– Хорошо, что вы попали сюда уже взрослой, – задумчиво произнесла служанка. – В противном случае они бы вас напрочь испортили, спеша вытереть каждую слезинку.
Когда горничная оказалась у самой двери, Шарли окликнула ее. Служанка обернулась, вопросительно подняв брови, и девушка неуверенно кашлянула:
– Спасибо за теплые слова.
– Шарли, силы воли и ума вам не занимать. Как-нибудь выкарабкаетесь.
Шарли слабо улыбнулась. Тетю Шарлотту хватил бы удар, если бы она услышала это спокойное, бесстрастное замечание. Она наверняка упрекнула бы Либби в черствости. Шарли же, напротив, почерпнула силы в хладнокровной рассудительности служанки.
«Спенс тоже оценил бы иронию разительного контраста между позициями двух женщин, – отрешенно подумала Шарли. – Надо будет при случае рассказать ему об этом…»
Ее словно током ударило: на какое-то мгновение она забыла, что больше никогда и ни о чем ему не расскажет!
Шарли попыталась сглотнуть комок в горле, но тщетно.
«Спенс, ну как ты мог так поступить!»
Шарли сидела, уставившись в потолок. Смеркалось, и в саду один за другим зажигались декоративные фонарики, наполняя комнату длинными тенями от ветвей деревьев.
Если существует какое-то благопристойное объяснение, то почему Спенс сразу же не изложил его? С другой стороны, если никакого объяснения нет, зачем он погнался за Шарли в особняк? И почему, застигнутый врасплох, он ограничился лишь неопределенным «Поверь мне, Шарли»?
Если бы Спенс мог оправдать свое поведение, он бы это сделал. Значит, поскольку он ничего не сказал в свою защиту, никаких оправданий у него нет. Все очень просто.
Несомненно одно. Спенс говорил и действовал так, словно на нем лежит какая-то вина. И в то же время ему удалось представить все так, словно он ни в чем не виноват. А не права именно Шарли!
Нелепость какая-то. Спенс оказался пойман с поличным – застигнут, можно сказать, прямо в постели. И совершенно естественно, что он попытался переложить вину на другого. Вероятно, он считает, что, если бы Шарли не заглянула в домик, ничего бы и не произошло. Следовательно, во всем виновата она.
С другой стороны, он ведь сказал Венди, что дальше так продолжаться не может; должно быть, он искренне полагает, что этими словами поставил точку и Шарли переживает совершенно напрасно.
Вот простое объяснение случившемуся, и оно даже не лишено смысла. Однако такие рассуждения совершенно не в духе Спенса. Не в его правилах прятать голову в песок, попав в затруднительную ситуацию. Тот Спенс Гринфилд, которого она знает…
Шарли осеклась и тотчас же грустно спросила себя:
– А знаю ли я Спенса?
Когда Шарли спустилась в зал, Шарлотта и Мартин уже были там. Девушка сразу же поняла, что разговор идет о ней, ибо, едва она появилась в дверях, наступило неловкое молчание. Мартин засуетился, пододвигая ей стул. Шарлотта теребила салфетку.
Шарли взяла ложку, опасаясь, что густой, наваристый суп не полезет ей в горло.
Мартин хлопнул ладонью по салфетке, заслужив неодобрительный взгляд жены.
– Я как раз говорил Шарлотте, что крокусы уже проклюнулись, и нарциссы тоже.
Шарли слабо улыбнулась. Милый дядя Мартин, он старается хоть как-то поднять ей настроение. Потом Шарли обратила внимание на то, что тетя почти ничего не ест, а лоб ее пересекла глубокая морщина.
Устав притворяться, девушка положила ложку на стол.
– Если вы ничего не имеете против, – тихо произнесла она, – давайте не будем больше тянуть и выскажемся начистоту. Полагаю, в общих чертах картина вам уже ясна. Уточню лишь, что я застала Спенса в домике садовника…
– У нас? – резко встрепенулась Шарлотта.
Шарли кивнула.
– А этой женщиной была…
Она осеклась. Если она сейчас произнесет при Мартине имя Венди Тейлор, завтра же та лишится работы. Но даже если она попытается выгородить Венди, ничего у нее не получится: Хаммондс-Пойнт слишком маленький городок, чтобы в нем можно было сохранить в тайне событие такого масштаба. Шарлотта не успокоится до тех пор, пока не узнает, кто был со Спенсом, а выяснив это, она первым делом обо всем расскажет Мартину. Так что молчать нет смысла.
Неудивительно, если окажется, что половина города давно обо всем догадывалась. Так что лучше сказать всю правду сейчас, чем ждать, когда Шарлотта начнет расспрашивать своих подруг по бридж-клубу – а те ведь наверняка еще начнут язвить по поводу близорукости Шарли… Да и Мартину будет лучше узнать о проблемах у него в конторе от нее, а не от приятелей, с которыми он по выходным играет в гольф.
Опустив взгляд в тарелку, Шарли тихо сказала:
– Этой женщиной была его секретарша.
– Венди Тейлор? – воскликнула Шарлотта. – Эта краля?! Говорила я тебе, Мартин: жди от нее беды. Однако Спенс меня удивил: перед ним открывались такие возможности в фирме!
С этой стороны на случившееся Шарли еще не смотрела. По словам Шарлотты получается: плохо уже то, что Спенс гуляет на стороне, но на работе – это уже чистое безумство. Однако Шарли было безразлично, Венди ли это, ее собственная лучшая подруга или же какая-то совершенно незнакомая красотка!
Она посмотрела на Мартина. Кровь отхлынула от его обыкновенно пунцовых щек, а голос впервые по-старчески задрожал.
– Завтра же утром поговорю со Спенсом, – сказал он, словно обращаясь к самому себе.
Шарли одновременно испытала разочарование и изумление. Судя по всему, и дядя тоже вдруг пришел к выводу, что ситуация серьезнее, чем казалась сначала. Похоже, оскорбленные чувства племянницы отступают на второй план перед угрозой для «Хадсон продактс».
Однако спустя мгновение до нее дошло: в течение последних двух лет, с тех пор как Спенс пришел работать на фирму, Мартин готовил его к тому, чтобы тот со временем стал во главе «Хадсон продактс». Теперь, разумеется, Мартину придется пересмотреть свое решение. И его легко понять. Конечно, он не забыл о своей племяннице, но Спенса он тоже любит.
Как сына, которого у него никогда не было.
Шарли, прежде чем говорить, подумала о неизбежных последствиях своих слов для Венди. Однако ей даже не пришло в голову, что Спенс тоже может потерять место в фирме.
Впрочем, какое ей до этого дело? Она лишь сказала правду. Если Спенс действительно не сознает всей серьезности и глупости своего поступка, его увольнение будет заслуженным, не так ли?
Однако эти рассуждения нисколько не ослабили ноющую боль в груди.
Бесшумно убрав почти нетронутые тарелки супа, Либби подала второе. Шарлотта взяла вилку и нож.
– Я очень расстроена, – сказала она. – Спенс казался мне более рассудительным. Впрочем, наверное, ничего странного в этом нет, если вспомнить, кем был его отец…