Читать интересную книгу Сукины дети (сборник) - Леонид Филатов

…Юрий Михайлович вонзает в Левушку свой немигающий взгляд, и тот съеживается как устрица, в которую воткнули вилку.

– Нет, Лев Александрович, отмалчиваться вы не имеете права. Театр должен как-то обозначить свою гражданскую позицию. Скажем, написать коллективное письмо в газету…

– Я не люблю коллективные письма, – быстро говорит Левушка. – Это ложь и гадость. Каждый обязан иметь свою точку зрения.

– И какова же ваша точка зрения на поведение Рябинина? – любопытствует Юрий Михайлович. – Надеюсь, она не слишком расходится с точкой зрения партии и правительства?

– Слишком, – обреченно отвечает Левушка. – В поведении Рябинина нет никакой крамолы. Я считаю, что правительство должно вернуть ему гражданство!.. И извиниться перед ним!..

– Занятная идея! – сочувственно кивает Юрий Михайлович. – И вы надеетесь увлечь правительство этим проектом?

– Не знаю, – искренне сознается Левушка. – Видимо, надо обратиться к общественности. Люди должны знать правду!

– Скажите, а как вы относитесь к Гордынскому? – неожиданно меняет тему Юрий Михайлович. – Что он из себя представляет?

– Игорь? – вопрос застает Левушку врасплох. – Ну как вам сказать… Человек как человек… А почему он вас интересует?

– Пытаюсь выяснить обстановку в театре, – улыбается Юрий Михайлович. – Говорят, что актер он средний… Да и человек – так себе…

– Кто это говорит? – Левушке становится нехорошо. – Игорь – замечательный актер и достойный человек. В театре его любят…

– Да ну? – искренне удивляется Юрий Михайлович. – И вы тоже?.. А с чего бы это вам гоняться за своим любимцем с топором?

– Это частный конфликт, – багровеет Левушка. – Он никого не касается… Я вообще не понимаю, к чему этот разговор…

– Не годитесь вы в Робеспьеры, Лев Александрович! – словно не слыша Левушкиного пыхтения, продолжает Юрий Михайлович. – Прежде чем давать советы правительству, надо заслужить уважение собственной жены!

– Вы не смеете! – высоким голосом кричит Левушка. – Вы не смеете лезть в чужую жизнь! Я подам на вас в суд!

– Ступайте, Лев Александрович! – Юрий Михайлович морщится, как от зубной боли. – И подумайте относительно письма. Горком очень обеспокоен климатом в театре. И моральным, и политическим…

* * *

…По театральному фойе, не обращая внимания на стриженых мальчиков в чехословацких костюмах, шествует долговязый молодой человек в очках и с фотоаппаратом. Его останавливают. Он что-то энергично объясняет, показывая рукой в сторону гримуборных, но видно, что его объяснения мальчиков не удовлетворяют.

– Это ко мне! – спешит на выручку Гвоздилова. – Корреспондент из «Советского экрана»!.. Пропустите, пожалуйста!..

Гвоздилова умеет приказывать не приказывая. Мальчики улыбаются и разводят руками – мол, сами понимаете, такая служба. Корреспондент проходит в гримуборную Гвоздиловой и закрывает за собой дверь…

– Учитесь, девки!.. – злобно шипит Сима. – Вот как надо устраиваться!.. В театре – траур, а у нее – самая жизнь!..

* * *

…В гримуборной корреспондент щелкает Гвоздилову.

– Голова чуть направо. Подбородок чуть выше. И легкий проблеск улыбки. А смотреть не точно в объектив, а чуть поверх него. Замечательно.

– Жаль ваших усилий! – усмехается Гвоздилова. – Из-за Рябинина материал наверняка не пойдет. Видите, что творится в театре?.. Чуть ли не комендантский час!..

– Ужас! – соглашается корреспондент, возясь с фотоаппаратом. – Но будем надеяться. Все-таки дети за отцов не отвечают. И потом кино – другое ведомство…

Он на секунду отрывается от фотоаппарата и озадаченно смотрит куда-то за плечо Гвоздиловой.

– Елена Константиновна! Что это у вас там за надпись?.. Я не имею ничего против этого лозунга, но он может испортить нам кадр!..

Гвоздилова оборачивается. Во всю ширину зеркала губной помадой написано: «Долой сук!» Елена Константиновна устало вздыхает и начинает оттирать зеркало носовым платком…

* * *

– А чего ж не подписать? – весело удивляется Игорь. – Георгию Петровичу от моей подписи зла не прибудет. Только текст вы сами составьте, у меня не получится.

– Текст не главное, – Юрий Михайлович внимательно изучает развалившегося в кресле Гордынского. – Нужно минимум десять подписей. Тогда это мнение театра.

– Организуем! – машет рукой Игорь. – Но я надеюсь, это будет как-то учтено?.. Ну звание, квартира… Или там командировка в Японию?..

