Читать интересную книгу Любовь - Тони Моррисон

– А миссис Коузи сейчас здесь, мэм?

– Здесь.

– Можно мне с ней поговорить?

– Дай-ка я еще разок взгляну на твое объявление! – Женщина обтерла руки о кухонное полотенце, прежде чем взять газетную вырезку. – Весьма конфиденциальная, ишь ты! – Она скривила губы. – Уж в этом я не сомневаюсь. Тут все ясно! – сказала она, сжав бумажку большим и указательным пальцами, и затем выронила ее так, словно выбрасывала грязный подгузник в помойное ведро. Она снова обтерла руки и осторожно взяла креветку. В глубине плоти моллюска вилась темная нежная нить. Ловким движением опытного ювелира она нащупала ее пальцами и выудила.

– Так я могу повидать миссис Коузи, мэм? – Джуниор спрятала подбородок в ладони, для верности сопроводив свой вопрос улыбкой.

– Почему нет, конечно! Иди вверх по этой лестнице, потом поднимись еще на этаж. На самый верх! – И она махнула рукой в направлении ступеней, начинавшихся от алькова рядом с плитой. Джуниор поднялась.

– А тебе, я так понимаю, не интересно, как меня зовут?

Джуниор резко обернулась – на лице улыбка смущенная и одновременно виноватая.

– Нет, ну что вы, мэм! Простите! Конечно, интересно! Очень даже. Я просто немного нервничаю.

– Кристин меня зовут! Если получишь эту весьма конфиденциальную работу, тебе стоит его запомнить!

– Надеюсь! Приятно познакомиться, Кристин. Правда! Говорите, на второй этаж?

Стук ее каблуков растаял высоко на лестнице.

Кристин отвернулась. Ей бы надо было сказать: «Нет, на третий!» Но она не сказала. Вместо этого взглянула на красный огонек разогретой рисоварки. Собрав креветочные панцири, бросила их в кипящую воду и уменьшила огонь. Вернувшись к столу, взяла головку чеснока и, как всегда, любуясь своими пальцами в кольцах, очистила два зубчика. Потом мелко нашинковала чеснок на разделочной доске и оставила там лежать. Старенький холодильник «Филко» урчал и чуть подрагивал. Кристин похлопала его ладонью, словно в утешение, потом нагнулась к нижней дверце буфета и подумала: «И что же она удумала на этот раз? Небось, трясется от страха или собирается с духом, чтобы устроить мне очередную подлянку? Хотя… что она может? Но как она умудрилась отправить объявление в газету, не сказав мне ни слова?»

Она достала серебряную супницу со стеклянной чашей и со вздохом посмотрела на почерневшие завитки двойной буквы «К» на крышке. Как и все резные буквы в этом доме, двойная «К», некогда служившая украшением, со временем стала едва заметной. Даже на ручке ложки в кармане ее фартука эти же инициалы, спаренные навсегда, стерлись бесследно. Это была небольшая кофейная ложка, но Кристин пользовалась именно ею, чтобы не забывать девчушку, которой эту ложку когда-то подарили, и чтобы не расставаться с воспоминаниями, которые эта ложка у нее вызывала. Как она выковыривала ею кусочки персиков из домашнего мороженого, не в силах устоять перед искушением, не обращая внимания на колкие песчинки, которые ветер с океана швырял на сладкий десерт и вообще на все вкусности, взятые ими с собой на пляжный пикник.

Кристин привычно вымыла с мылом стеклянную чашу супницы, вытерла ее насухо, а тем временем ее мысли беспокойно метались, перескакивая с детских пикников на очиститель для раковин «Сильвер дип», с просоленного прибрежного воздуха на ватные палочки «Кью-типс», и наконец на допрос, учиняемый в эту минуту самой мерзкой женщиной в здешних краях. Сидя напротив беззастенчиво врущей Джуниор-Можете-Звать-Меня-Джун, Кристин мысленно сравнила свое тело, каким оно было сорок – да нет, даже тридцать лет назад – с телом этой девчонки и – победила! У девчонки были красивые ноги (правда, из-за высоких сапог, кроме коленок и ляжек она ничего не разглядела как следует) и узкий выпяченный зад, – сегодня от таких задниц все прямо с ума сходят. Но ничего в ней не было такого, что могло бы составить конкуренцию Кристин образца 1947 года, когда пляж был цвета свежих сливок, а искрящиеся и грозящие всосать зазевавшегося пловца волны набегали на песок из океана такой ослепительной синевы, что ломило в глазах.

Лицо девицы… Вот тут сирена зависти завыла вовсю. Лицо и волосы роскошные, как у амазонки. Поначалу Кристин не могла от нее глаз оторвать, потом, спохватившись, притворилась, будто заинтересовалась газетной вырезкой. Если бы не эта вырезка, она бы ни за что не впустила в дом незнакомую девушку без сумки. А разделка креветок дала ей возможность выиграть время, чтобы, изучив гостью, получить некоторое представление о том, чем она дышит (не так уж важно, кто она). К тому же ее занятие было отличным предлогом не встречаться с ней глазами, потому что ей не понравилось, как замирало ее сердце всякий раз, когда она ловила взгляд гостьи. Обескураживающий взгляд недокормленного ребенка, которого хотелось то ли приласкать, то ли отшлепать – так откровенно просительно девица таращилась на еду.

