Перестань молоть чушь.
Дэвид, ну как ты так можешь. Подумай, ведь это… это как открытие нового измерения…
Тебе подавай новое измерение? Вон, посмотри в окно! Посмотри, Хитер! Ты видишь то же, что и я. Ни одной души. Ни знака. Ни огней. Ничего!
— Но вчера…
— Вчера мне привиделось! Вагон был битком набит. Я думал о своем отце. Это стресс, ясно? Все у меня смешалось. А ты сейчас хочешь из всего этого сделать большую…
Слово застряло у меня в горле. Слева от меня мои дружки препирались с охранником.
Но глаза мои неотрывно смотрели на нечто за окном. На нечто, лежавшее на полу бывшей станции.
На небесно-голубую визитку.
7
О!
Нет!
— Ну ладно, прости, — говорила Хитер. — Я виновата…
— Хитер, — прошептал я.
— Но я не со зла, Дэвид, правда. Просто…
— Хитер, посмотри в окно!
Хитер сначала отреагировала как-то вяло.
— Что? О боже, Дэвид, у тебя… видение?
— Да нет. Туда! — показал я пальцем за окно.
— Визитка?
— Ну да!
Хитер непонимающе посмотрела на меня:
— И что?
— Как что. Забыла? Я говорил тебе о мужике в моей… галлюцинации. Ну о том, что вышел из поезда? У него была в руке такая же голубая визитка. И он выронил ее!
Даже в полумраке я увидел, как заблестели глаза Хитер.
— О, Дэвид. Вот это здорово! Вот это да!
— Но, может, это просто мусор, и ничего более, — проговорил я. — Сколько людей выбрасывает всякую дрянь за окно…
— Дэвид, ты должен достать эту визитку.
— И как ты это себе представляешь?
— Не знаю. Может, попросить охранника?
— Да он нас всех в кутузку отведет.
— А… а что, если длинный шест со жвачкой на конце?
— Бредятина.
Слева охранник все еще спорил с ребятами. Справа из-за раскрытой двери между вагонами выглядывали раздосадованные физиономии пассажиров соседнего вагона. Справа в глаза бросилась надпись, которая гласила: «Не выходить на открытую площадку между вагонами».
Открытая площадка.
Ура!
Я поднялся.
— Прикрой меня, — шепотом бросил я Хитер.
Я побежал в конец вагона, и Хитер побежала вслед за мной. Она вроде что-то мне говорила, но от волнения я не мог ничего понять.
Уцепившись за металлическую ручку, я повернул ее. Дверь с глухим звуком поддалась. В вагон ворвался сырой холодный воздух. Снаружи шел узкий карниз, достаточно широкий для одного человека. Он шел полукругом, и за ним чернела пропасть — там было полотно.
— Я подожду здесь, — прошептала Хитер.
— Благодарю за службу, — бросил я через плечо.
Когда глаза чуть привыкли к темноте, я осмотрел платформу. Пыль и сажа покрывали бетонную поверхность. Еле заметные следы вели к разрисованной граффити стене. Повсюду виднелись кучи мусора, черные от осевшего слоя пыли.
Не могу.
— Что ты тянешь? — послышался свистящий шепот Хитер.
— Там омерзительно, — откликнулся я.
— Но ты же в ботинках!
— Не дури! А что, если поезд тронется?
— Куда он тронется? Стоп-кран замыкает всю линию. Нужна целая вечность, чтобы восстановить электричество.
Я высмотрел визитку. Она валялась слева от меня у середины вагона. Не так далеко. Раз-два — и готово.
Я перешагнул через пропасть. Аккуратно поставил ногу на платформу. Она была скользкой. Вторую ногу. Я уже вышел из вагона. Повернувшись, я осторожно шагнул.
Раздался визг. Что-то метнулось в темноте.
Я замер.
Крысы. Ненавижу крыс.
Держись.
До визитки было уже рукой подать. Я нагнулся и схватил ее.
— Дэвид! — раздался голос Хитер.
ШМММАК!
Послышался металлический звук распахнувшейся двери.
— Эй! Парнишка!
Я обернулся. В глаза ударил свет фонаря, и я скорее ощутил, чем увидел силуэт охранника. Он спрыгнул на платформу и направился ко мне.
— Что это тебе вздумалось делать?
Я и сам бы хотел знать.
Я повернул назад.
Правая нога заскользила по зловонной грязи. Отчаянно взмахнув руками, я грохнулся лицом вниз, набрав полный рот мерзкой каши. У меня чуть глаза из орбит не выскочили, и я закашлялся, совсем одурев от отвращения и ужаса.
Краем глаза я заметил, что мои дружки уткнулись носами в окно и смотрят на меня с немым ужасом.
Тяжелая рука схватила меня за плечо и развернула. Я уткнулся лицом в кобуру.
