись. Вероотступник был убит во время народного восстания 1262 г. Летописи, ко­торые, как правило, много раз редактировались цер­ковниками, почти не сохранили сведений о влиянии ислама на Руси в этот период. Однако нельзя забы­вать, что мусульманство с начала XIV в. стало офи­циальной религией Золотой Орды. В столице госу­дарства— городе Сарае на Волге — были выстрое­ны роскошные мечети и медресе. Повсюду заунывна кричали муллы, призывая верующих на молитву. Тысячи русских людей, волей или неволей попадав­ших в Золотую Орду, знакомились с мусульманством. Примечательно, что митрополиту Петру (1308— 1326) пришлось вести диспут о вере с неким Сеитом, судя по имени — мусульманином [18].

Монголо-татарское нашествие и установление ига привели к обострению борьбы православной церкви с язычеством. Религиозное мышление крестьянской массы было весьма консервативно и практично. Тор­жество «иноплеменников» вызвало разочарование в христианском боге, который не смог защитить своих людей. Нашествие могло быть истолковано как про­явление гнева, мести со стороны отвергнутых язы­ческих богов. В то же время у христианизированной части населения, в первую очередь — горожан, вспых­нула фанатическая ненависть к языческим жрецам, колдунам, чародеям, происками которых объясняли все несчастья.

Говоря о роли церкви в этот тяжелейший период в истории Руси, нельзя не признать, что объективно она выступала хранительницей той части культуры, ко­торая была связана с христианским культом. При митрополичьей кафедре, а возможно, и при Успен­ском соборе во Владимире в самую тяжелую пору не прекращалось летописание. По заказам церков­ных иерархов — митрополита, епископов ростовского, тверского и новгородского — велись немногочислен­ные каменные строительные работы второй половины XIII в. Сложные, малоизученные процессы протека­ли в это время в религиозной живописи.

Церковные иерархи заботились об укреплении феодального законодательства. В 70-е годы XIII в. митрополит Кирилл получил из Болгарии список юридического сборника — Кормчей, который во мно­гих копиях разошелся по Руси.

Наиболее выдающиеся церковные деятели, такие, как, например, владимирский епископ Серапион (1274—1275), в обращениях к народу стремились ободрить людей, возвратить веру в свои силы. На то, сколь важна была тогда такая проповедь, указы­вал выдающийся русский историк В. О. Ключевский. Нашествие Батыя «оставило впечатление ужаса, про­изведенного этим всенародным бедствием и постоян­но подновлявшегося многократными местными наше­ствиями татар. Это было одно из тех народных бедствий, которые приносят не только материальное, но и нравственное разорение, надолго повергая на­род в мертвенное оцепенение. Люди беспомощно опускали руки, умы теряли бодрость и упругость» [19].

Летописцы точно зафиксировали это состояние всеобщего смятения, паники или же, напротив, оце­пенения, психологического шока, которое вызывалось неотвратимыми, как стихийное бедствие, набегами дикой степной Орды. В такие моменты люди от стра­ха «и сами не ведали, кто куда бежит» [20] . После кро­вавых расправ, учиненных ордынцами, «было очень страшно, так страшно, что и хлеб не идет в уста» [21]. Приступы этого непреодолимого страха случались и много позже, даже тогда, когда Русь набрала силу и научилась побеждать ордынцев в открытом поле. Рассказывая о нашествии хана Едигея на москов­ские земли в 1408 г., летописец дает горестную за­рисовку с натуры: «Да аще явится где один татарин, то многие наши не смеют противиться ему, аще ли два или три, то многие русские, бросая жен и детей, на бег обращаются. Вот так, наказывая нас, низло­жил господь гордыню нашу» [22].