нами, и ушёл в 12 минут третьего этим утром, и, следовательно, я — королева»[13].
В официальных документах, приготовленных в первый день её правления, она названа Александриной Викторией, но по её желанию первое имя было убрано и больше не использовалось. В девять часов утра королева Виктория приняла премьер-министра лорда Мельбурна и долго беседовала с ним наедине, заверив напоследок, что «хочет поручить кабинету министров управлять страной и что не видит сейчас более умного и способного премьер-министра, чем он сам». Также королева настояла на том, что она должна войти в Красный салон без сопровождения и в траурном одеянии[14].
В Красный салон дворца она входила без многочисленной свиты и в простом черном платье, чем вызвала одобрение многих членов Тайного совета. Юная королева и правда вела себя безукоризненно, поразив присутствующих своей молодостью, наивностью и почти полным отсутствием представлений о том мире, в котором неожиданно оказалась. Разумеется, все это не могло не вызывать живого интереса к ее особе со стороны тех, с кем ей предстояло жить и работать долгие годы. Секретарь Тайного совета Чарльз Гревилл отмечал, что во время своей второй встречи с членами Тайного совета королева Виктория вела себя так, словно всю жизнь «только тем и занималась, что руководила деятельностью этой важной организации. Она выглядела прекрасно, и, хотя имела совсем небольшой рост и не выражала абсолютно никаких претензий на красоту, изящество ее изысканных манер и добродушное выражение лица создавали образ доброго ангела, а ее юность и непосредственность завораживали каждого, кто имел счастье приблизиться к ней».
Княгиня Ливен, одна из наименее снисходительных ее критиков, тоже была весьма поражена разницей между ее по-детски простым и наивным лицом и зрелостью благородных и по-королевски великодушных манер. «Все министры, — отмечал по этому поводу министр иностранных дел лорд Палмерстон, — которым приходилось общаться с ней, вскоре обнаруживали, что она представляет собой весьма неординарную личность»[15].
Лорд Мельбурн, под влиянием которого находилась юная королева, остался у власти несмотря на то, что в результате всеобщих выборов виги потеряли устойчивое большинство в парламенте.
С каждым днем люди все больше и больше говорили о новой королеве, выражая по поводу ее первых шагов свой восторг. Перед дворцом Сент-Джеймс стала собираться огромная толпа народу, которая выкрикивала ободряющие лозунги и ждала появления юной королевы перед открытым окном. Виктория с нескрываемым удовольствием прислушивалась к восхваляющим ее голосам, бледнела от волнения и не могла сдержать слез умиления. Такие же толпы людей сопровождали ее карету, когда кортеж следовал в палату лордов 17 июля 1837 г., чтобы впервые распустить парламент и назначить новые выборы. Позже королева писала принцессе Феодоре, что всегда ощущала необыкновенный прилив энергии и благоговела, «повсюду встречая такой восторженный прием в величайшей столице мира от тысяч и тысяч людей. Я действительно не заслужила таких похвал за все то, что мне удалось сделать»[16].
К роли королевы Викторию подготовили ответственно. Кто-то, воспользовавшись молодостью претендентки, пытался проскочить на доходные места, заручиться её поддержкой, обмануть или понравиться неопытной королеве. Накануне коронации Конрой буквально насильно вручил девушке перо и бумагу, требуя от неё собственного назначения на пост секретаря. Однако Виктория дала ему резкий отпор и приказала покинуть столицу. Барон Штокмар, советник и своего рода «серый кардинал» династии Кобургов, написал королю Бельгии Леопольду: «Я нашел принцессу вполне здоровой, хладнокровной, весьма сдержанной, способной разумно отвечать на самые сложные вопросы. В течение всего разговора у меня сложилось впечатление, что она очень ревниво относится к своим правам, готова защищать их любыми средствами и склонна оказывать самое решительное сопротивление всем попыткам Конроя навязать ей свое мнение по тем или иным вопросам. При этом она крайне раздражена его вызывающим поведением и с возмущением говорит о его „оскорбительном и в высшей степени недопустимом поведении“ по отношению к ней. Что же касается матери, то Виктория вполне отдает себе отчет в том, что та оказалась во власти Конроя и вряд ли сможет без посторонней помощи избавиться от его дурного влияния. Разумеется, она выражает сожаление по этому поводу и очень огорчена тем обстоятельством, что практически не имеет возможности откровенно поговорить с матерью из-за постоянного присутствия посторонних. А Конрой тем временем продолжает проводить политику запугивания герцогини и с яростью сумасшедшего диктует ей не только манеру поведения, но и вполне конкретные действия. Герцогиня во всем следует его советам и абсолютно не выказывает никакого желания избавиться от его гнетущего влияния… Что же до принцессы, то она по-прежнему упорствует в своем желании не допустить назначения Конроя своим личным секретарем, и сейчас только одному Богу известно, удастся ли ей выдержать столь бесцеремонное давление. Ведь они обложили ее со всех сторон и обрабатывают каждый день и каждый час»[17].
В день занятия трона Виктория записала в дневнике, что неопытность в государственных делах не помешает ей проявлять твёрдость в принятии решений. Её коронация прошла 28 июня 1838 года, и она стала первым монархом, выбравшим в качестве резиденции Букингемский дворец. Она унаследовала доходы от герцогств Ланкастер и Корнуэлл и получила цивильный лист на 385 000 фунтов стерлингов в год. Разумно обращаясь с финансами, она оплатила долги отца.
Королева, будучи молодой и неопытной в подобных делах, поддалась на уговоры лорда Мельбурна и поверила ему, что ее страна находится в прекрасном состоянии и что не следует спешить с проведением социальных и политических реформ. Дескать, все реформы могут только ухудшить положение и воодушевить безумных критиков политики правительства. В то же время положение в Англии было отнюдь не таким оптимистичным. Страна переживала последствия индустриализации и урбанизации. Проходило перераспределение населения, вследствие чего выросла скученность его в трущобах Лондона и растущих городах севера Англии. Ширилось чартистское движение за расширение избирательного права. Страна остро нуждалась в юридической модернизации всей системы социальных институтов, сохранившихся с феодальных времен.
Конституционные доктрины преподавались Виктории еще в юности. Она прекрасно знала свои обязанности, а потому никогда не пыталась вносить в них коррективы или игнорировать те государственные решения, которые были приняты всем кабинетом министров. Однако это отнюдь не отменяло полной и повсеместной подотчетности Ее Величеству «в каждом данном случае, дабы она знала, чему она дает свою королевскую санкцию». Не раз в своих посланиях правительству она в угрожающем тоне напоминала, что в случае нарушения ее права быть посвященной во все дела, по которым принимаются решения, министры рискуют оказаться удаленными от должности. Как остроумно заметил Чарльз Гревилл, «юная королева уже начала демонстрировать