Эндрю стало не по себе, и он снова провел рукой по лицу. Нервы были на пределе, и он не представлял, как переживет следующие две недели. Ребенок должен родиться через одиннадцать дней, а он возвращается с ежегодной выставки-продажи в Сиэтле. И он до полусмерти устал. Эндрю непрестанно ждал, что ему позвонят и скажут: пора, она уже в роддоме. При одной мысли об этом его прошибал холодный пот.
Как только родится ребенок, ему наверняка станет легче. В своей семье он был вторым из пятерых детей, вот уже несколько раз становился дядей, и ему не в новинку возиться с младенцами. Нет, не ребенок его пугал. Он просто не мог представить утонченную, совершенную, всегда остающуюся леди мисс Поллард визжащей, стонущей, в горячей испарине. Такая картина никак не укладывалась в его сознании.
Эндрю готов был отказаться от участия в выставке из-за Мей и ребенка, однако она убедила его, что, пока он в отъезде, ничего не случится. И ему пришлось поверить. Казалось, Мей и беременность разыграла по собственным нотам: у нее не было тошноты по утрам, у нее не отекали ноги, она не страдала одышкой.
Эндрю просто не знал, как пережить оставшееся до родов время. И как стерпеть упреки родственников, когда ребенок наконец появится на свет. Потому что об этом знали только его родители и старший брат Джек.
Было уже довольно поздно, когда Эндрю забрал машину со стоянки. Улицы блестели от прошедшего недавно дождя, фонари отражались в мокрых тротуарах. Чистый влажный воздух врывался в открытое окно, вымывая из легких остатки специфического самолетного запаха. Это была самая любимая его пора — летний вечер после дождя. Если бы он был дома, то уселся бы на веранде полюбоваться закатом, с бутылкой холодного пива в руках.
Но как ни соблазнительна была такая перспектива, Эндрю все же принял другое решение: сначала он проведает Мей.
Выставив локоть в открытое окно, Эндрю усмехнулся. Он отлично знал, что Мей терпеть не может, когда он ее навещает. Возможно, это была одна из причин его частых визитов к ней в последние месяцы — ему просто хотелось увидеть, как она морщит нос. Другой причиной было то, что он не находил себе места вдали от нее. Но Мей этого не знала. И ему это было только на руку.
Ее квартира находилась в тихом зеленом районе, где ветви деревьев, росших по обеим сторонам дороги, образовывали над ней подобие тоннеля. Эндрю нашел свободное место на стоянке, заглушил мотор и вышел из машины. Из связки ключей он выбрал один. Мей дала ему этот ключ прошлым летом, когда он помогал монтировать встроенную мебель, и Эндрю так и не вернул его. Это вызвало у него очередную усмешку. Еще один повод увидеть ее наморщенный носик.
Он открыл дверь, вошел в просторный уютный вестибюль, отметил, что на столике стоит букет свежесрезанных цветов. О да, здесь все первоклассное!
Лифт был пуст, и Эндрю подумал, что в былые времена это порадовало бы их с Мей. Едва оказавшись за закрытой дверью, они бросались друг другу в объятия. Теперь же старались держаться у противоположных стен.
Квартира Мей находилась на четвертом этаже. Когда дверь лифта открывалась, Эндрю почудился детский плач. Тряхнув головой, он ступил на пушистый ковер. Нет, этот ребенок определенно сведет его с ума! Если раньше ему только мерещилось, то теперь уже и слышится.
Элегантный квадратный холл напоминал гостиную. Четыре двери вели в квартиры. Темно-зеленые стены, удобные кресла, снова букеты свежих цветов, приглушенный свет — все это создавало обстановку интимности. Холл казался частью квартиры.
Он подошел к двери Мей и снова услышал это. Только теперь гораздо, гораздо отчетливее. Нет, это не игра воображения — плакал настоящий, живой ребенок!
Эндрю обуяла тревога. В голове пронеслись образы, один ужаснее другого: Мей, в одиночестве пытающаяся произвести на свет ребенка; Мей, беспомощно барахтающаяся в луже крови на полу. Проклиная свою неуклюжесть, он, наконец, смог открыть замок и с сердцем, готовым выпрыгнуть из груди, вошел в дверь… И тут же замер, словно наткнулся на невидимую стену. Эндрю стало по-настоящему страшно. На какое-то мгновение даже показалось, что он попал в другую квартиру.
Правда, стены были ему хорошо знакомы, да и мебель тоже. Золотистые обои, кремовые кожаные диваны, мягкий бежевый ковер, столики с тонированным стеклом, бронзовые светильники с шелковыми абажурами, комнатные растения в горшках, несомненно, принадлежали Мей. Даже нежные акварели, светлые лакированные стол и стулья в столовой, равно как и вызывающий канделябр в испанском стиле, стоящий на резном буфете, не оставляли сомнений в том, что он попал куда надо. Но кругом царил ужасный разгром. И это в квартире, где даже журналы всегда лежали на строго определенном месте. Казалось, здесь побывала с обыском бригада по борьбе с наркотиками или орудовала шайка вандалов.
Эндрю вновь охватила паника, от волнения перехватило дыхание. Если с ней что-нибудь случилось…
Плач стал громче, и в дверях гостиной появилась Мей с крошечным хнычущим темноволосым существом, доверчиво приникшим к ее плечу.
Ошарашенный Эндрю словно прирос к полу. На кратчайшее мгновение он опять было подумал, что попал не туда. В этой растрепанной, неряшливо одетой женщине не осталось ничего от ухоженной мисс Поллард. В довершение всего стало очевидно, что и она плачет вместе с младенцем. А вплоть до этого момента Эндрю мог бы поклясться, что из этой женщины не выдавить ни слезинки.
Едва взглянув на Эндрю, Мей разрыдалась.
— О, Эндрю! Слава Богу, что ты здесь! — Она плотнее прижала ребенка к себе, ее глаза казались почти черными от переполняющего их ужаса. — С малышом что-то стряслось. Я иду вызывать «скорую».
Чувствуя себя так, словно без парашюта вывалился из самолета, Эндрю смотрел на нее, ничего не понимая. Но одна мысль все же пришла ему в голову. На этот раз Мей ошиблась: ребенок ждать не стал. Сообразив, что стоит словно каменный, он с огромным усилием взял себя в руки. Отлично понимая, что не добьется от нее ни единого разумного слова, пока не успокоит младенца, Эндрю изобразил бодрую улыбку и как можно мягче произнес:
— Шшш. Все в порядке, Мей. Все в порядке.
Сердце совершило кульбит, когда, протянув руки, Эндрю взял у нее крошечное вопящее создание. Он впервые держал своего ребенка! Ему хотелось петь и танцевать, но больше всего бессмысленно ухмыляться. Однако Эндрю понимал, что момент для этого неподходящий. Испытывая огромное желание прикоснуться к Мей, он протянул свободную руку и заправил ей за ухо выбившуюся прядку волос.
— Эй, — ласково проговорил он, стремясь приободрить ее. — Эти звуки больше похожи на проявление фамильного темперамента Макги, нежели на что-нибудь другое. Я уверен, что с ребенком все в порядке.