Читать интересную книгу Тайна трех государей - Дмитрий Миропольский

– Они же гении! А гениям плевать на всякие таинственные ритуалы и надуманную романтику, – говорил Мунин и подкреплял слова неуклюжими широкими жестами. – Антураж – это так… мишура, мусор. Главное – свобода мысли, свобода творчества! Орден помогал гениям раздвигать границы познания. Я вам больше скажу. Они получали интеллектуальное и духовное пространство, в котором гармонично сочетаются наука и мистика, понятно?

Не дожидаясь ответа, историк пустился в разъяснения.

– В мире существуют два порядка. Первый – это круговорот природы, земная диалектика. А второй – это божественная статика. Незыблемые основы мироздания. С одной стороны – жизнь и смерть, а с другой – вечность. Задача розенкрейцеров – силой знания связать диалектику и статику, то есть Хаос и Абсолют. Теперь понимаете?

Одинцов на всякий случай кивнул – это, мол, само собой…

– Не понимаете, – ухмыльнулся историк. – Ладно, попробуем ещё раз. Представьте себе квадрат и круг. Квадрат – простой, как… я не знаю, что. Как квадрат. А круг – штука иррациональная и магическая. Казалось бы, что их может связывать? А связывает их число пи. Вы же про квадратуру круга слыхали?

Леонардо да Винчи, «Витрувианский человек».

Мунин раскинул руки, едва не расплескав напиток и пытаясь изобразить витрувианского человека. В памяти Одинцова всплыла статья с рисунком Леонардо и визитёры-израильтяне, которые прибыли минута в минуту к началу Международного дня числа пи. «Чушь какая», – снова подумал Одинцов.

– Человечеству далеко до божественной статики, – продолжал вещать Мунин, – но её следы сохранились в некоторых людях. Такие следы розенкрейцеры называют духовной искрой. Задача ордена – собрать хранителей духовной искры, чтобы с их помощью преодолеть земной порядок и прийти к порядку небесному.

– И что тогда? – спросил Одинцов.

– Как это – что?! – удивился Мунин. – Тогда нас всех примет изначальный неизъяснимый Свет! Свет с большой буквы. Как несчастный Одоевский писал: «Из искры возгорится пламя». Для этого розенкрейцеры объединяются в Духовную Школу, которая создаёт Магнитное Тело.

Насчёт искры – Одинцову казалось, что это стихи Пушкина. А насчёт Магнитного Тела историк пояснил:

– Это просто красивое название. Можно сказать проще: орден собирает массив научной информации, которая поможет установить канал между земной динамикой и небесной статикой. Между Хаосом и Абсолютом. Как вам объяснить-то… В общем, розенкрейцеры строят мост. Интеллектуальный мост от человека к мирозданию. На одном конце – мир людей, а на другом – Вселенная в целом.

Мунин рассказал, что петербургский Lectorium регулярно устраивал открытые доклады, где розенкрейцеры не только делились результатами некоторых исследований, но и рассказывали о своей Духовной Школе. Любопытный историк стал ходить на эти собрания, а со временем вступил в члены Школы. Постепенно романтика рыцарского ордена, честолюбие и смутные ощущения перспектив привели Мунина к желанию стать Ревнителем. Это первая степень в орденской иерархии, где на десятом уровне пребывает Верховный Маг.

Лиха беда начало. Пройдя положенные испытания, молодой Ревнитель пожелал получить следующую степень. Однако для этого полагалось сделать личный вклад в Магнитное Тело – то есть решить полезную научную задачу. И Мунин занялся анализом деятельности российских государей.

– У нас в ордене строго, – историк погрозил Одинцову пальцем, глядя поверх перекошенных очков. – Если Ревнитель считает, что решил задачу, – он сообщает об этом директорату. А директорат сигналит в Амстердам, потому что там сидит Русская комиссия ордена.

Дальше, со слов Мунина, механизм такой: комиссия направляет из-за границы в Петербург розенкрейцера достаточно высокого ранга, который должен дать независимую оценку работе соискателя. Если оценка положительная – приезжий делает по этой работе закрытый доклад в Школе. Адепту низшей степени самостоятельно докладывать не полагается.

Несколько дней назад в Михайловском замке историка разыскала женщина – посланница Русской комиссии, которой на рецензию переслали автореферат исследования. Она дала благожелательный отзыв и рассказала, как полагается оформлять материалы для доклада.

Сегодня утром на работе Мунин закончил собирать папку с патетичным названием Urbi et Orbi, позвонил посланнице и поинтересовался, где можно передать документы. Женщина назначила встречу в кафе на Кирочной. А когда Мунин пришёл, куда было сказано, – появились те два крепких парня.

– Женщину как зовут? – спросил Одинцов. – Электронная почта, номер телефона, адрес?

