Читать интересную книгу Анна Герман - Александр Жигарев

Собственно говоря, только ради этого Аня и выдерживала все эти нескончаемые и весьма мало ее интересовавшие разговоры и сплетни. Пели в основном народные песни, те, которые она когда-то слышала от отчима. Пели с душой, чисто, как хорошо отрепетированный хор, тщательно готовившийся к выступлению на ответственном концерте. Аня молчала, боясь нарушить чистоту и монолитность хора, руководимого смешным веселым человечком - парикмахером Антони.

Но был в огромной густонаселенной квартире один человек, который не принимал участия в застольях. Не потому, что был высокомерен или чурался соседей. Просто рабочий день пана Юрека складывался иначе, чем у других жильцов. Он вставал поздно, варил в одиночестве кофе на кухне, и Аня, возвращаясь из школы, часто заставала его за этим занятием.

- Ну что, Аня, - растягивая слова, расспрашивал пан Юрек, - в дневнике одни пятерки? А я вот никогда нигде не учился, Однако живу, и, как видишь, неплохо.

Аня приходила в его маленькую каморку, сплошь заваленную каким-то хламом, пыльными абажурами, широкополыми шляпами довоенной моды, погнутым барабаном. Посреди, как островок, возвышалось старое расстроенное пианино, всегда открытое. Пепельница умещалась тут же и была сплошь заполнена грудой окурков. Пан Юрек работал в ресторанном оркестре, а "самая работа", как нередко повторял он, "начинается после двенадцати". Он отпивал глоток кофе, присаживался к пианино, томно закрывал глаза, касался клавиш и легонько наигрывал сентиментальные мелодии.

- Хочешь, я тебе спою? - обращался он к Ане. И, не дожидаясь ответа, зажмурив глаза, негромко напевал ресторанные шлягеры. - Для того чтобы петь, - внезапно прерывал он себя, - надо обладать добрым сердцем, хорошим слухом да еще любить свое дело. И обязательно, непременно верить в то, о чем ты поешь. А вот наша певица Люцина так не считает. У нее ни голоса нет, ни сердца. Ни души, ни ума. А она поет... Вот безобразие, да?!

Слушая пана Юрека и глядя на его лицо, на котором ежесекундно появлялись самые разнообразные гримасы, Аня хохотала и хлопала в ладоши. Трудно было догадаться, когда он шутит, а когда говорит серьезно.

- Ты любишь музыку? - выпытывал он у девочки. - Впрочем, что я говорю! Разве можно ее не любить? - Пан Юрек допивал кофе и продолжал рассуждать: Я бы мог стать вторым Падеревским*, если бы не война, мог бы учиться в консерватории, играть Баха, Шопена, Моцарта... А теперь время упущено, Музыке надо учиться с детства, с трех лет... Он неожиданно преображался, глаза его расширялись, он бросался к пианино, и комната наполнялась бурными, страстными аккордами.

[* Игнацы Падеревский (1860 - 1941) - знаменитый польский пианист и композитор.]

Любила ли Аня музыку?! Шестилетнюю, мама взяла ее на концерт известного пианиста, приехавшего на гастроли в Ургенч. В отличие от других малышей, которые после первых минут ошеломленного осваивания теребили родителей, начинали болтать, зевать, а немного погодя и хныкать, Аня весь концерт просидела как завороженная. Она не отрываясь смотрела на пианиста, сильные руки которого неистово ударяли по клавишам, наполняя пространство зала то щемящими сердце жалобными мелодиями, то светлыми нежными переливами, то радостными торжественными аккордами.

После концерта девочка начала буквально приставать к маме, чтобы та купила ей пианино. Аня редко что просила у мамы, и к этой неожиданной просьбе дочки Ирма отнеслась со всей серьезностью. Аню отвели к знакомой учительнице музыки. Та, прослушав девочку, улыбнулась: "У нее абсолютный слух, ей надо заниматься, может выйти толк". О покупке пианино не могло быть и речи. Денег и так едва хватало. Аня ходила разучивать нотную грамоту к той же знакомой учительнице, занималась старательно и самозабвенно. Но тут началась война, и про музыку забыли.

Теперь, в каморке пана Юрека, девочка влюбленно смотрела на оживающие под тонкими пальцами ресторанного пианиста клавиши. Иногда он усаживал Аню рядом на табуретку и веселыми глазами следил за тем, как она старается одним пальцем подобрать мелодию.

- А ты молодчина! - хвалил пан Юрек. - Слух у тебя отличный... Вот выгоним Люцинку на пенсию, будешь у нас в "Бристоле" звездой!

