Читать интересную книгу Алкивиад и Гай Марций Кориолан - Плутарх

XXII. ОТПЛЫТИЕ Алкивиада тотчас же лишило афинян Мессены. Были люди, желавшие предать город; Алкивиад, прекрасно их зная, выдал их друзьям сиракузян и испортил дело. Прибыв в Турий и сойдя с триеры, он скрылся и избежал разыскивающих его. Кто-то, узнав его, сказал: «Ты не доверяешь своей родине, Алкивиад?». «Верю во всем, — ответил он, — но когда дело идет о моей жизни, я не поверю и матери, чтобы она каким-либо образом, по ошибке, не положила вместо белого камня черный». Позже, услышав, что государство приговорило его к смерти, он сказал: «Я докажу, что я жив!». Жалоба, поданная на него, содержала следующее: «Фессал, сын Кимона из Лакиадского дема, обвиняет Алкивиада, сына Клйния из Скамбонидского дема, в оскорблении двух богинь, Деметры и Коры, путем подражания мистериям, которые он показывал у себя в доме своим товарищам, надевая длинное платье, подобное тому, какое носит иерофант, совершающий таинства, и называя себя иерофантом. Политиона — жрецом-факелоносцем, Теодора из дема Фегея глашатаем, других же друзей — мистами и эпоптами, чем нарушил законы и правила, установленные эвмолпидами, кериками и жрецами элевсинских мистерий». Алкивиад был осужден заочно, имущество его конфисковали, и еще было постановлено, чтобы его прокляли все жрепы и жрицы, из которых только одна, Феано, дочь Меиона, из храма Агравлы, отказалась подчиниться постановлению, сказав, что она жрица для благословения, а не для проклятия.

XXIII. В ТО ВРЕМЯ как были приняты эти решения и Алкивиад был осужден, он бежал из Турий в Пелопоннес; сперва он провел некоторое время в Аргосе, но, опасаясь врагов и потеряв всякую надежду вернуться на родину, обратился к Спарте, прося убежища и обещая в будущем принести помощи и пользы больше, чем он принес вреда прежде, сражаясь против нее. Спартиаты исполнили его просьбу и приняли его гостеприимно; прибыв, он тотчас же энергично выполнил одно дело, — побудил их, медливших и действовавших нерешительно, помочь сиракузянам и уговорил послать полководцем Гилиппа, чтобы разбить силы афинян в Сицилии; вторым его делом было возобновление с этого же времени войны с самими Афинами; наконец, третьим и самым важным — укрепление, по его совету, Декелии, что явилось наиболее разорительным и губительным для афинян. Этим он достиг большой популярности как политический деятель; не меньшее удивление, однако, вызывала и его частная жизнь: он умел польстить народу, и своим подражанием спартанскому образу жизни до того очаровал его, что все, кто видел его отпустившим длинные волосы, купающимся в холодной воде, питающимся ячменным хлебом и черной похлебкой, не верили и сомневались, имел ли этот человек некогда собственного повара и собственного поставщика благовоний, носил ли он когда-нибудь милетский плащ. Ибо, как говорят, наряду с прочими дарованиями он обладал величайшим искусством пленять людей, применяясь к их привычкам и образу жизни, чтобы стать похожим на них; в искусстве менять свой облик он превосходил даже хамелеона, который, по общепринятому мнению, не может принять только одного цвета белого; Алкивиад же, напротив, мог применить и подражать в равной мере как хорошим, так и плохим обычаям. Так, в Спарте он занимался гимнастикой, был прост и серьезен, в Ионии — изнежен, предан удовольствиям и легкомыслию, во Фракии — пьянствовал и увлекался верховой ездой; при дворе сатрапа Тиссаферна — превосходил своей пышностью и расточительностью даже персидскую роскошь. Дело обстояло, однако, не так, чтобы он легко переходил от одной склонности к другой, меняясь при этом и внутренне, но, не желая оскорблять своим природным обликом тех, с кем ему приходилось иметь дело, он принимал облик, подобный им, скрываясь под этой маской. В Лакедемоне можно было, например, сказать о нем судя по его наружности:

Не сын Ахилла это; это — сам Ахилл,Воспитанный Ликургом;на основании же его подлинных склонностей и действий надо было бы сказать:все та же это женщина.

Так, пока царь Агид находился в походе вне Спарты, Алкивиад до того развратил его жену, Тимею, что она, забеременев от него, даже не скрывала этого. Когда у нее родился сын, она назвала его официально Леотихидом, дома же говорила потихоньку своим подругам и рабыням, что его зовут Алкивиадом; так сильна была овладевшая ею страсть к нему. Сам Алкивиад имел дерзость заявить, что сделал это не из желания оскорбить царя и не из-за сладострастия, но желая, чтобы его потомки правили лакедемонянами. О случившемся многие доносили Агиду, однако более всего он поверил свидетельству времени: однажды, во время землетрясения, испуганный Агид убежал из спальни своей жены и после этого не жил с ней в течение десяти месяцев; так как Леотихид родился после этого времени, то он отказался признать его своим сыном и поэтому впоследствии Леотихид был лишен прав на престол.