Кристин вмешала нашинкованный чеснок в расплавившееся на сковороде масло и начала готовить загуститель соуса. Она насыпала в желтую масляную лужу немного муки и стала наблюдать, как, поджарившись, мука коричневеет, затем разбавила загустевшую массу креветочным бульоном и растерла оставшиеся комочки.

Я довольно хорошо готовлю, сообщила наглая девица, норовя залезть немытыми руками в блюдо с очищенными креветками. И раньше жила здесь, так она заявила – и кому? Женщине, которую тут все знали и которая сама всех знала – каждого черного, когда-либо родившегося на побережье от Ниггерхед-Рок до Сукер-Бей, от Ап-Бич до Силка, да еще добрую половину из тех, кто родом из Харбора, где она прожила (или впустую потратила?) большую часть своей жизни. Джуниор Вивиани. С «и» на конце. Похоже на фамилию в бейсбольной карточке. Так отчего же у нее замерло сердце? Неужели она боялась, что вдруг покраснеет, признав в девице родственную душу, и в ее голосе зазвенит сталь, а язык станет острым как лезвие бритвы, чтобы разом отсечь даже малейшую возможность сближения? Все явные признаки бездомной жизни юной беглянки были так ей знакомы: обмылок в общественной уборной на автобусной станции, чужие недоеденные сэндвичи, давно не мытые волосы, мятая одежда, в которой и бодрствуешь, и спишь не снимая, отсутствие сумки, зубы, которым жевательная резинка заменяет зубную пасту. И на что она такая сдалась Хид? И как в газете появилось это объявление, если в доме не работает телефон? Ей мог помочь паренек Гиббонсов – в дополнение к работе во дворе он мог сбегать по ее поручению в редакцию. Как бы там ни было, это ловушка, расставленная змеюкой на высоких каблуках. Ишь ты, придумала новый способ уворовать ее будущее – как уже однажды украла ее прошлое.

– Будь я проклята, – прошептала она.

Кристин раздвинула пальцы, чтобы испытать знакомый прилив восторга, который вызывали у нее бриллианты. Потом взяла рис, креветки, соус и по привычке сноровисто и изящно уложила их слоями в сотейник. В сотейнике блюдо не остынет, пока она будет делать легкий салат. Потом она все выложит на серебряный поднос, поднимется по трем лестничным пролетам – и пусть всем этим подавится наимерзейшая тварь на свете…

– Боже ты мой! Снег! – Слегка раздвинув портьеры, но не поворачивая головы, произнесла миниатюрная дама. – Подойди и посмотри. Снег – и где! В наших краях!

Джуниор приблизилась к миниатюрной даме у окна и вгляделась через стекло на улицу, стараясь увидеть, но не видя, снежинки. На вид даме было не меньше шестидесяти – волосы черные как смоль на фоне серебряной каемки у корней – но при этом она пахла как маленькая девочка: ромовым леденцом, травяным соком и мехом.

– Странно, правда? У нас тут никогда не бывает снега. Никогда!

– Я видела, как мужчина посыпал дорожки антиобледенительной солью, – заметила Джуниор. – Раз он ее купил заранее, значит, знал, что она ему понадобится.

Передернув плечами, дама обернулась. Это что такое? Девушка обозвала ее лгуньей, едва поздоровавшись…

– Ты здесь по поводу работы? – Дама чиркнула взглядом по лицу Джуниор, потом внимательно оглядела ее одежду. Она узнала о приближении девушки задолго до того, как услышала на лестнице стук ее каблуков: судя по звуку шагов, это были не Кристин и не Ромен. И она проворно заняла позицию у окна и приняла нужную позу, чтобы произвести определенное впечатление. Но зря она утруждалась: девушка оказалась совсем не такой, какой она себе ее представляла. И дело не только в неухоженных волосах и дешевенькой одежонке – соискательница держалась и разговаривала с дерзкой непринужденностью.

Например, так прозвучало небрежное «Ага!», которым она отозвалась на вопрос Хид.

– Ты хочешь сказать: «Да»?

Как и в кухне внизу, в этой комнате был очень яркий свет – словно в супермаркете. Горели все лампы сразу – их было шесть? Или десять? – и каждая ничем не уступала люстре. Взбираясь по неосвещенной лестнице и то и дело оглядываясь через плечо, Джуниор гадала, что находится в других комнатах. Казалось, женщины в этом доме жили под лучами прожекторов, и их разделял – или соединял – лишь мрак между ними. Она с нескрываемым интересом разглядывала безделушки, захламлявшие столы и секретеры, и ждала, когда миниатюрная дама нарушит наступившее молчание.