Кем быть? Этот вопрос Аня впервые задала себе в восьмом классе и с ужасом обнаружила, что однозначно ответить на него не может. По всем предметам она училась одинаково хорошо. Учителя ее хвалили, ставили в пример другим. На родительских собраниях пани Ванда, отчитывая родителей неуспевающих, повторяла:

- Вот Аня Герман. В таких трудных условиях живет: ютятся в восьмиметровой комнате, стола негде поставить, - а всегда подтянута, собранна, готова ответить на любой вопрос.

К тому времени мама уже работала учительницей в начальных классах. Жить стало легче, но по-прежнему они стояли в длинной и, как им казалось, бесконечной очереди на квартиру. "Стану учительницей, как мама", - поначалу решила девочка. Но стоило представить себя среди маленьких мальчишек и девчонок, как она чувствовала себя вдруг одинокой и беспомощной... Нет, труд преподавателя требует особого дара - терпения, сосредоточенности, силы воли. Она видела, как часто мама вставала по утрам в плохом настроении, с сильной головной болью, но в школе на уроках преображалась. Всегда одинаково ровная, спокойная, доброжелательная. "Я вот так не смогу", - думала Аня. Соседка тетя Зося звала ее к себе в мастерскую - там и зарабатывать можно впятеро больше, чем мама, и самой себя обшивать и одевать.

Аня задумывалась о будущем. До пятнадцати лет она казалась обычной девчонкой, ничем внешне не выделявшейся среди сверстниц. А потом буквально за несколько месяцев, что называется, "вымахала". Мальчишки стали подтрунивать над ней. "Аня! - кричали ей на переменах, - достань воробушка!" "Эй! - надрывался обычно сонный да и не особенно блещущий умом Геня Михаровский, - ты, говорят, пожарной каланчой собираешься работать?"

Аня делала вид, что совсем не обижается и ее только веселят эти плоские шутки, но про себя грустно задумывалась. Она уже смирилась с тем, что мальчишки во время танцев на школьных вечерах обходят ее стороной, не пишут ей, как другим, любовных записок, не назначают свиданий. Придумала сама себе прозвище "гадкий утенок" и пыталась с достоинством переносить все выпадавшие на ее долю обиды. "Наверное, мне всю жизнь придется жить с мамой и бабушкой! - делала она далеко идущие выводы. - Кому нужна такая каланча?!"

В душе ее творился сумбур: она то и дело впадала в безысходный пессимизм, ощущала свою никчемность, связанную с отсутствием желаний, цели, во имя которой стоило бы трудиться. Она тяготилась своим "физическим уродством", мешавшим ей жить такой же беззаботной и естественной жизнью, какой жили ее школьные подруги, переписывавшие в свои блокнотики лирические стихи Мицкевича и Тувима. Апатия сменялась бурной жаждой деятельности. Она смеялась над недавними настроениями, упрекала себя в безволии и сумасбродстве, ставила себе в пример любимых литературных героев и исторических персонажей.

Пожалуй, из всех героев ей больше всего нравились пушкинская Татьяна и Анна Каренина. "Евгения Онегина" она знала почти наизусть по-русски и восхищалась мастерством Юлиана Тувима, переведшего пушкинские строфы на польский. Аня, как никто другой, понимала переживания страдающей Татьяны. В своей тезке Карениной Аня восхищалась силой чувств, а главное - способностью неудержимо устремляться навстречу неведомому.

О, как хотелось ей быть счастливой и любимой! Где тот Онегин, который прилетит к ней по темным узким переулкам старого Вроцлава? Где Вронский, который станет шептать ей ласковые слова на старой скамейке против городской ратуши? Ну а если личное счастье все-таки не состоится? То и тогда не следует вешать носа, надо глотнуть свежего воздуха - и в путь, навстречу неизвестному! Пусть все маршруты перепутаны и ты не знаешь, в какой поезд тебе вскочить на ходу и до какой станции добраться. Но тебе всего семнадцать лет. "Всего" или "уже"? Нет, пожалуй, "всего"! Поэтому - в путь!

xxx

Разговор с мамой начался неожиданно. Аня вернулась домой - веселая, уверенная в себе, в правильности своего выбора. Дело в том, что в последний год ее больше всего привлекала живопись. Она перечитывала книги о жизни и творчестве Рембрандта, Ван Гога, Васнецова, Пикассо, Шагала... На стене у кровати висели репродукции картин великих мастеров. Она могла часами бродить по вроцлавскому Историческому музею - там была выставлена коллекция работ польских художников XVIII-XIX веков. Аня рисовала на листах тетрадной бумаги знакомые лица или любимые места старого Вроцлава - рыночную площадь, ратушу, костел святой Анны. Получалось неплохо.

Свои работы она показывала только бабушке и маме. Бабушка гладила внучку по голове, восторженно вздыхала: "И кто бы мог подумать?.. В нашей семье еще художников не было". Ирма надевала очки (Аня никак не могла привыкнуть к этому) и подолгу рассматривала рисунки дочери.