XXIV. ПОСЛЕ поражения афинян в Сицилии хиосцы, лесбосцы и жители Кизика отправили посольство в Спарту, чтобы договориться о своем отпадении от Афин. Беотийцы содействовали лесбосцам, Фарнабаз — Кизику; однако, по совету Алкивиада, решили прежде всего помочь хиосцам. Отплыв сам с флотом, Алкивиад не только склонил к отпадению от Афин почти всю Ионию, но, действуя вместе с другими спартанскими полководцами, причинял много вреда афинянам.

Агид, относившийся к Алкивиаду враждебно за оскорбление жены, стал теперь завидовать его славе, слыша от всех, что почти все делается и имеет успех благодаря Алкивиаду. Из прочих спартанцев наиболее влиятельные и честолюбивые тоже досадовали на Алкивиада, завидуя ему. Они добились того, что эфоры послали в Ионию приказание убить Алкивиада. Алкивиад, будучи тайно предупрежден об этом и испугавшись, хотя и принимал участие во всех действиях лакедемонян, избегал попадаться им в руки. Для своей безопасности он отдался в руки персидскому сатрапу Тиссаферну и вскоре стал первым и влиятельнейшим лицом при его дворе. Персу, не отличавшемуся ни прямотой, ни искренностью, но имевшему злой и коварный характер, нравились необычайная изворотливость и одаренность Алкивиада. Впрочем, не нашлось бы такого характера или нрава, который смог бы не покориться и остаться равнодушным к очарованию Алкивиада, проводя с ним все дни и отдыхая за столом. Даже те, кто боялся его и завидовал ему, испытывали удовольствие и радость, встречаясь с ним и видя его. Тиссаферн, который был из всех персов самым заклятым врагом греков, был настолько очарован лестью Алкивиада, что даже превзошел его любезностью. Самый красивый из своих садов с полезными для здоровья источниками и лугами, с великолепными беседками и местами для прогулок, отделанными с чисто царской роскошью, он приказал назвать «Алкивиадовым»; это название еще долго оставалось в общем употреблении.

XXV. АЛКИВИАД, не надеясь больше на спартиатов, которым он не доверял, и опасаясь Агида, стал вредить им и чернить их в глазах Тиссаферна, советуя последнему не давать им помощи настолько значительной, чтобы полностью уничтожить афинян, но, помогая скупо, спокойно теснить и обессиливать греков, предоставив и тем и другим истреблять друг друга и стать покорными царю. Тот охотно послушался, явно выказывая свою дружбу и восхищение, благодаря чему Алкивиад стал предметом внимания обоих соперничавших греческих государств; афиняне, попав в беду, раскаивались в своем решении об Алкивиаде, а сам Алкивиад был недоволен и боялся, что в случае полного поражения Афин он попадет в руки ненавидевших его лакедемонян. Почти все силы афинян находились тогда у Самоса. Из этой базы отправлялся их флот, чтобы приводить к послушанию отпавшие города и охранять оставшиеся верными, поскольку они были еще в силах, так как на море они еще были равны по силе со своими врагами; однако они боялись Тиссаферна и ста пятидесяти финикийских триер, близкое, по слухам, прибытие которых не оставляло Афинам никакой надежды на спасение. Узнав это, Алкивиад тайно послал к самым влиятельным из находившихся на Самосе афинян, обещая сблизить их с Тиссаферном из желания быть приятным не народу, которому он не доверял, а аристократам, если они, проявив себя смелыми людьми и смирив своеволие народа, спасут без чьей-либо помощи государство в его тяжелом положении. Все охотно согласились с Алкивиадом. Только один из стратегов, Фриних из Дирадского дема, подозревал (как оно и было на самом деле), что Алкивиаду так же мало было дела до олигархии, как и до демократии, и считал, что он, ища способов вернуться на родину, заранее вкрадывается в милость к влиятельным людям путем очернения народа. Поэтому Фриних выступил против предложения Алкивиада. Когда же победило противоположное мнение, Фриних, став уже открытым врагом Алкивиада, тайно послал вестника к Астиоху, командующему вражеским флотом, причем советовал ему остерегаться Алкивиада и арестовать его, как двурушника. Изменнику не было известно, что он переговаривается с изменником. Астиох, в страхе перед Тиссаферном и видя, каким большим влиянием у него пользуется Алкивиад, донес Тиссаферну и Алкивиаду о поступке Фриниха. Алкивиад тотчас же послал на Самос доносчиков на Фриниха. Все в негодовании соединились против Фриниха, который не нашел другого способа выйти из затруднительного положения, как исправить зло еще большим злом. Он вторично послал к Астиоху, упрекая его за донос и обещая предать ему флот и лагерь афинян. Но афинянам не повредило предательство Фриниха благодаря новому предательству Астиоха: и об этом поступке Фриниха он сообщил приближенным Алкивиада; Фриних, предвидя это и ожидая вторичного обвинения со стороны Алкивиада, предупредил его и объявил афинянам, что неприятель готовится к нападению; он посоветовал оставаться на кораблях и укрепить лагерь. Пока афиняне занимались этим, пришло новое письмо от Алкивиада с советом остерегаться Фриниха, как намеревающегося предать неприятелям рейд; афиняне не Поверили, думая, что Алкивиад, прекрасно зная приготовления и намерения неприятелей, пользуется этим, чтобы незаслуженно оклеветать Фриниха. Однако, когда впоследствии Гермон, один из воинов охраны, поразил Фриниха кинжалом на рынке, афиняне приговорили на суде мертвого Фриниха как изменника, а Гермону и его соучастникам дали в награду венки.