Девушки не собирались умирать. Поэтому и не было причины писать посмертные
записки. Как будто они попали в аварию, выбежав ненадолго из дома.
Именно так и говорила Шики прошлой ночью.
Но, когда я попытался представить себе причину, которая заставила вышедших
прогуляться девушек спрыгнуть с крыши, ход моих мыслей застопорился.
– Самоубийства закончатся на цифре восемь. Некоторое время их не будет.
Реплика Шики прервала мои размышления.
До сих пор она выглядела так, словно ее совершенно не интересует эта тема.
– Откуда ты знаешь?
Не спросить я не мог.
Шики отвела взгляд.
– Сходила и посмотрела. Там парили только восемь.
Ее красиво очерченные губы легко произнесли эти невозможные слова.
– Вот как? Оказывается, их было так много? И ты знала, сколько их, с самого
начала, Шики?
– Да. Я закрыла этот вопрос. Поставила точку. Но девушки, думаю, еще останутся
там еще ненадолго. Не скажу, что это меня радует… Кстати, Тоуко, неужели все люди, которые могут летать хоть немного, кончают так же печально?
– Не знаю. Все люди разные, но из тех, кто пытался летать, используя лишь
человеческие силы, пока никто не преуспел. Слова «полет» и «падение» неразрывно
связаны. Но чем больше тебя одолевает жажда полета, тем быстрее ты забываешь об
этом. И даже после смерти рвешься ввысь, пытаясь прикоснуться к небесам. Бесконечное
падение, но не вниз, а вверх, в небо.
Ответ Тоуко-сан заставил Шики нахмуриться.
11
Она рассердилась… но почему?
Я осторожно спросил:
– Э-э, послушайте, о чем вы говорите? Не понимаю.
– О призраке на вершине здания Фудзё, – ответила Тоуко-сан. – Не видела его
своими глазами, и не могу сказать, какова была его природа. Я даже подумывала сходить
и посмотреть, когда выдастся свободная минутка, но, раз Шики уже уничтожила его, мы
так и не узнаем, что это было.
Вот как. Они действительно рассуждали о потусторонних вещах.
Можно было сразу догадаться, увидав Тоуко-сан без очков.
– Ты ведь слышал историю о девушках, которых Шики видела парящими над
зданием Фудзё? Это еще не все – люди говорили, что вокруг них скользила еще какая-то
призрачная фигура. Может быть, они оставались над заданием Фудзё потому, что
попались в чью-то сеть?
Эта история, которая становилась все сложнее и запутаннее, совершенно мне не
нравилась.
Словно для того, чтобы озадачить меня еще больше, Тоуко-сан подвела итог:
– Другими словами, над Фудзё парил всего один человек и вокруг него – тени
девушек, покончивших с собой. Призрачные. Понимаешь?
Я кивнул.
Хотя меня не оставляло чувство, что мне не захочется выслушивать эту историю
еще раз, когда я узнаю, в чем дело.
Судя по тому, что сказала Шики, она уже разобралась с этим призраком.
С тех пор, как я познакомил этих двоих, прошло уже два месяца. Теперь мне
приходится пожинать плоды в виде жутких рассказов. В отличие от этой парочки, мне, как обычному человеку, лучше было бы держаться подальше от подобных происшествий
и разговоров о них. Но мне все же не хотелось, чтобы меня игнорировали, и я решил
продолжать придерживаться нейтральной позиции.
Шики бросила на меня угрюмый взгляд.
Интересно, что я сделал, чтобы так ее разозлить?
– Но ведь Шики видела там призраков в начале июля? Тогда было всего четыре
призрака, я правильно понял?
Мне просто хотелось уточнить, но Шики покачала головой.
– Восемь. Их было восемь с самого начала. И больше самоубийств не будет, на
этой цифре все остановится. Но порядок будет обратным.
– Так ты хочешь сказать, что видела восемь призраков с самого начала? Как та
странная ясновидящая девочка из телевизора?
– Ничего общего. Со мной все в порядке. Там ненормален сам воздух. Все дрожит
и переливается, как на границе горячей и холодной воды.
Тоуко-сан немедленно подхватила тему, истолковав несколько двусмысленные
слова Шики по-своему.
