class="p1">– Понятно. – Нике явно неприятно это обсуждать. Но как, блин, без этого?! – А приехал зачем? Хочешь с Анатолием повидаться? – чайник отправляется на подножку. Вода начинает потихоньку шипеть…
– Чего-о-о? Да на кой мне этот урод моральный? Или ты в его невиновность веришь?
Ника сглатывает. Голубая венка у нее на виске пульсирует. Нервничает девочка. Оно и понятно…
– Нет. Там все… однозначно.
– Вот именно. Я читал материалы дела…
– То есть ты не собираешься его вытаскивать. – Ника разливает чай по чашкам. – Тогда зачем ты здесь?
– Я к вам приехал. Дай, думаю, узнаю. Может, помощь нужна, деньги там или…
– Обойдемся! Нам ничего не надо. Разве что забыть это все поскорее… Все… Вообще, что с ним связано. – Ника останавливает на мне переполненный горечью взгляд. Ну, так-то я не дурак. Намек понятен. Другое дело, что у меня на этот счет совсем другие мысли.
Глава 3
Ника
– И насколько тебе это видится осуществимым?
Сглатываю. Дурочка. Я-то думала, к тридцати поумнела. А Савва смотрит, как только он умеет, не мигая, будто прямо в душу, и у меня опять, как тогда, в первый раз, когда мы чуть не поцеловались, все внутри горит.
– А каком смысле?
– В том самом. Думаешь, мы сейчас с тобой чайку попьем, и я отчалю?
Савва пододвигает локти к середине стола и облокачивается на них, так что наши лица застывают нос к носу прямо под свисающим с потолка абажуром. В горле пересыхает.
– Я не знаю, что думать. Зачем ты здесь, ведь мы договаривались…
– Тогда все было иначе!
– Не понимаю, что изменилось. – Отвожу взгляд.
– Ты больше не с Толиком.
– Да, но…
– Ник, ты же не собираешься ждать его из зоны? В том, что ты могла бы, я, конечно, не сомневаюсь. Но ты его приговор видела? Полагаешь, он со своей статьей протянет там десять лет?
– Тебе лучше знать! – выпаливаю, прежде чем успеваю подумать. Савва сощуривается. Я в ужасе прикрываю ладонью рот. – Прости! Пожалуйста, прости. Я не хотела тебя обидеть…
– Проехали. – Он вздыхает. Но вроде так, без обид. Как будто бы с пониманием даже. – Ты девочка нежная, а такие события кого хочешь доконают. – Савва поднимает руку и принимается ласково поглаживать мою скулу. В горле горчит. Иногда мне и впрямь хочется, чтобы кто-то меня пожалел, но это неправильно. Жалость – скверное чувство. Да и я уже взрослая тетка, как бы он меня не называл…
– Ты не знаешь, какая я. – Отодвигаюсь. – Мы не виделись чертову кучу лет…
– За это время ты не слишком изменилась, уверяю. И кстати, ругань тебе не к лицу. Давно ты стала матерщинницей? – обнажает зубы в белоснежной насмешливой улыбке.
– Не придумывай. Так сейчас говорят все, кого ни возьми.
– Ты – не все, Ника.
Смешно, но когда Савва так на меня смотрит, в это очень легко поверить. Другое дело, что я не хочу обманываться. Во мне нет ничего особенного. Анатолий, вон, как оказалось, мне мальчишек предпочитал. А я, слепая, не замечала ничего столько лет!
– Нас с твоим братом развели. А еще он был лишен родительских прав. С такой статьей это было несложно.
Савва вскидывается:
– Отлично. Меньше мороки, – и замолкает, играя желваками на скулах. С удивлением наблюдаю за тем, как его руки сжимаются на столе в пудовые кулаки. – А Романа он…
– Нет! Нет, его он не трогал… Клянусь! – запальчиво отвечаю я.
– Откуда такая уверенность? Он совращал мальчиков в семинарии!
Вопрос вполне закономерный. У Саввы есть полное право сомневаться в моих словах. Ведь я обещала ему вырастить ребенка счастливым. И чуть было не нарушила это обещание, едва не проглядев своего малыша…
– С ним разговаривали психологи, делали всякие тесты. Так ты поэтому настолько… – не понимая, как охарактеризовать состояние Саввы, выпаливаю: – разволновался?
– Разволновался? – хмыкает. – Ну, ладно. Давай назовем это так.
А как еще назвать? Я ведь понятия не имею, что он чувствует по отношению к Ромке! По логике – ничего. Они даже незнакомы, но…
– Роман в порядке, – повторяю с уверенностью. – Можешь уезжать с чистой совестью. Правда.
Похлопываю Савву по руке, выражая благодарность за его неравнодушие к нашей с Ромкой собачей жизни, и начинаю выбираться из-за стола. Но не тут-то было. Савва перехватывает мою ладонь и, ни на шаг от себя не отпуская, заявляет:
– Я никуда не собираюсь уезжать. Без вас так точно.
Бухаюсь обратно на табуретку, опустив очи долу. Телом проходит волна обжигающей дрожи. Может, я не совсем нормальная женщина, но мне кажется, что подобного рода заявления – самая сексуальная штука на планете. И, уж конечно, эта уверенность только лишний раз доказывает мою слабость и абсолютную неспособность справляться с трудностями в одиночку и защитить себя, и… Как же много этих коварных и!
А мне ведь тридцать лет скоро. Быть настолько инфантильной в моем возрасте стыдно и безответственно.
– Без нас? Но… Мы же чужие люди, Савва. Нас связывал Анатолий, но…
– Связывал? Анатолий? – Савва брезгливо кривит губы. – Если что Анатолий и делал с нами, то лишь разъединял. Я все это время не мог смириться, что он…
– Ты так не думаешь, – лепечу.
– Черта с два! Не нужно было мне ему тебя отдавать.
Савва вскакивает. Пересекает тесную кухню и замирает у окна, протиснувшись между столом и стенкой. Его широченная спина раздувается под натиском жадных вдохов подобно кузнечным мехам. В носу колет. Мне хочется его коснуться… Утешить как-то, но все, что он говорит, не вкладывается в мою голову! А я такая недоверчивая в последнее время, что… так и не решившись к нему приблизиться, лишь безвольно замираю с занесенной к нему рукой.
– Меня у тебя никогда не было. – Отхожу в сторону.
– Каждый раз, когда я заглядывал в твои глаза, ты была моей. Каждый раз, когда я целовал тебя… И уж тем более, когда ты раздвигала передо мной ноги.
Он чудовищно прямолинеен. Но мне это даже… нравится? У бабочек в моем животе фальстарт. Они щекочут крылышками нутро, разгоняют по телу пустоцветную нежность… И я, конечно, могу все отрицать и дальше, но