– Там визитка должна быть, – Мунин вяло махнул в сторону журнального столика. – Ева её зовут. По-русски хорошо говорит, красивая очень, и кожа такая… кофе с молоком. Где живёт, не знаю. Наверное, где-то рядом, на Кирочной. Сказала, чтобы я позвонил, когда доберусь, и она сразу подойдёт.

Одинцов разметал по столику содержимое сумки. Среди неопрятных бумажных обрывков и выцветших кассовых чеков действительно обнаружилась визитная карточка. Пластиковый прямоугольник с чуть скруглёнными краями. На лицевой стороне вытиснен логотип каких-то биотехнологических лабораторий, латиницей набрано имя с докторской степенью и в два столбца – контактные координаты в Амстердаме и Нью-Йорке. На обороте от руки написаны цифры: номер петербургского мобильного телефона.

Ого! Доктор наук, значит. Плюс к тому – красивая негритянка… и почерк у неё красивый… Одинцов снова посмотрел на имя в карточке. Eve Hugin.

– Как это читается? – спросил он. – Ева Хагин? Хьюгин? Хаджин?

Мунин ответил невнятным бульканьем. Одинцов обернулся. Историк похрапывал во сне, уронив голову на грудь и сползая набок по спинке дивана.

– Укатали сивку крутые горки, – констатировал Одинцов.

Можно понять: парню сегодня крепко досталось, да и выпил он прилично. Что ж, так даже лучше. Пусть восстанавливается. Одинцов стянул с Мунина потрёпанные зимние кроссовки, уложил его на диван и укрыл пледом. Давно пора познакомиться поближе с нападавшими – благо их документы под рукой.

Одинцова отвлекла трель мобильника: из всевозможных рингтонов он признавал только звук архаичного телефона.

– Привет! – раздался в трубке жизнерадостный сочный баритон Вараксы. – Я возвращаюсь. Ладога – просто сказка. Надо нам с тобой на днях ещё разок сгонять, а то лёд скоро таять начнёт… Сам-то куда пропал?

– Никуда не пропал, дома сижу.

– Интересное дело, – возмутился Варакса, – то-то мои мастера жалуются! Говорят, обещал за машиной заехать, и не едешь.

– Планы поменялись неожиданно. Прости, забыл предупредить. А ты мобильник выключил.

Варакса – вот кто сейчас нужен Одинцову! И срочно. Только не скажешь ведь уважаемому человеку по телефону открытым текстом: мол, пока ты на корюшку охотился – я тут пристрелил кое-кого и дворами ушёл от погони; у меня на руках два ПСС и вдупель пьяный розенкрейцер; я ещё не решил, как быть, и давай-ка ты сейчас не домой поедешь, а как можно скорее ко мне в гости – обмоем это дело…

Как объяснить Вараксе, что случилось нечто из ряда вон и надо немедленно встретиться?

– Слушай, – сказал Одинцов, – у меня с утра песенка в голове крутится. Привязалась и дóлбит, а я всего две строчки вспомнил, и дальше – хоть тресни. Что-то такое: «А в России зацвела гречиха. Там не бродит дикий папуас. Тара-та-та-тара…» Не подскажешь?

Варакса должен был понять, и он понял.

– Хм… Папуас, говоришь? – после некоторой паузы отозвался в трубке его по-прежнему ровный весёлый голос. – Чёрт его знает… Первый раз слышу. Ладно, бывай здоров. У меня тут рыбы целый мешок. Надо спешить, пока не протухла.

Варакса отключился. Одинцов сгрёб обратно в сумку имущество Мунина, оставив только папку, а из пакета вытряхнул на журнальный столик вещи нападавших. Ещё там, во дворе, ему показалось, что бумажники у бойцов похожи. Теперь стало ясно, что они просто одинаковые. Дурной знак, который не предвещал ничего хорошего…

…а оказалось ещё хуже.

Вроде ничем уже нельзя было сегодня удивить Одинцова. Но внутри бумажников-близнецов он обнаружил приклёпанные большие номерные жетоны в форме геральдического щита. На щите наподобие знаков инь и ян сплетались лев и единорог. Изображение венчал вензель – буквы АБ.

Академия Безопасности. Вот, значит, как. Вот кто напал на Мунина и погиб от руки Одинцова.

Академики.

3. Хан и Третий

Просторный особняк в центре Петербурга они снимали вскладчину.

Об этом сообщали таблички возле входной двери. Судя по надписям, на четырёх этажах исторического здания расположились несколько ветеранских организаций, юридическое бюро, клуб интернациональной дружбы, охранное агентство, кафе, транспортное предприятие и общественная организация – Академия Безопасности, чья вывеска никак не выделялась среди остальных.