Читать интересную книгу Мальчик из Ленинграда - Нина Раковская

— Пойми, парень, ведь родных у тебя поблизости нет. А раз так…

И тут мне ударила в голову мысль. Как нет родных? А моя бабушка?

— А к бабушке мне нельзя? Бабушка моя живёт в Поволжье… Это ведь на Волге где-то?

— Эх ты, голова! — весело сказал военный. — Поволжье у нас под боком — два дня плыть на пароходе. Если желаешь, я тебя к бабушке и направлю. Только ты, парень, того… боевой, а слишком, кажется, впечатлительный. Опять отстанешь, потеряешься!

— Я потеряюсь?

Я рассказал военному, что в Ленинграде работал в кружке юных историков, ездил в Гатчину, в город Пушкин описывать исторические места. Усатый недоверчиво качал головой. Долго думал. Потом обратился к девушке, которая сидела за соседним столом, и велел оформить мне все документы.

Через час я уходил с площади, на которой стоял дом с кумачовой надписью «Эвакопункт».

Хорошо всё устроилось.

В руках у меня был большой лист. И ещё один — маленький, жёлтый. На большом листе было напечатано:

«Справка об эвакуации».

Оказалось, что я попал к самому начальнику эвакопункта и, наверное, понравился ему!

Справка об эвакуации — теперь мой документ, так сказал мне начальник эвакопункта. Мой вид на жительство. Вроде паспорта. По этому листу мне даже выдадут обратный бесплатный билет в Ленинград, когда кончится война. По нему на станциях, на пароходе мне будут давать хлеб и бесплатные обеды.

А маленький жёлтый листок, похожий на билет в кино, — это был билет на пароход. На нём красными чернилами написали: «Михаил Калинин».

Начальник эвакопункта предупредил меня, что пароход отойдёт через два часа от волжской пристани. А пристань эта находится около моста через Волгу… На причале у пристани есть детская комната. Там сидит воспитатель. Он меня сам на пароход и посадит.

Я спрятал в карман поглубже справку, билет и пошёл отыскивать набережную. Я был очень доволен. У бабушки я один внук. А папа мой был её старший и любимый сын. Она мне это сама говорила, когда гостила у нас в Ленинграде. Бабушки я ничуть не боялся, она добрая, мне у неё будет хорошо.

На углу я заметил почтовый ящик. Вынул из кармана открытку из тех, которые дала мне мама в Ленинграде. А потом спрятал открытку опять в карман. Нет, лучше отправлю из Поволжья, ведь я скоро буду там.

Мимо меня проезжали по мостовой красные трамваи. Они были меньше наших, ленинградских. Окна у них были закрашены синей краской.

«И тут затемнение! — подумал я. — Значит, и сюда фашистские разведчики прилетают. Гады ненавистные!»

Но я не торопился, шёл, будто гуляю. Мне казалось, я почти дома. А улица делалась всё шире, дома пропадали, появлялись пустыри… И вдруг я очутился на набережной.

Вот простор-то! Передо мной текла широченная река. Далеко, на противоположной стороне реки, начинался опять город. Он стоял на горе.

По реке плыли коричневые баржи, белые пароходы и маленькие лодочки, как чёрные скорлупки.

Налево я увидал мост через реку — громадный, в километр. За мостом река разливалась в огромное серое море. По мосту шёл трамвай, ехали машины. Впереди среди прохожих я заметил девочку с книжкой в руках. Я догнал её, показал на море и спросил:

— Что такое?

— А то Во-о-олга, — сказала девочка негромко и так сильно окнула, что я рассмеялся.

— А это что? — показал я назад.

— А тут О-о-ока! — ответила она так же протяжно.

«Вот оно что! Ведь Горький стоит на слиянии Оки с Волгой, а Волга — самая большая река в Европе. По ней я сейчас на пароходе поплыву. Вот налюбуюсь!» Я обогнал девочку с книжкой и вышел к людной пристани, около которой стоял, как громадный белый дом, пароход «Михаил Калинин».

Это правда был настоящий плавучий дом.

Он стоял у берега, около белого причала-вокзала, выстроенного на воде. К причалу шла широкая деревянная лестница. Когда я подошёл ближе, то понял, что началась посадка на пароход. И что тут творилось! По лестнице шли люди с мешками, тюками на спине, а некоторые даже волокли на плечах громадные деревянные сундуки. Людей было такое множество, что я решил повернуть назад. Вспомнил про детскую комнату, про уполномоченного, который посадит меня на пароход. Но сверху шли и шли люди. Они загородили мне путь, и я сам стал спускаться вниз по лестнице. Было так тесно, что я ничего не видел под ногами — только чьи-то спины да ноги. Я спотыкался, хватался за чужие руки, за мешки. Я был весь потный и красный, когда, наконец, по мосткам над водой втиснулся на пароход.

