Читать интересную книгу Собрание сочинений в двух томах. Том I - Валентин Николаев

Заглушая урчанием смех, машина стрельнула дымом и покатила дальше, к поселку; все тише звякали блестевшие на ее колесах цепи.

А Стрежнев с Семеном остались стоять на дороге у своих рюкзаков, обиженные и растерянные.

По крыше рубки, и вправду, невинно прыгали две зеленовато-серые синицы, подергивали длинными хвостами, тонко попискивали в холодной заснеженной тишине.

– Вьют… – зло повторил Стрежнев. – Тебя бы сюда, оглоеда… А то сидишь, завернулся в шубу.

– Ну, что будем делать? – спросил Семен.

– А что… Надо хоть все с дороги убрать. Ну, дослужился на старости лет!.. – и он выругался. – Как будто не нашлось кого помоложе. Сунул… сопляк! Ох, уж начальство пошло, и откуда прислали. Этот – не Яков. «Поедете в Сосновку…» Вон она, Сосновка. До нее еще идти – упаришься…

Перетащив пожитки к катеру, они заметили поодаль вылизанный метелью комель старой осины, пошли, сели на него.

Метель почти совсем улеглась, и теперь белело вокруг ровно и гладко, как в январе. До весны, казалось, еще ох, как далеко!

Закурили, осторожно приглядывались к катеру.

– Хорош… – оценил Семен.

– Лучше некуда, со дна краше.

– А кто на нем плавал ту навигацию?

– А мне все равно! Не допытывался – ответил Стрежнев. – Механиком вроде Гришка Трепло.

– Ну-у!.. Там движок-то, наверно, хуже тарантаса.

– А ты думал, тебе под пломбой!

– Без мастерских нечего и связываться, – пал духом Семен. – Только опозоришься. Ты как хошь, а я не дотронусь.

– А у меня прямо руки чешутся. Сейчас… Я свое отышачил. Теперь вы валяйте с новым начальником.

Неожиданно проглянуло солнце, и всюду помолодело, снег засветился свежо, наивно.

А они все сидели, закуривали по новой и будто испытывали друг друга в терпении. Подходить к катеру обоим было страшно: пока сидишь поодаль, он вроде бы и не твой, можно еще поглядеть и уйти. Наконец Семен не выдержал:

– Может, в нутро заглянем?.. Посмотреть хоть, – ему не терпелось глянуть на двигатель. – Ключи у тебя?

– На вота, иди. Любуйся.

Семен взял ключи и закосолапил к катеру. Стрежнев наступил на окурок и пошел тоже.

С кормы, где было пониже, они залезли на катер, скользя валенками по накренившейся палубе, обошли кругом, заглянули в люки, покачали изогнутые полуотвалившиеся леера, поспинали кое-где с палубы снег. Семен хотел идти в машинное, но Стрежнев уже остановился у рубки. Зашли. Было в рубке темновато, и Семен сходил, протер снаружи тыльной стороной рукава стекла. Стрежнев попробовал: оба рычага – регулировки газа и реверса – ходили легко, не заклинивало. Но штурвал крутился туго, хотя руль был свободен – на весу.

Стрежнев, хмыкнув, скатал руль снова на нулевой градус.

– Вот как в машине… – о своем вслух подумал Семен.

– Пойдем.

Насилу открыли заржавевший замок, спустились в машинное. Здесь сумрак был еще гуще. Пришлось приподнять верхние решетчатые окна в крыше – фонарь.

Первое, что они увидели, – это рваные, перехлестнутые через дизель промасленные штаны. С фундаментной рамы двигателя, как мох с древней лесной валежины, свисали клочья потемневшей ветоши. На ржавых сланях валялись порыжевшие ключи, гайки, желтые растоптанные окурки. В углу, возле пустого ведра, была кинута затасканная фуфайка, возле нее намело кучку снега – просочился в какую-то щель.

Здесь никого давно не было, но человек, который хозяйничал прошлым летом, будто только что вышел и мог вернуться.

Глядели, молчали.

– Ни до чего не дотронусь, – наконец сказал Стрежнев и полез наверх. Семен двумя пальцами брезгливо прихватил с дизеля штаны и резко хлестнул ими в угол – зло рявкнуло на слани пустое ведро. Семен в ответ ему тихо выругался и шагнул к трапу.

Захлопнули окна фонаря, спустились и опять сели на старую осину. Стрежнев думал, будет ли завтра машина, чтобы уехать обратно: «Чести у этого начальника мне не выработать, да уж и поздно… Да и не к чему… Нет, Панкратыч не оставил бы зимовать тут свой катер…»

День уходил. За рекой на горе отсвечивал еще в низком солнце тусклый покосившийся крест на куполе старой церкви. С больших деревьев под церковью то взлетала с криками целая туча галок, то снова садилась, растворялась в темной паутине сучьев… Скучно все это было.

Стрежнев долго глядел туда, потом спросил:

– До скольки чайная-та?

– Не знаю, до восьми, наверно.

