Читать интересную книгу Смех Циклопа - Бернар Вербер

– А вот и «пуля», – торжествующе объявляет она.

– Что это?

Лукреция поднимается с пола, зажав в руке трофей.

– Светочувствительная бумага.

Франк Тампести скручивает новую папиросу.

– Ну, вы и занятная барышня. Шустрей, чем полицейские. И где вы всему этому научились?

– Один друг-журналист показал мне, как нужно осматривать место преступления и искать улики. Судя по размерам шкатулки, туда можно положить только свернутый листок бумаги. Или ручку. Но положили не ручку.

Лукреция еще раз смотрит на синюю лакированную шкатулку и листок фотобумаги, потом оборачивается к пожарному.

– Это никому не нужно, поэтому я все конфискую, – сообщает она, протягивая Франку Тампести очередную купюру, которую тот кладет в карман. – Вы помните, кто дал ему эту шкатулку?

– Нет, но я знаю, как это выяснить. Можно посмотреть записи в помещении, откуда ведется видеонаблюдение.

– Отлично, идем.

Пожарный удерживает Лукрецию.

– Обычного разрешения на обыск будет недостаточно.

Лукреция достает три бумажки по пятьдесят евро.

– Если кто-нибудь об этом узнает, я лишусь работы. Профессиональная этика не позволяет мне даже на минуту представить, что я соглашусь.

Заглянув в бумажник и увидев, что денег там больше нет, Лукреция начинает нервничать.

Делать нечего, испробуем ключ номер два.

Прежде чем пожарный успевает отреагировать, она вцепляется в его запястье и выкручивает до тех пор, пока он не начинает чувствовать острую боль в локтевом суставе. Франк Тампести роняет папиросу и глухо рычит.

– Мы так хорошо понимали друг друга, – шепчет Лукреция. – Через мгновение вам придется выбирать: либо хорошее воспоминание о нашей встрече… – Она сует ему под нос еще одну купюру. – Либо плохое. Решать вам.

Пожарный морщится.

– Разумеется, если мне угрожают, я могу и забыть о профессиональной этике.

Лукреция ослабляет захват и небрежно бросает деньги. Пожарный поспешно ловит их и прячет в карман. Как человек, умеющий проигрывать, он пожимает плечами, поднимает папиросу и ведет Лукрецию к запертому помещению. Садится перед экраном и копирует видеозаписи на диск. Потом разглаживает усы и протягивает диск Лукреции.

– Будем считать, что вы нашли его в мусорном ведре, договорились?

15

Чем политик отличается от женщины?

Когда политик говорит «да», это означает «может быть».

Когда политик говорит «может быть», это означает «нет».

Когда политик говорит «нет», его называют подлецом.

Когда женщина говорит «нет», это означает «может быть».

Когда женщина говорит «может быть», это означает «да».

Когда женщина говорит «да», ее называют шлюхой.

Отрывок из скетча Дария Возняка «Война полов на ваших глазах»

16

Рука вставляет диск в компьютер и включает программу просмотра.

Какую же тайну заключает в себе эта синяя шкатулка?

На экране, разделенном на четыре части, идет запись с камер наблюдения, установленных за кулисами «Олимпии». Лукреция сразу переходит к просмотру материала, снятого за несколько минут до смерти Дария.

23 часа 23 минуты 15 секунд.

Плотная толпа с цветами и подарками собралась у гримерки. Некоторые поклонники в клоунских масках или в ярком гриме.

Флоран Пеллегрини, великий репортер и сосед по кабинету, подходит к Лукреции и спрашивает:

– Что это за клоуны в розовых костюмах?

– Намек на миниатюру Дария «Я просто клоун». В первых рядах зрители часто сидят в гриме, в розовых костюмах и с повязкой на правом глазу.

23 часа 24 минуты 18 секунд.

Вид сверху. В коридоре появляется Дарий.

23 часа 25 минут 21 секунда.

Он идет к гримерке.

Два журналиста смотрят запись в замедленном режиме. Поклонники протягивают Дарию свертки, которые он небрежно принимает. Вот он останавливается и разговаривает с каким-то человеком, который вручает ему какой-то маленький предмет.

23 часа 26 минут 9 секунд.

Лукреция приближает изображение. Картинка размыта, но можно разглядеть человека в клоунском гриме, протягивающего Дарию темно-синюю лакированную шкатулку. Красный нос, повязка на правом глазу, круглая шляпа, скрывающая волосы.

Лукреция приближает изображение еще больше, и вдруг замечает, что этот человек загримирован не так, как остальные. Уголки его губ опущены, на правой щеке нарисована слеза.

– У меня сестра глухонемая, я умею читать по губам. Наверное, я смогу тебе помочь, – говорит Флоран Пеллегрини.

Лукреция дает крупный план рта, кадр за кадром отслеживая произносимые слова.

