Читать интересную книгу Человеческое животное - Олафсдоттир Аудур Ава

— Мы все продаем тело, Дия, — говорила она, — одни продают мозг, другие — иные части тела.

Мы с коллегами в деталях обсуждали роды в воде и пришли к заключению, сформулированному одной из нас: вполне естественно, чтобы ребенок попадал из одной воды в другую, — эмбрион, развиваясь, плавает в околоплодных водах и рождается в воду мира.

— Разве человек не состоит в основном из воды? — спросила одна коллега.

— На семьдесят процентов, — ответила другая.

В какой-то момент я вдруг услышала голос бабушки: она употребила глагол «барахтаться». Да, разве человек не барахтается в океане жизни? Она бы также уточнила: а на какой стадии следует вынимать мать и дитя из воды? Интерес к родам в воде побудил меня больше читать о беременности и родах у китов, и я пришла к выводу, что у китов и людей немало общего. Киты, как и люди, относятся к плацентарным млекопитающим, их самки тоже за раз рожают одного детеныша. Но иногда случается, что двух. Однако в отличие от женщины самка кита оплодотворяется только раз в году. Беременность продолжается от десяти до семнадцати месяцев, и детеныш, как и человеческое дитя, полностью зависит от матери в первый год жизни. Чтобы детеныш взял сосок, самка кита ложится на бок и брызгает в него молоком. А киты крупных видов выпивают до двухсот пятидесяти литров молока в день. Я также узнала, что детеныши рождаются хвостом вперед и нуждаются в помощи, чтобы всплыть на поверхность воды и сделать первый вдох. Иначе они утонут. Это означает, что при родах самке кита помогает другой кит. То есть киты пользуются услугами акушерок, как и люди. Для меня стало неожиданностью, что у китов не бывает одинаковых хвостовых плавников, у них это своего рода отпечатки пальцев. Я также не задумывалась о том, что у китов хвостовые плавники горизонтальные, а не вертикальные, как у рыб. Когда я упомянула об этом в разговоре с сестрой, та сказала:

— Ты становишься похожей на Фиву.

Мама тоже говорит: четверть — от имени.

Она по разным поводам повторяет: — Ты названа в ее честь.

И когда я недавно испекла «Павлову» по рецепту, записанному рукой двоюродной бабушки, мама сказала: тебя нарекли ее именем.

Есть, пить, спать, любить, общаться с другими, спорить, обретать знание и жертвовать собой ради других

У наших родителей небольшое семейное предприятие — похоронное бюро, которым они управляют вместе с зятем, мужем моей сестры. Дела, по словам мамы, идут хорошо, бизнес процветает, потому что всем приходится умирать. Предприятие основал еще мой дедушка по отцовской линии, он сам мастерил гробы, крепкие, надежные гробы из хорошего дерева. Такие теперь не делают, в наше время гробы привозные и одноразовые, как выражается папа. Так что в нашей семье давно сложилась традиция заботиться о человеке и в самом начале жизненного пути, и после его завершения, как справедливо указывает мама; мамина семья помогает, когда человек приходит в этот мир, папина — когда прощается с ним, мамина — когда свет зажигается, папина — когда он гаснет. Моя мама — исключение по женской линии, и в трудные минуты она часто выражает сожаление, что не стала акушеркой, как все женщины в ее семье. Мы с сестрой выросли с тем, что мать обсуждала заказы ритуальных товаров за обеденным столом и организовывала погребение, хлопоча над кастрюлями.

Обмакивая в кляре кусочки рыбного филе, она говорила: жизнь — это недолго горящая спичка. Или: человек есть свечение. Если похороны были тяжелыми, то есть в случае внезапной кончины или смерти ребенка, мама порой закрывалась в спальне, лежала в кровати и отказывалась выйти. Тогда отцу приходилось повязывать фартук и варить сосиски. Мы с сестрой знали, что, если в родительском доме пахло сосисками, когда мы возвращались из школы, значит, умер ребенок. Мы слышали тихий голос отца в спальне. Он приносил матери еду и говорил: если хочешь, можем продать контору. Однажды она провела в спальне целых три дня, потом вышла веселая, долго прижимала нас с сестрой к себе, а затем сказала: недостаточно, чтобы билось сердце. И продолжила: я хочу чувствовать, что жива. Есть, пить, спать, любить, общаться с другими, спорить, обретать знание и жертвовать собой ради других.