– При чем тут Япония? – на скулах Юрия Михайловича рельефно проступают желваки. – Вы что себе позволяете?

– Как при чем? – обижается Игорь. – Раз я у вас на службе… Ну-ну не торгуйтесь!.. За крупное паскудство надо и платить по-крупному!

– Плохо шутите, Гордынский! – чувствуется, что спокойствие дается Юрию Михайловичу с трудом. – При вашей репутации я бы вел себя скромнее.

– Уже донесли! – расстраивается Игорь. – Клеветники, завистники!.. Ну не дает им покоя мое сексуальное здоровье!

– С сексуальным здоровьем у вас все в порядке, – желчно улыбается Юрий Михайлович. – А вот с пропиской, насколько мне известно, дело обстоит гораздо хуже…

– У меня временная, – Гордынский с готовностью лезет за паспортом, словно собираясь показать. – Директор все обещает квартиру, но… то генсек помрет, то Рябинина лишают гражданства…

– Так вот, если вы не возьметесь за ум, – веско и внушительно говорит Юрий Михайлович, – то можете вообще вылететь из Москвы. Тем более что театр вами не очень-то дорожит!

Игорь элегически смотрит в окно, потом с сожалением цокает языком и поднимается с кресла.

– Нетонко! – кручинится он. – Я существо ажурное, меня надо было вербовать бережно. Жаль, жаль!.. Вы были в сантиметре от успеха!

* * *

…В стеклянную кружку с шипением льется золотистое пиво… На патефонном диске крутится обшарпанная пластинка… Флегматичный Дрюля, задумчиво прихлебывая из пивной кружки, слушает Верди… В гримуборную влетает растрепанный Тюрин, чертыхаясь, шарит но бесчисленным складкам висящей на вешалке хламиды, наконец достает из ее недр смятую пачку сигарет…

– Вот это нервы!.. – разминая сигарету, восхищается Тюрин. – Земля горит, небо рушится, а мальчонка слушает Верди!.. Аномальный ты все-таки тип, Дрюля!..

– Это вы аномальные!.. – меланхолично отвечает Дрюля. – Все играете в казаки-разбойники!.. А я вне политики. Я ищу гармонию… Пью пиво, читаю Библию, слушаю Верди!..

– А вот скажи мне, Дрюля, – заинтересовывается Тюрин, – если тебя убивают… или лезут к тебе в квартиру… или насилуют твою жену… Что ты будешь в это время делать?.. Читать Библию?..

– Давай без глобальностей! – морщится Дрюля. – Никто нас покамест не убивает!.. Не надо мышиную возню выдавать за гибель Помпеи!..

* * *

…В разговоре с Гвоздиловой Юрий Михайлович мучительно напрягает остатки своего мужского шарма, – все-таки знаменитость, кинозвезда! – но, видимо, шарм начальника изрядно пожух от многолетнего бездействия, потому что не производит на Гвоздилову ни малейшего впечатления.

– Насколько мне известно, Елена Константиновна, – журчит Юрий Михайлович, – вы и раньше не ладили с Рябининым? А уж последний его поступок, видимо, и вовсе не привел вас в восторг?

– Я не делаю из этого тайны, – ровно отвечает Гвоздилова. – На мой взгляд, Георгий Петрович повел себя легкомысленно. Чем и поставил театр под удар.

– К сожалению, не все это понимают, – элегически вздыхает Юрий Михайлович. – Вот вы бы и объяснили это вашим коллегам. Да и не только коллегам…

– Вы предлагаете мне осудить Рябинина публично? – Гвоздилова качает головой. – Нет, во всенародных шабашах я не участвую.

– Ну что за формулировка, Елена Константиновна? – мягко досадует Юрий Михайлович. – Вы же скажете то, что думаете. И что же плохого в том, что ваше мнение совпадет с мнением большинства?

– Дело не в большинстве, – терпеливо объясняет Гвоздилова. – Своим мнением я поддержу ваше мнение. А поддерживать вас – аморально.

– Кого это – вас? – Юрий Михайлович срывается на фельдфебельский тон. – Народ, партию, правительство?

– У вас мания величия, – спокойно отвечает Гвоздилова. – Вас – это лично вас. И вам подобных. А таких в стране много.

– Вы хотите меня оскорбить? – глаза Юрия Михайловича наливаются металлической синевой. – Это очень рискованно, Елена Константиновна!

– Вас нельзя оскорбить. Вы счастливый человек. Знаете поговорку: самый счастливый человек – тот, кто не знает степени своего несчастья…

Гвоздилова безмятежно смотрит на Юрия Михайловича и ослепительно улыбается. Марлен Дитрих. Небожительница. Кинозвезда.

* * *

…В узком проеме плохо прикрытой женской гримуборной вот уже несколько минут настырно маячит какая-то фигура.

– Девочки, смотрите! – фыркает полуголая Ниночка. – Скоро нам придется раздеваться при них!.. Да вы входите, молодой человек, вам же оттуда не видно!..