– Другими словами, получается, что время там течет неровно, захлестываясь в
спирали и водовороты. И сроки, за который какая-то вещь полностью истлеет, рассыплется и сотрется – очень разные. Если хотите знать, индивидуальность человека и
память о нем исчезают не одновременно. Когда человек умирает, разве воспоминания о
нем немедленно растворяются? Совсем нет, верно? Пока существуют люди-очевидцы, носители воспоминаний, ничто не исчезает бесследно и немедленно. Воспоминания о
человеке медленно тают, уплывают и растворяются. Если очевидцем оказывается среда, в
которой жил и двигался человек, то воспоминания… нет, правильнее сказать – записи, некоторых особых людей в особых условиях – подобно этим девочкам – могут
задержаться и бродить по городу в виде записей-иллюзий. Даже после смерти. Это часть
феномена, который представляют собой «призраки». Но видят их лишь те люди, которые
отчасти разделяют с ними воспоминания: родители, друзья. Шики – и здесь исключение.
12
В движении подобных «временных голограмм» существуют разные аномалии, но на
крыше зданий Фудзё время действительно еле ползет. Воспоминания о девушках, оставшиеся с тех пор, когда они еще были живы, никак не могут догнать нынешнее
положение дел. И воспоминания-записи – живут. То, что там видели люди – движение их
зыбких теней, потерявшихся в искаженном потоке времени.
Тоуко-сан зажгла следующую сигарету.
Она хотела сказать, что ушедшие в прошлое люди и события не исчезают, если, например, я их помню? Если я их помню – они живы, а… если они живы – их можно
увидеть?
Это нечто похожее на галлюцинации… хотя нет, Тоуко-сан использовала слово
«иллюзия». Иллюзия – так обозначают то, что не существует в вещественной форме.
Угрюмо заговорила Шики:
– Объяснения меня не слишком интересуют. Призраки неопасны. Что должно
беспокоить – так это она. Я ее как следует проучила, но ее настоящее тело находится где-
то еще. Если оставить так, то все может повториться снова и снова. Мне наскучило быть
телохранительницей Микия.
– Согласна. О Фудзё Кирие я позабочусь. А ты отведи Кокуто домой… хотя нет, до
конца его рабочего дня еще целых пять часов. Можешь пока поспать на том этаже.
Палец Тоуко-сан указал вниз. Комнаты вниз ни разу не подметали с прошлого
года, и там было грязно, как в котельной.
Шики, как и ожидалось, проигнорировала ее щедрое приглашение. Вместо этого
она пробуравила ее взглядом.
– Так что же это было?
Чародейка с сигаретой в зубах неторопливо прошлась по комнате и остановилась у
окна. Задумчиво окинула взглядом летний пейзаж.
В комнате не было зажженных ламп, и она тонула в полумраке, освещаясь только
естественным светом, падавшим из окна. Со своего места я не мог сказать, миновал уже
полдень или нет.
Снаружи пылал ослепительный солнечный свет, очерчивая контур окна яркой
каймой. Над пыльным двором дрожал нагретый воздух.
Тоуко-сан помолчала, потом негромко сказала:
– Для начала, следует определить, что означает ее полет.
Я, словно завороженный, следил, глядя ей в спину, как струйка табачного дыма
вспыхивает в солнечных лучах. Силуэт Тоуко-сан в сияющей солнечной белизне казался
зыбким дрожащим миражом.
– Кокуто, что ты думаешь, когда смотришь на мир с высоты?
Неожиданный вопрос выдернул меня из странного оцепенения.
Я не бывал на большой высоте с тех пор, как еще ребенком оказался на обзорной
площадке Токийской башни. Вспомнить, о чем я тогда думал… это давалось с трудом.
Единственное, что мне запомнилось – я старался рассмотреть оттуда свой дом, но так и не
сумел.
– Какое все оттуда маленькое?
– Не пытайся отделаться глупостями, Кокуто, – холодно произнесла она.
Раньше мне не приходилось над этим задумываться, но невооруженным глазом
было видно, что вопрос не так прост, как кажется. Я старательно задумался, пытаясь
выдать более серьезный ответ.
– Трудно сказать, о чем именно я думал, но… я восхищался открывающимся
простором. Вид с высоты ошеломляет.
Наверное, потому, что ответ был незатейливым и в то же время искренним, Тоуко-
сан удовлетворенно кивнула. Не поворачиваясь от окна, она продолжила:
– Вид с высоты поражает воображение и заставляет душу трепетать. Даже самый
скучный пейзаж кажется величественным. Но это не единственное чувство, которое вы
13
испытываете, глядя на остальной мир, простирающийся у ваших ног. Вид с высоты
пронизывает вас еще одним импульсом…
На слове «импульс» Тоуко-сан прервалась и задумалась.