Читать интересную книгу Гула Камакри. Легенда о проклятом таборе - Юлия Владимировна Линде

ниваш Гулу – и тут же исчез. На бархатных подушках под золотым балдахином мучилась дочь ниваша. И вспомнила Гула: дочери нивашей берут в мужья лучших цыганских юношей, утаскивают на дно. С первым поцелуем пропадает у такого юноши верхняя губа. Становится он отмеченным, бимуйакром, безгубым. Первым рождается у них мальчик без костей, сразу умеет плавать и ходить. Со временем становится нивашем. Второй и третьей рождаются девочки. Дочери нивашей, голубоглазые, как мать. После третьего ребёнка и матери, и отцу суждено умереть. Тотчас поднимается буря, и уносит дьявол их души в преисподнюю. Потому и боялась Гула, что не сможет помочь. Приняла Гула ребёнка у дочери ниваша. Оказалось, это девочка. Поняла Гула, что это первая дочь, потому как встала дочь ниваша с подушек и не погибла, сразу стала здорова.

– Не удивляйся, Гула, – сказала дочь ниваша. – Мы исцеляемся быстрее, чем люди. Теперь проси, чего хочешь получить. Всё исполню.

– Ничего мне не нужно от тебя, вели нивашу вернуть меня в табор.

– Как мало ты просишь, Гула! Ты вернёшься на землю. Но без подарка я тебя не отпущу.

Позвала дочь ниваша своего слугу, который привёл Гулу, и нашептала ему что-то. Уплыл он и вскоре вернулся, а в лапах держал золотое яйцо.

– Возьми это яйцо, Гула, – сказала дочь ниваша. – Счастье принесёт оно твоему табору. Исполнит, что бы ни загадала. Знаю тебя, ты мудрая женщина. Не загадаешь дурного.

Поблагодарила Гула за подарок, взяла яйцо. Ниваш вытащил её на берег.

– Иди, Гула, в свой табор. Помни: попадёшься мне в иной раз – может иначе выйти.

Засмеялся он, точно лягушачий хор заквакал, нырнул в тёмную воду так ловко, что ни единого всплеска не было слышно.

Никому не рассказывала Гула про чудесное яйцо до самой своей смерти. Приходили к ней за советом многие, как и прежде. Она не только давала мудрый ответ, любую добрую просьбу могла исполнить. И удивлялись в таборе, откуда что берётся, точно с неба падает. А когда пришло Гуле время умирать, собрала она цыган возле своего шатра, всё рассказала. И взяла с них клятву положить золотое яйцо к ней в могилу, чтобы нечистые руки не смогли завладеть им.

– Ни к чему вам это яйцо, – сказала она. – Будете жить мирно и праведно и трудиться будете усердно, никуда от вас нынешнее богатство не уйдёт. Не нужно вам никаких чудес, только усердие.

Попрощалась Гула со своим табором, и до позднего вечера подходили к ней и старики, и молодые, и дети. А ночью Гула уснула. Мирно умерла. Исполнили цыгане её просьбу, положили яйцо в гроб.

Прошло время, начались невзгоды. Некому было давать мудрые советы. Ссорились, бывало, цыгане, трудиться ленились. Обнищал табор Гулы. Тогда решил один юный цыган по имени Стантич достать из гроба Гулы золотое яйцо. Раскопал он старую могилу, добрался до полуистлевшего гроба, ничего не нашёл, а из гроба выползла змея, ужалила Стантича в правую руку, сошёл он с ума от боли. Долго мучился. Затем умер.

Глава 5

Дворец показался Анне странным. Блестящий и пёстрый, как сорочье гнездо, точно строил его какой-то очень богатый цыган на свой вкус. Золотые стены с резьбой, щедро и бестолково утыканные разноцветными камнями. На полу – узористые ковры, и на каждом свой рисунок: травы, цветы, кони, павлины, фрукты, подковы, колёса, бубенцы и даже кресты, причём все вперемешку – латинский, греческий, египетский, грузинский и ещё какие-то, их Анна не знала. На окнах – одуряюще-лиловые портьеры с золотой бахромой (Анна назвала их crazy magenta), а за мутноватыми стёклами, густо поросшими зелёным налётом, проплывают рыбы. Идёшь по дворцу – а за окнами будто бесконечный нечищеный аквариум.

«Такой перенасыщенный стиль бохо, а может, эклектика», – говорила потом Анна. Не знаю, что такое «бохо» и «эклектика». По-моему, Анна это сказала, чисто чтобы поумничать.

Ниваш привёл Анну в зал, где в нишах от пола до потолка стояли горшки. Из горшков доносились человеческие голоса. Просто голоса, не стоны и не плач. Жуть. Живой колумбарий при крематории.

– А, это тут вы прячете души утопленников? – поинтересовалась Анна. – В засмолённых горшках?

– Это не души утопленников, – ответил ниваш. – Это души людей из табора Гулы. Вечно скитающегося табора. Проклятого.

– А за что они тут? Я вообще знаю историю про Гулу, там всё закончилось тем, что цыган Стантич не смог достать яйцо, его цапнула змея и он умер жуткой смертью. Табор проклят из-за этого Стантича?

– Немного иначе. И после Стантича цыгане пытались достать золотое яйцо. Чтобы ни о чём не заботиться. Воплощать всякое своё желание. Хотели изменить судьбу и жить как хочется. Никто не должен становиться богом и менять свою судьбу. Цыгане перессорились, потому что все хотели разного, и разбрелись кто куда. И начали друг друга проклинать. Подозревали, что именно соседям досталось золотое яйцо, особенно если дела у них начинали идти в гору. Но был среди потомков Гулы один цыган с чистым сердцем. Его звали Риста. Ему Гула явилась во сне и сказала, чтобы он забрал яйцо, а из скорлупы сделал серьги и монисто. Так он сможет спастись сам и спасти свою семью от участи, которой теперь не избежать табору. Риста проснулся и сделал, как велела Гула. Монисто и серьги носила его жена, затем дочь, внучка, правнучка. Так украшения передавались дальше. От поколения к поколению. Если их пытались украсть или продать – монисто и серьги всегда возвращались владелице.

Только потомкам Ристы удалось избежать наказания, которое постигло весь табор Гулы.

– И потом что? Как наказали табор?

– Потом табор оказался здесь. Это междумирье. Не жизнь и не смерть. Ни один человек не может жить на земле вечно, но смерти табор Гулы не заслужил.

– То есть вы считаете, смерть – это приз? «Поздравляю, ты выиграл и сдох»? Отличная награда! Ещё и заслужить надо.

– В этом нет ничего смешного. Табор Гулы не может отправиться ни к праведникам, ни к грешникам. Он отказался от судьбы. И ни одну судьбу не сможет принять, кроме той, которую сотворил себе сам. Цыгане табора Гулы и сами не знают, чего хотят. Вот и разошлись на четыре стороны, кто куда.

– Стоп. Ад и рай – это из христианства. А здесь оно разве есть? Здесь должны быть другие какие-то идолы… что ли.

– И здесь, и везде есть Творец. И есть рай. И ад везде есть.

– А междумирье тогда что? Чистилище?

– Нет. Это та судьба, которую создали люди табора Гулы. Слишком гордые люди.

– А теперь Творец не готов их принять?

– Он готов. Не хочет неволить.

– Он же главный! Значит, может затащить их – и всё.

– Может. Не станет принуждать. Он ждёт. Они думают, что выбрали свободу, и от Него, и друг от друга, сейчас им не нужно трудиться и