Пеллегрини наклоняется к экрану:

– Он говорит Дарию: «Вот… что… ты… всегда… хотел… знать».

Лукреция возвращается назад. Она ищет самое четкое изображение грустного клоуна, увеличивает его и включает принтер, чтобы напечатать изображение на бумаге.

Пеллегрини сдвигает очки на кончик носа и подносит синюю шкатулку к глазам.

– Ты была без перчаток и смазала все отпечатки пальцев?

Черт побери! Я и не подумала об этом! Какая же я дура!

Репортер вглядывается в шкатулку.

– «B.Q.T.»… Что бы это значило? Коэффициент полезного действия?[1]

– Давай посмотрим в Интернете, – предлагает Лукреция.

Пеллегрини задает поиск в «Google» и зачитывает.

– Boeuf Qui Tourne[2]. Марка шашлычницы. Belle Queue Tordue[3]. Порносайт.

– А на английском что? – спрашивает Лукреция.

– Boston Qualifi ying Time[4]. Be QuieT[5]. Big Quizz Thing[6].

Флоран Пеллегрини проводит пальцем по золоченым буквам на крышке шкатулки.

– Внутри было вот это, – добавляет Лукреция.

Пеллегрини осторожно берет в руки клочок бумаги.

– Это фотобумага фирмы Кодак. Я думаю, там был какой-то текст. Дарий прочел его, бумага почернела, и послание стало невидимым. Возникает три вопроса. Первый: что это был за текст? Второй: как именно умер Дарий? Третий: кто хотел его устранить?

Лукреция задумчиво поправляет длинные рыжие волосы.

– А вдруг он умер… от смеха?

Великий репортер морщится.

– Умереть от смеха? Какая ужасная смерть!

– Не знаю. Может быть, это приятно?..

– Ты даже не представляешь, как это может быть больно! У тебя когда-нибудь был приступ неконтролируемого смеха? Судорогой сводит бока, живот, горло, кажется, что голова горит огнем, ты задыхаешься!.. Умереть от смеха? Какой ужас!

Лукреция безуспешно пытается вспомнить, когда в последний раз хохотала от души.

– Что ж, твое расследование начинается удачно, – добавляет репортер. – Тенардье хотела чего-то захватывающего, и, похоже, она это получит. «Убивающий текст» – это уже что-то новое. «Текст, прочитав который можно умереть от смеха» – это эксклюзив. Сначала я не очень-то поверил в твою историю с убийством, но, должен признать, ты готовишь сенсацию. Браво, малышка.

– Не называй меня малышкой, – огрызается Лукреция.

Флоран Пеллегрини улыбается.

– Почему это дело так тебя зацепило? Признайся, это ведь не только профессиональный интерес? Ты тратишь на него слишком много сил. Я могу отличить простое любопытство от одержимости.

Молодая женщина открывает шкаф коллеги, достает бутылку виски и два стакана. Наливает себе до краев. Ее взгляд становится задумчивым.

– Однажды, очень давно, я была… Как бы это сказать… В небольшой депрессии. По телевизору как раз передавали один из скетчей Циклопа, и он поднял мне настроение. С тех пор, сам того не зная, Дарий стал членом моей семьи.

– Понимаю.

– Когда он умер, я словно потеряла «старого дядюшку-весельчака», который под конец обеда, когда все уже наговорились, рассказывает анекдоты.

Она залпом выпивает виски.

– Так ты хочешь отомстить за старого дядюшку-весельчака?

Лукреция пожимает плечами.

– Смешить людей – это великодушно. Дарий спас меня, и я хочу пролить свет на обстоятельства его смерти. Он был лучом солнца, озаряющим потемки моей жизни.

– Слушай, ты становишься поэтом. Это первый шаг к алкоголизму.

Пеллегрини наливает себе полный стакан и чокается с Лукрецией. Она хочет его остановить, ведь старый репортер только что прошел курс дезинтоксикации. Проблемы с печенью едва не стоили ему жизни. Но он успокаивает ее жестом, означающим, что ситуация под контролем. Выпив, он морщится.

– Лукреция, это дело тебе не по зубам. Если ты ничего не нароешь, Тенардье тебя не простит. Она разрешила тебе вести расследование не ради твоих прекрасных глаз, а чтобы доказать, что ты не на что не годишься. Это ловушка.

– Знаю.

– Она не любит тебя.

– Почему?

– Она вообще не любит женщин. Они для нее прежде всего соперницы. Ты красивая и молодая, а она старая и уродливая.

– Я в курсе. «Белоснежку» я читала. «Свет мой, зеркальце, скажи, кто на свете всех милее?»

– Я не шучу, Лукреция. Тенардье ищет предлог, чтобы вычеркнуть тебя из списка журналистов на сдельной оплате. Ты бросила ей вызов перед всей редакцией – и теперь рискуешь головой.