— Молодой человек, — услышал я голос охранника, — вы арестованы.
8
Мы теряем его.
— Я должен четко и ясно заявить, — говорил начальник службы охраны метро, меряя шагами кабинет, — что пользование экстренным стоп-краном не по назначению и посягательство на собственность департамента путей сообщения являются в равной мере противоправными действиями…
Я так и подскочил:
— Но я не открывал стоп-кран…
— …и в равной мере караются законом! — громогласно закончил начальник.
Мама смотрела на меня во все глаза. Смотрела сердито, но в глазах у нее стояли слезы, и губы начинали подрагивать.
— Я понимаю, — промямлил я.
Итак, я преступник. Грязный преступник.
Это мерзкое сало, в которое я влез, было похоже на жирный грим. Сколько ни три, только больше размазывается. Начальнику охраны даже пришлось постелить на стул пленку, чтоб я его не запачкал.
Мое мрачное будущее прокрутилось у меня в голове: крошечная камера… каторжные цепи на ногах… начертанные на каменной стене палочки, отсчитывающие скорбные дни несчастного узника…
— Что… что ему будет? — спросила мама.
— Суд для малолетних — вот обычная процедура, — ответил начальник.
— Но он никогда ничего не нарушал! — воскликнула мама.
Начальник сел за свой стол и тяжело вздохнул.
— Сынок, я знал твоего отца. Его департамент сотрудничал с нашим. Он был славным человеком. Тебе, конечно, его не хватает.
Я нагнул голову как можно ниже. Мама вздохнула еще тяжелее.
— Я отпущу тебя, — продолжал начальник охраны. — Но с очень серьезным предостережением. То, что ты сотворил, не только противозаконно, но и крайне опасно.
Я кивнул.
— Спасибо, — сказала мама.
Теперь кивнул начальник.
— А теперь отправляйся домой, молодой человек, и первым делом прими ванну.
Мама была не в лучшем расположении духа, когда мы, наконец, вышли из конторы службы охраны подземки.
— Ты хоть понимаешь, как тебе повезло? Не вздумай выкинуть еще раз что-нибудь столь же глупое. И почему ты вообще оказался в этом поезде? Кто разрешил тебе уходить из дома?
— Мам, мне уже тринадцать…
— Разве это значит, что ты можешь идти куда угодно и ставить под угрозу всю систему поземного сообщения? — Мама произнесла это на повышенных тонах.
— Но я же говорил, что не делал этого!
— Тебя могло убить!
— Знаю.
— Я уже потеряла одного. Не хватало мне потерять еще и тебя. По твоей собственной глупости.
Все. Хватит. Сыт по горло. Сколько можно ругать меня? Смеяться надо мной. Бичевать за то, что я делал и чего не делал.
— Я не идиот! — закричал я. — Я вышел из-за него!
Дурак. Идиот. Трепло.
— Из-за кого?
Не собирался я болтать об этом. Только Хитер знала. И мои закадычные дружки были в курсе.
И мама рано или поздно докопается.
Тяжело вздохнув, я брякнул:
— Из-за папы.
— Ты был с папой?
— Нет. Видишь ли, я думал, что видел папу. На платформе.
Мама застыла, глядя на меня.
— Ты хочешь сказать… как бездомного бродягу, из тех, что живут в подземке? О, Дэвид, почему же ты раньше не сказал?
— Да нет же. Это был не он, мам. Вообще никого не было. Мне… почудилось. Это была галлюцинация.
Мама вся сжалась:
— Дэвид Мур, что все это значит? Ты хочешь меня провести?
— Да нет, мам!
— Ты говоришь неправду, будто тебе показалось, что ты видел папу, чтобы я простила тебя за эту дурацкую вылазку на платформу. Дескать, это все стресс и все такое прочее. Так, что ли?
— Выкинь все из головы…
— Не дури, Дэвид. Я месяцами не сплю. Я вскакиваю от телефонных звонков. У меня такое ощущение, будто мои внутренности вывернули наизнанку и разбросали по всей земле. Я люблю тебя и пытаюсь понять, что ты переживаешь, и я не позволю пользоваться именем отца как прикрытием для чудовищных поступков.
Мама выкладывала все это в ярости, но глаза говорили совсем о другом. Они словно молили: «Ну скажи мне, что все это правда». Никакие страхи и отчаяние не могли уничтожить надежду, брезжащую, подобно слабому предутреннему свету.
У меня перед глазами возникли фотографии — старые карточки, висевшие у нас в передней. Папа — мускулистый, в обтягивающей майке, с длинными волосами, завязанными в хвостик. Вот он с притворным ужасом тычет пальцем в свою команду, когда вступил в службу охраны. Вот он целует маму на их свадьбе. Все снимки папы до моего рождения. Какой-то незнакомец.