Имени человека, от которого Анна Горенко так и не дождалась письма, мы не знаем. Возможно, оно было известно Валерии Тюльпановой, а также Гумилеву. Уже после развода Николай Степанович, несмотря на всю свою гордость, все-таки спросил Анну Андреевну об этом, и она, как свидетельствует Павел Лукницкий, честно и прямо ответила на вопрос. Но тягостное объяснение произошло, напоминаю, лишь в 1918-м, а в 1908-м Гумилев только терялся в догадках и какое-то время ревновал свою «русалку» не столько к конкретному мужчине, сколько к ее мечте о «влюбленном принце».
И все-таки Гумилев добился – если не сердца, то руки девушки своей мечты. 25 апреля 1910 года Анна Горенко и Николай Гумилев, после семи лет «жениховства», обвенчались. Венчание состоялось в Николаевской церкви села Никольская слободка, в окрестностях Киева. Место было выбрано женихом не случайно. Николай Мирликийский считался святым покровителем Николая Степановича, и жених, видимо, втайне, не признаваясь себе, надеялся на помощь своего заступника. Понравилась церковь и невесте. Маленькая, бедная, однако нарядная, вся в крестьянских вышивках и сухих цветиках.
Апрельские события 1910 года отражены в четырех стихотворениях Ахматовой, посвященных «свахе» – двоюродной сестре Марии Александровне Змунчилла (Мария, Наничка, хорошо относилась к Гумилеву и сделала все возможное и невозможное, чтобы венчание состоялось): «Синий вечер. Ветры кротко стихли…», «На столике чай, печения сдобные…», «Весенним солнцем это утро пьяно…», «Я написала слова…». Написаны они, правда, осенью, частью в Царском Селе, частью в Киеве, однако повествуют о весне, когда первые розы уже распустились, но дерн так свеж, что кажется изумрудным, о милой домашней суете, хлопотах, связанных с приездом и приемом жениха, которого невеста встречает с охапкой белых левкоев, рассматриванием старинных альбомов, ожиданием целого букета роз, которые вот-вот принесут из оранжереи. Ахматова вообще любила писать о событиях, превращенных в воспоминания. Стирались случайные черты, а неслучайное приобретало точность, не утрачивая яркой сочности.
* * *
Синий вечер. Ветры кротко стихли,Яркий свет зовет меня домой.Я гадаю: кто там? – не жених ли,Не жених ли это мой?…
На террасе силуэт знакомый,Еле слышен тихий разговор.О, такой пленительной истомыЯ не знала до сих пор.
Тополя тревожно прошуршали,Нежные их посетили сны.Небо цвета вороненой стали,Звезды матово-бледны.
Я несу букет левкоев белых.Для того в них тайный скрыт огонь,Кто, беря цветы из рук несмелых,Тронет теплую ладонь.
Сентябрь 1910, Царское Село* * *
Я написала слова,Что долго сказать не смела.Тупо болит голова,Странно немеет тело.
Смолк отдаленный рожок,В сердце все те же загадки,Легкий осенний снежокЛег на крокетной площадке.
Листьям последним шуршать!Мыслям последним томиться!Я не хотела мешатьТому, кто привык веселиться.
Милым простила губамЯ их жестокую шутку…О, вы приедете к намЗавтра по первопутку.
Свечи в гостиной зажгут,Днем их мерцанье нежнее,Целый букет принесутРоз из оранжереи.
Октябрь 1910, Царское Село* * *
Весенним солнцем это утро пьяно,И на террасе запах роз слышней,А небо ярче синего фаянса.Тетрадь в обложке мягкого сафьяна;
Читаю в ней элегии и стансы,Написанные бабушке моей.Дорогу вижу до ворот, и тумбыБелеют четко в изумрудном дерне,
О, сердце любит сладостно и слепо!И радуют изысканные клумбы,И резкий крик вороны в небе черной,И в глубине аллеи арка склепа.
2 ноября 1910, Киев* * *
На столике чай, печения сдобные,В серебряной вазочке драже.Подобрала ноги, села удобнее,Равнодушно спросила: «Уже?»Протянула руку. Мои губы дотронулисьДо холодных гладких колец.О будущей встрече мы не условились.Я знал, что это конец.
9 ноября 1910
Киев С теми же предсвадебными днями связано и стихотворение «Старый портрет», подаренное Анной художнице Александре Александровне Экстер, приятельнице Гумилева и хорошей знакомой М.А. Змунчилла.
СТАРЫЙ ПОРТРЕТ
А. А. Экстер
Сжала тебя золотистым оваломУзкая, старая рама;Негр за тобой с голубым опахалом,Стройная белая дама.
Тонки по-девичьи нежные плечи,Смотришь надменно-упрямо;Тускло мерцают высокие свечи,Словно в преддверии храма.
Возле на бронзовом столике цитра,Роза в граненом бокале…В чьих это пальцах дрожала палитра,В этом торжественном зале?
И для кого эти жуткие губыСтали смертельной отравой?Негр за тобою, нарядный и грубый,Смотрит лукаво.
Осень 1910, Киев
Старый портрет – это как бы старинное парадное зеркало, в котором в полный рост отразилась замужняя Анна, вчера еще «дикая девочка», а сегодня «стройная дама» в белом венчальном платье. Наничка и Александра Экстер позаботились и о туалетах новобрачной, чтоб и по моде, и к лицу, ведь жених вместо свадебного подарка преподнес своей «Аннушке» путешествие в Париж. Подарок кажется очень уже нерасчетливым, но на самом-то деле в те времена комната и еда во Франции, и даже в Париже, были чуть ли не вдвое дешевле, чем в России: предвоенный Петербург был самым дорогим городом в Европе.
Парижское кафе. 1910-е годы.
…И мы поехали на месяц в Париж.
Прокладка новых бульваров по живому телу Парижа (которую описал Золя) была еще не совсем закончена (бульвар Raspail). Вернер, друг Эдисона, показал мне в Taverne de Panthйon два стола и сказал: «А это ваши социал-демократы, тут – большевики, а там – меньшевики». Женщины с переменным успехом пытались носить то штаны (jupes-culottes), то почти пеленали ноги (jupes-entravйes). Стихи были в полном запустении, и их покупали только из-за виньеток более или менее известных художников. Я уже тогда понимала, что парижская живопись съела французскую поэзию.
Анна Ахматова, «Коротко о себе»…На север я вернулась в июне 1910 года. Царское после Парижа показалось мне совсем мертвым. В этом нет ничего удивительного. Но куда за пять лет провалилась моя царскосельская жизнь? Не застала там я ни одной моей соученицы по гимназии и не переступила порог ни одного царскосельского дома. Началась новая петербургская жизнь.
Анна Ахматова, Из «Записных книжек»Переехав в Петербург, я училась на Высших историко-литературных курсах Раева…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});