Жёлтого бесплатного билета у меня никто не спросил, кажется, все были с такими билетами.

Я сунул билет в карман, прислонился к стене. И тут сзади меня заскрипели, завизжали стеклянные двери, поехали на колёсиках. И закрылись. Вовремя я добрался до пристани! Ещё бы секунда — и опоздал.

Я взглянул в стеклянную дверь. И вижу — мостки уже убрали, а широкая коричневая вода доходит до самого борта.

«Потонем!» — испугался я.

В это время что-то застучало под ногами. Весь пароход начал дрожать. Раздался протяжный звон — ударили в медный колокол. Один раз, потом два раза подряд. Потом в третий раз. Я опять взглянул в стеклянные двери и увидал, что берег закружился.

Мы уже плыли.

И тут меня даже отчаяние взяло. Где мне пристроиться? Как я доеду? Проход был завален тюками, мешками, чемоданами. И присесть негде. Неужели я до самого Поволжья буду в дверях стоять? Слёзы закапали у меня из глаз. Зачем я такой вырос несговорчивый? Сколько раз у меня из-за этого неприятности происходили. Лучше бы мне, правда, в детдоме пожить, написать бабушке. И вместе с ней в Поволжье ехать.

Словом, справил я труса.

Только вскоре ко мне подошла женщина в белом халате.

— Ты один? — спросила она. И взяла меня за руку. Мы стали пробираться меж тюков, чемоданов, сундуков. Прошли узким проходом мимо машинного отделения. Там за стеклянными стенами стояли чёрные чугунные коробки и ходили взад и вперёд стальные поршни. Мы протиснулись в коридорчик с белыми дверьми, на которых были надписи: «Штурман», «Рулевой», «Боцман», «Механик». И я увидал круглое окошко в стене. Над окошком я прочёл: «Буфет для эвакуированных детей». Мы постучали.

Окошко открылось. Оттуда высунулась рука и протянула мне два мятных пряника.

Пряники были жёсткие, но сладкие. Женщина в халате велела мне показать справку об эвакуации, поставила на ней цифру «12 сентября» и крестик и сказала, чтобы я пришёл сюда за ужином. И правда, вечером к этому окошку стояла очередь эвакуированных детей, и нам всем выдали по тарелке манной каши и по две больших вкусных сардельки.

Пароход долго стоял на остановках, и вместо двух дней мы плыли четверо суток. По справке я всё время получал из окошка бесплатную еду. Но свободных кают не оказалось. Я выискал себе место в коридоре, у окна, и уселся там на чьих-то тюках, а потом познакомился с молодым матросом. Матрос ловко забрасывал канаты и привязывал на пристанях пароход к причалу. Он привёл меня в свою каюту, и я спал там на маленьком сундуке у окна. Матрос рассказывал мне, сколько заводов, разных учреждений, школ и даже детских садов перевёз «Михаил Калинин».

И мы принимались ругать Гитлера.

— Как ты думаешь, он за это ответит? — спрашивал я.

— Собственной головой! Не иначе, — говорил матрос.

Но много разговаривать не приходилось, у матроса были всякие дела — он помогал рулевому, работал в машинном отделении, таскал тюки. Он подарил мне путеводитель по Волге. Я всё время читал описания мест, мимо которых мы плыли. Красивые тут встречались места — на крутых берегах росли леса. В тот год осень наступила рано, и леса были жёлтые. Далеко к горизонту уходили поля… Но всё-таки я очень устал. В ушах у меня шумело от стука поршней и моторов, в глазах рябило, оттого что я всё время смотрел на воду. Очень хотелось послушать радио. Тогда утром и вечером обязательно передавали сводки с фронта. Я никогда не пропускал их. А здесь голос диктора заглушал шум из машинного отделения.

Правда, матрос передавал мне, что на фронте делается. Но вести были невесёлые — Гитлер всё наступал.

Я совсем заскучал на пароходе. И очень обрадовался, когда утром мы подплыли к бабушкиному городу.

Бабушкин город

В машинном отделении ударили в медный колокол, а матрос, с которым я сдружился, пробегая мимо меня, крикнул:

— Приехали! Поволжье!

Я так разволновался, что даже забыл проститься с ним. Заторопился, побежал через раскрытый проход по деревянному мостику. И неожиданно очутился на низком берегу широкой, светлой Волги.

Было ещё очень рано. На другой стороне реки стояло, не двигаясь, оранжевое громадное солнце. Вниз по Волге плыла коричневая баржа. А далеко на горе стоял город.

Кругом было тихо и очень просторно. Пароход знакомым озорным голосом, как будто он насмехался над кем-то, крикнул три раза: «Ву! Ву-ву! Ву-ву-ву!»