лицом.
— Он еще там… — Положив руку на дверь, Хати с сомнением потоптался на месте. И только тяжело выдохнув, все же открыл дверцу, сразу же войдя в очень теплое помещение, — … — Бросив взгляд на один единственный проход, который вел к единственной жилой комнате в этом доме, Хати покривил лицо и медленно разулся, только чтобы в одних носках поплестись в комнату. Так тихо, насколько он только мог…
— Хатиман, ты вернулся! — Однако все же старческий голос раздался не в зависимости от того, как тихо он шел. Сжав кулаки от раздражения, парень все же вошел в комнату и сразу уставился на одну кровать, которая находилась вплотную к стене, — Ты в порядке, Хатиман? Ты…хорошо себя чувствуешь? — На ней лежал лысый старик.
Не просто лысый, а очень больной, худой и тяжело дышавший старик. Дедушка Хати, которому нужно было набраться необычно много сил, даже чтобы подняться с дивана. Тем не менее на внука своего он смотрел с очень взволнованным взглядом.
— Как ты выжил, пока меня несколько дней не было? — Сухим тоном спросил Хати, от чего старик тут же очень ярко улыбнулся.
— Мне по вечерам приходил мужчина с густыми черными волосами и помогал мне. Я забыл его имя…Ночь или…не помню. Он извинялся за то, что с тобой случилось. Но ничего, Хатиман, я проучил его как следует. Он много извинялся передо мной за то, что тебя чуть не убила его дочка. Тем не менее сегодня вечером помочь мне придется тебе, — И от этого, казалось бы, беззаботного тона, Хати сразу же с самым глубоким раздражением сжал свои кулаки. Скривив лицо так, словно у него сейчас пойдут слезы, он медленно подошел к своему столу, который стоял рядом с его кроватью, и сразу же устало плюхнулся на свой стул.
И пока он сидел на месте, неспособный ничего сделать, старик смотрел в его спину очень добрым взглядом. Он не просил сейчас не покушать, не попить, ничего. Это заставило Хати ненадолго расслабиться, однако была проблема. Проблема, которая буквально изводила его так сильно, что он трясся от злости. Старик неспособен переодеться сам. Неспособен сходить в туалет, неспособен подтереть задницу…не способен пережевывать еду и неспособен умереть. По крайней его болезнь, сделавшая его таким беспомощным, никак не могла его забрать.
И это заставило молча сидевшего на месте Хати сжать руки так сильно, что длинные ногти причинили заметную боль, попытавшись впиться в руки. Уход за стариком была вовсе не легкой задачей. И вовсе не легкой задачей она была для Хати, который в силу своего характера страдал от общения с людьми, и при этом не мог показать сочувствие. Его не волновали родство этого тела с дедом, ему было плевать, что ему может быть больно, но перестать заботиться он не мог. Приходили люди, которые спасали деда, ругали Хати и заставали его помогать дедушке.
А убить…
— Я не убийца…не убийца, — Сквозь сжатые зубы прошептал Хати, медленно протянувший руки к блокноту на своем столе, а также к небольшой карте острова. Правда в тот момент, как только мальчик собрался записать ту навязчивую мысль, которая преследовала его последние несколько дней…
— Знаешь, Хатиман… Я верю, что ты гениален.
— …
— Думаю, если ты возьмешь меч, ты обязательно сможешь со временем разрезать на части даже остров, как те люди из моря. Если ты решишь стать ученным, ты сможешь продвинуть науку этого мира на тысячу лет вперед. Даже если ты просто решишь стать великим человеком, то тебе будет скучно из-за того, как легко ты это сделал. Я верю в то, что ты уникален.
Хатиман крепко сжал ручку в своей руке. Любые слова сказанные этим человеком не воспринимались уже на пятый год жизни как-то приятно. Те страдания, через которые приходилось проходить его мозгу, не могли уже воспринять слова, как что-то теплое. И тем не менее старик продолжил даже после того, как увидел, что его внук задрожал от раздражения.
— И у тебя правильный характер. Принижай всех, кто хочет усомниться в твоей гениальности, как ты это обычно делаешь с глупыми людьми, хе-хе. Я горжусь тем, что ты вышел у меня таким, это позволит тебе взойти на вершину, — Опустив ручку, Хатиман медленно поднялся со своего стула и вышел в коридор, войдя в очень маленькую комнатку, которая являлась кухней. Начав спокойно разводить себе чай, он тем не менее сразу же услышал крик старика: — Хатиман, ты куда? Хатиман ты меня слышишь?
Дрожавшей рукой взяв половину одного чайного листа, он положил его на стол, пока сам ждал пока на печи разогреется чайник. И все это время. Без конца и на весь дом кричал старик, зовущий Хатимана.
— Я так устал…почему я должен так жить… — Крик зовущего старика эхом отдавался в его ушах, пока сам он пристально смотрел на чайник. И только спустя несколько минут, как только чайник закипел, и он налил себе чая, парень вернулся в единственную комнату. А как только старик увидел своего же внука, он сразу же перестал кричать.
— О, а я думал ты ушел, — Проследив за тем, как в тусклом освещении Хати вернулся за стол с кружкой чая, и вместе же с этим пристально стал смотреть на карту, взгляд старика непроизвольно расширился. Как только же Хатиман стал что-то записывать в блокнот, старик и вовсе приоткрыл в удивлении рот, — Хатиман…Хати, неужели тебя что-то заинтересовало?
Только Хати повернулся к своему деду, показав ему холодный взгляд, дед сразу же задрожал от волнения.
— Н-ничего, я не отвлекаю. Занимайся своими делами. Чем бы ты не занялся, ты обязательно достигнешь высот, я верю… — Тяжело выдохнув, Хати вернул взгляд к карте, вспоминая историю о великом мастере ближнего боя, который был родом с их острова, и при этом расписывая идеи, которые могли бы помочь ему раскрыть уникальные возможности человека. Правда идеи, приходящие в его голову, казались совершенно не детскими и к тому же не ограничивались только знаниями о том, что он мог услышать лишь от взрослых с этого острова. Он записывал далеко идущие мысли, идущие даже в разрез со здравым смыслом. По крайней мере, здравым смыслом обычных людей. Мальчик, Хатиман, лучше всех остальных знал, на что способны живые существа этого мира. Но не их истинный потенциал о котором он и думал.
И пока дед бегал взволнованным взглядом по его спине, он тихо кивнул и медленно повернулся спиной к внуку, — Ничего, я не отвлекаю, — Еле слышно прошептал старик, прижав при этом