– Так хоть бы пожрать, что ли, да ночевать надо куда-то. А завтра, может, обратно машина будет.

– Пойдем… – безразлично ответил Семен. – Только надо бы сумки в трюм бросить, вороны растреплют…

Все, что привезли, они затащили в катер, замкнули. Потом поднесли поближе к корме винт, бросили его в снег и, отряхиваясь, пошли за реку в село, где возле церкви была чайная.

В чайной почти никого не было. Они взяли к ужину бутылку водки и по кружке пива. Сели возле окна и сверху долго глядели на просторное белое заречье.

Один-одинешенек среди снежной равнины, как ворона в поле, чернел их катер. Тенью обозначался занесенный на гривах кустарник, а в густую шубу бора четко, кусочком сахара, втискивалось побеленное двухэтажное здание – главная сплавная контора.

Стрежнев из тепла и уюта оглядывал мир, потягивал пивцо… «Хорошо бы еще ни о чем не думать… – Старался он отвлечь себя размышлением о пенсии, о том, что ждет его вот такая жизнь – без суеты, в тепле. – Рублей восемьдесят будут давать, – подсчитывал он, – картошка, грибы – все свое. Хватит. И не надо больше трепать нервы, кланяться кому-то, ездить…» И он снова взглядывал в окно и почему-то сразу же видел квадратный белый домик конторы, и становилось ему не по себе. Он поглядел на Семена, стараясь угадать, о чем думает тот.

Семен оторвался от окна, вздохнул:

– Завтра звонить будет.

И он кивнул за реку на домик. Стрежнев понял, да и сам знал, что начальник не сегодня завтра обязательно будет звонить в главную контору, спрашивать, как приступили к ремонту «девятки». И он удивился, почему это его волнует, но ничего не ответил Семену, а встал и принес от прилавка еще одну бутылку, чтобы ни о чем больше не думать – все, все забыть!..

Скоро не стало видно ни катера, ни домика, – сумерки сгущались. В робком свете чайной не очень отчетливо различали они уж и друг друга. Но зато на душе у обоих будто порассвело.

В чайной прибавилось народу, и им казалось, что за всеми столами шумят, пьют, курят спорят о чем-то пустом, не дают им поговорить о важном.

Думалось, выпили мало, и Семен сходил еще за пивом. И тут уж оба враз закурили и больше ни на кого не глядели, никого не слушали.

– Тридцать навигаций, Семк!.. – с искренними слезами в голосе рычал Стрежнев и бухал по столу тяжелым кулаком. – А он, гад!.. «Пятерку» угробил! Рулевое, отопление… все переделали, устроили, и отдал… Э-эх, все рушится!

– Нет, ты скажи, я – так?.. – не слушал его Семен. – Я штаны на движок когда вешал? Как Трепло?..

Откуда-то появилась женщина в белом переднике. Стрежнев, уже совсем не помня себя, ухватился за этот передник, потянул на свободный стул:

– Садись! Сейчас пить начнем…

Официантка стукнула его по руке:

– Налопались! Выходите… Ну?! Закрываем…

Они были удивлены и обижены, что снова каким-то образом очутились на улице, в темноте.

Долго ходили вокруг чайной, придерживаясь за бревенчатые стены, ругали начальника, искали дверь, но почему-то она оказалась с другой стороны и была закрыта.

Семен задумался, глядя на окна, и тут понял:

– Света-то нет, чего стучишь…

И они двинулись под гору. Бежалось легко – только успевай… По очереди падали, смеялись друг над другом, и Стрежнев все думал о Семене: «Вот нарезался!»

Потом уж в сплошной темени побрели рекой. Потеряли дорогу, искали, искали – плюнули и пошли напрямик, на огоньки.

Брели долго, а поселка все не было. Но вот впереди что-то зачернело. Большое, непонятное.

– Николай, подожди-ко. Кто это? – испугался Семен, потянул за рукав Стрежнева.

– Не шевелится, может, баня?.. Поселок должон быть.

Они осторожно приблизились и вместо бани увидели судно.

– Катер какой-то… Откуда? – удивился Семен.

Приглядываясь, обошли кругом, оба ничего не понимали. Враз запнулись за что-то, упали друг на друга.

– Так это наш, Семка! И винт вот, «девятой»…

– Давай в нем заночуем!

– Валяй!.. Мне этот гроб во век не нужен. Пошли, чай, вот дорога рядом. Теперь не собьемся, а то в логах потонешь.

Выбрались на твердую дорогу, отряхнулись.

– Стой, стой… Дожидайся, – сказал Стрежнев катеру.

– Пусть тебя Трепло лечит, на нас не надейся! – подхватил и Семен. – Вот снег посойдет – в Тюмень двину. Там сплав молодой, специалистов нет, рыбы много… Катера новенькие – любой бери, и платят не как здесь…

И вдруг запел:

Маши-иыы не хо-одят туда-а,Бегу-ут, спотыка-аясь, оле-ени…

Стрежнев даже остановился: за шесть лет ни разу не слыхал, чтобы Семен – и запел.