Еще маленькой я впервые поехала одна на автобусе к двоюродной бабушке. В ее квартире у меня была своя комната — детская, как ее называла бездетная бабушка, — торты каждый день и нераздельное внимание, в отличие от родительского дома, где я делила комнату с сестрой и спала на верхней кровати.

— Мы с тобой тезки, — то и дело повторяла бабушка.

Мы, тезки, сидели друг напротив друга за столом и играли в «рыбу». Кухонные шкафы были полны всяких баночек — бабушка назвала это своей консервной коллекцией; однажды она предложила мне выбрать, я показала пальцем, она взяла банку рыбных фрикаделек и приготовила к ним розовый соус, потом я опять показала, и она вонзила консервный нож в банку с грушами, взбила сливки.

Полагаю, я стремилась вырваться из атмосферы надвигающейся неизбежной смерти, нависшей над родительским домом. А если бы следующим ребенком стала я или сестра, сколько дней и ночей провела бы мама взаперти?

В гимназические годы мы с сестрой летом работали на семейном предприятии, в мои обязанности входило мыть катафалк и полировать его воском, а после того как я получила права, также заправлять бензином.

Как-то раз я забыла заполнить бак, и похоронной процессии пришлось сделать остановку на бензоколонке по пути на кладбище. Иногда я ездила забирать покойного на черном минивэне и ждала за рулем, не выключая двигателя. Помню также, как однажды заменила мать и шла перед гробом в ее черном костюме, который висел на мне, потому что был на три размера больше. В своей речи на празднике по поводу моего поступления в университет мать сказала, что человека забывают. Через три поколения все забывают. Помнит только кто-то один. И в конце концов никто не знает, что человек жил.

Начинается путешествие из темноты на свет

Смена закончена, и я засовываю в сумку коробку конфет, полученную в подарок от супругов-инженеров.

На крышке конус горы и северное сияние, все небо в переливах зеленого, розового и фиолетового. Я отмечаюсь на выходе, а Вака, самая молодая акушерка в нашем отделении, отмечается на входе, у нее сегодня вечерняя смена. Мы познакомились, когда она проходила стажировку и я была ее руководителем, потом она несколько раз приходила ко мне в гости, чтобы посоветоваться и успокоиться. Стажеры иногда плачут, когда рождается ребенок, даже если роды были естественными. Они плачут вместе с матерью, плачут вместе с отцом, и их приходится утешать.

Я не могу, говорит роженица. И стажер тоже:

— Я не могу.

Нет, можешь, говорю я тогда.

Стажеры спрашивают: а если муж отойдет поесть и ребенок родится в его отсутствие? Я буду за это отвечать? А если он уснет во время родов? Его нужно разбудить? Начинающим акушеркам бывает страшно в первый раз оставаться наедине с роженицей, они боятся что-нибудь проглядеть.

Моя юная коллега — член поисково-спасательной ассоциации, и, когда ее вызывают, мы меняемся дежурствами. Чаще всего ищут туристов, которые застрял и или сбились с пути, съехав с дороги в погоне за красивыми кадрами, или не учли того, что погода и ветер у нас исключительно переменчивы, что утром погода может быть вполне приемлемой, а в полдень вдруг налетает убийственный ветер. Или не приняли во внимание темноту. Зимой вызовов из-за туристов не много, но несколько раз спасателей вызывали помочь китам вернуться в море. Помнится, недавно в новостях сообщалось, что необычно много китов выбрасывается на берег, а также о том, что море вынесло много мертвых китов. Летом спасательную команду неоднократно вызывали из-за выбросившейся на берег семьи гринд. Такому поведению китов еще не нашли объяснения, но Вака рассказывала, как они поливали черные тела водой, а затем помогали китам вернуться в море во время прилива. Однако на следующий день эти киты снова оказались на берегу.