же сословия, а и для собственных родственников даже, дома которых вот тут, неподалёку. Но удержался, покивал только и заговорил про другое.
— Луций Цецилий, ты в сенате не был сегодня?
— Нет, я суд проводил.
— Сенат принял постановление. Рабы в Капуе восстали, в Италии опять война, мы постановили, чтобы граждане повысили бдительность.
Метелл смотрел на Квинта Лутация: мол, ну и что?
— Созови сходку, я скажу речь.
— Кому? — Метелл даже оглянулся. Вокруг действительно было человек пять, не больше, но Катул сделал вид, что так и надо.
— Гражданам, кому ж ещё.
— Что, прямо здесь?
— Здесь места мало, пойдём к моему дому.
— Может, хоть на Бычий Форум спустимся?
— Там есть, кому сказать. Я хочу нашим, ну ты понимаешь, здешним гражданам речь сказать. Особо.
— А… да, — сказал Метелл не очень уверенно. Формально всё было правильно — сенат постановил, значит, это постановление хорошо бы на сходке квиритам объявить, тем более, что оно для всех граждан, а кому же объявлять, как не Квинту Лутацию… но боги великие, почему не на Форуме? Ну ладно, пусть на другой площади Города, хотя бы на перекрёстке, но не в переулке же?! — А там возвышение есть? — По ещё одной римской традиции выступать полагалось непременно с возвышения.
— Эдил Луций Цецилий, речь о безопасности Республики, — твёрдо сказал Катул. — Гладиаторы восстали, рабы! В Кампании, под боком, а там Самний рядом, недовольных с войны остались тысячи, может сильней полыхнуть, чем в моё консульство. А в Городе рабов и гладиаторов сколько, а? Всем надо показать, что сенат на страже! А у нас на Палатине особенно… ничего, найду, где встать.
Метелл, похоже, убедился, что Катул не отступится. Наверное, он решил, что если почтенному Квинту Лутацию вдруг так уж засвербело изображать народного вожака, то мешать Катулу выглядеть, хм, странно Метелл не будет.
Эдил встал посередине улочки и громко объявил: «Квириты, я, эдил Луций Цецилий Метелл, призываю вас на сходку! За мной, граждане, на сходку!»
— Секстий, иди на лестницу Кака и позови граждан на сходку к дому Лутация Катула, — велел он секретарю, потом повернулся к Катулу. — Идём, Квинт Лутаций.
Вместе они зашагали вниз по улочке, за ними — помощники Метелла с табличками и несколько человек, откликнувшихся на призыв. Процессия повернула за угол, прошла дом Гортензия («Нет, Квинта Гортензия не зови, он знает», — бросил Катул на ходу), миновала лавку Аполлония и остановилась перед входом в дом Катула.
— Прикажи помощникам поднять меня на крышу, — сказал Катул Метеллу. Глаза у эдила от удивления сделались пустыми, как у рыбы, отвечать Катулу он уже ничего не стал.
— Помогите почтенному Квинту Лутацию, — приказал Метелл. Помощники переглянулись, сложили на землю свой груз и пошли к дверям. Спины у них были широкие, выдержат, решил Квинт Лутаций. Он подошёл к воротам, сделал вид, что не слышит, как Рик гудит из своего окошка: «Господин… это… не надо туда!» — и приказал помощникам перекрестить руки, сцепить кисти и немного подсесть. Катул встал ногами на руки и втроём с поднявшими его парнями выполнил «форсирование низкой стены без применения лестниц или другого осадного снаряжения», упражнение из третьего месяца курса подготовки легионера. Вернувшаяся при виде закрытых дверей злость помогла Квинту Лутацию легко уцепиться за край крыши, подтянуться, забросить ноги наверх и выпрямиться во весь (невеликий, чего уж там) рост на скате, который над дверями был, слава великим богам, покатым. Тога, конечно, сбилась и обвисла, но тут уж ничего не поделать было нельзя.
— Вот, сука, ловкач Квинт Лутаций, — радостно сказал кто-то за спиной. Кто-то другой, наверное, Метелл, фыркнул, как будто не мог решить, заржать в голос или удивлённо вздохнуть.
Катул осторожно повернулся в сторону улицы. Если бы у Квинта Лутация было хоть немного времени, он мог бы полюбоваться живописным видом, открывавшимся с крыши на Город. Недалеко от дома Катула склон Палатина переходил в обрыв, а прямо под обрывом по долине между холмами растянулся Большой Цирк. Мимо ярко разукрашенных башенок, из которых начинали бег колесницы, выстроились светлые деревянные трибуны, сейчас пустые — до ближайших игр оставался ещё месяц. За трибунами поднимались серые и розовые колоннады и цветные фронтоны храмов, а над ними пестрел красной и рыжей черепицей крыш склон Авентина. Квинт Лутаций, впрочем, скорее заинтересовался бы тем, что происходит левее, в Римском порту — но нет, времени решительно не было. До того как повернуться к улице, Катул успел бросить только короткий взгляд сверху на свой атрий через комплювий, отверстие в крыше над бассейном, и не сумел толком понять, что происходит у него в доме, но точно увидел суету и полный беспорядок и услышал взволнованные голоса.
Катул обвёл глазами сходку — полдюжины граждан, две женщины, какие-то рабы — и не очень изящным движением руки показал Метеллу: давай, не тяни. Тот обернулся к людям.
— Да видят великие боги, отец Юпитер и Марс Квирин, и вы, граждане, в том свидетели, что эта сходка созвана мной законно, для блага Республики и римского народа! Граждане, Квинт Лутаций Катул сейчас объявит вам сегодняшнее постановление сената!
Катул распрямился, насколько позволял наклон крыши, и заговорил. Он начал, как всегда, ровным голосом и без эффектных жестов.
— Граждане! Пришло известие, что из Капуи сбежала шайка гладиаторов. Они засели на Везувии и собирают беглых рабов и других врагов Республики! Сенат Рима принял сегодня постановление отправить против них войско. Сенат сам заботится о защите Республики…
Во время произнесения этих слов шум в доме, за спиной Квинта Лутация, всё усиливался. Катул возвысил голос.
— И сенат советует вам тоже быть бдительными! Граждане, мы все отвечаем за наши фамилии, за наших рабов. Поддерживайте порядок дома, не допускайте непослушания, следите, чтобы ваши рабы не связались с мятежниками. Обо всех подозрительных случаях сообщайте магистратам.
Муммия в доме пронзительно закричала, ей ответило несколько возгласов. Катул театральным, свершено Гортензиевым жестом вскинул руки вверх, к солнцу, а потом простёр их к слушателям, как будто хотел их всех обнять. Его речь загремела как гром!
— Квириты, измена может прятаться в вашем доме! От имени сената призываю вас: будьте бдительны, сохраняйте порядок, берегите Республику! И пусть сохранят наш Город великие боги!
После этих слов Квинт Лутаций Катул повернулся и отправился по крыше дома в сторону комплювия, пытаясь если не сохранить величавость шага, то хотя бы не цепляться руками за конёк. Хорошо, что Гортензий этой речи не видел, успел подумать Катул. К счастью, новая черепица выдержала, и он скоро оказался на