Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Машина, проехав к ближайшему переулку, замедлила ход, как бы приноравливаясь к его шагу. Джимми зашагал быстрее. Машина прибавила скорость. Джимми глянул через плечо и увидел крышу своего дома. Ему захотелось домой. Щеки его горели, он почувствовал, как руки и ноги деревенеют. Может, ему просто захотелось спать?
«Камаро» обогнал его и остановился неподалеку у обочины. Проходя мимо, Джимми услышал, как щелкнула, открываясь, дверца машины. Джимми замедлил шаг и заглянул в темный салон машины.
Парень с копной курчавых волос, бесцветных в темноте, и в очках в тонкой оправе улыбнулся ему из-за приоткрытой дверцы.
Джимми с трудом сглотнул слюну. Он достаточно хорошо знал жизнь улицы, чтобы понять, чего, вероятно, хотел парень. Он зашагал помедленнее, готовый в любой момент остановиться.
В памяти вдруг всплыли звуки, доносившиеся из комнаты матери. Он скосил глаза на парня. Сидевший за рулем машины по-прежнему не отрывал от него взгляда. Он улыбался. Джимми чуть прикусил губу.
— Привет! — Голос заставил его вздрогнуть. Джимми обернулся.
Набрав побольше воздуху в легкие, повернул назад. Подойдя, он наклонился к приоткрытой дверце.
Штаны парня были расстегнуты.
— Что ты делаешь? — спросил его Джимми.
Утром мужчина вернулся. Слабый свет сочился сквозь высокие прямоугольные окна. При свете дня он выглядел иначе: на нем были хлопчатобумажные штаны и рубашка из шотландки. Смотрел он на Джимми по-отечески. Улыбнувшись, присел рядом на корточки.
— Как чувствуешь себя, сынок?
Он ослабил бельевую веревку на запястьях Джимми. Его голос, его прикосновения были совсем не те, что накануне вечером. Перемена оказалась настолько разительной, что на минуту Джимми оцепенел, он был не в силах отвечать. Но, вспомнив ярость, пылавшую накануне в его глазах, решил, что лучше будет, если он все же ответит.
— Немного больно.
Мужчина освободил от пут и ноги Джимми.
— Да, придется потерпеть. Ты немного кровоточишь, но это скорее всего сосуды... Я уверен, что с тобой все будет в порядке.
Джимми содрогнулся.
— Тебе нравится эта комната? Это чердак. Я сам здесь все устроил. Джимми огляделся. От него ждали комплимента? Или чего-то еще?
— Хочешь позавтракать?
При упоминании о еде в желудке Джимми все перевернулось. Последний раз он ел вчера в десять утра, а он не мог позволить себе обессилеть от голода, иначе ему никогда отсюда не выбраться.
— Гм... да. — Джимми заставил себя сесть, хотя это вызвало новый приступ боли. Он заерзал, стараясь найти такое положение, чтобы боль распределилась равномерно.
Мужчина поднялся и вышел из комнаты.
Через минуту он вернулся с подносом. Джимми со своего места не видел, что там на подносе, но тип улыбался ему, он весь сиял.
— Закрой-ка глаза, сынок, — проговорил он, голос его задрожал от возбуждения. — У меня для тебя сюрприз.
Джимми закрыл глаза, почувствовав, как защемило сердце. В ноздри ударил запах пота, горячее дыхание обдало ухо.
— Джимми, открой глаза.
Джимми открыл глаза и посмотрел на поднос у себя на коленях. Вареные яйца, бекон, бисквиты, немного клубничного джема и молоко. Прекрасно... Если не замечать сигаретного пепла, покрывшего яйца, не очень-то аппетитные на вид. Бекон плавал в лужице застывшего жира. В джеме обнаруживалась белесая капля, напоминавшая сперму. От молока же разило кислятиной. И довершали картину несколько тараканов, сновавших по подносу и наслаждавшихся пиршеством.
Джимми поднял голову, и по щекам его вдруг покатились слезы. Он в досаде поднял руку, быстро утирая их. Сжав плотно губы, он словно проглотил свою печаль. Нет, он не покажет этому мерзкому типу свою слабость.
Тип сжал его лицо в своих ладонях с такой силой, словно хотел раздавить его. Улыбки на физиономии как не бывало.
— Не плачь, малыш. Я ненавижу слезы. Разве твой папочка не говорил тебе: «Не плачь, а не то у тебя действительно появится повод поплакать?» — Он ненадолго замолчал, задумался. Потом сказал: — А ведь ты, наверное, не знаешь, кто был твой старик. Вероятно, твоя мамочка тоже этого не знает.
Джимми, не моргая, уставился на противоположную стену. Тип, конечно, был прав. Откуда ему знать, кто его отец.
— Ты будешь есть?
Вопрос, повисший в воздухе, остался без ответа, — слова, почему-то столь страшные, звучали у него в ушах зловещим эхом. Как хотелось ему повернуть время вспять, вернуться в те мгновения, когда этот тип еще не успел заговорить с ним. Тогда бы он ушел, и их знакомство не состоялось...
Дыхание Джимми участилось.
— Я не могу это есть. Я не могу...
— Тогда таскай это на своей харе, дерьмо неблагодарное.
В лицо ему полетели яйца и бекон. Джимми закрыл глаза.
— Мы покормим тебя. Ты ведь любишь, чтобы тебя кормили, паршивый потаскунчик? — Он схватил что-то с подноса. Свернувшись в комочек, Джимми пытался уклониться, но тип, прижав его руки, размазывал по лицу мальчика что-то липкое и жирное (джем вперемешку со стылым жиром, возможно, тараканов).
Когда мучитель его утихомирился, Джимми открыл глаза. Тип пристально смотрел на стену, смотрел не отводя взгляд от какой-то точки. Он бормотал:
— Надо убрать его отсюда, правда, тетушка? Марианна с Бекки будут через несколько дней, и я должен убрать его отсюда, чтобы не узнали... Правда, тетя, я ведь должен...
Глаза его остекленели, и Джимми показалось, что он даже не понимает, кто рядом с ним. Говорил он как-то монотонно, отрешенно, голосом, лишенным всяких эмоций.
Джимми повернулся, подтянув к подбородку колени. Он не мог больше слышать этот голос.
Темнота. Надо как-то удрать. Пустая комната освещалась лишь бледным светом зимней луны, проникавшим снаружи. Джимми знал: если он не выберется отсюда, этот человек его убьет.
Он думал: как же случилось, что он зашел столь далеко — и так быстро? Три года назад он воровал конфеты из аптеки на углу, играл в прятки. И толком не знал, что такое секс. Теперь он знает, знает слишком много.
Шаги за дверью. Сделав отчаянное усилие, он подтянул к животу вновь связанные лодыжки, свернулся калачиком, готовясь к обороне.
Дверь открылась. Джимми закрыл глаза. Он слышал, что тип приближается к нему, слышал хруст его суставов, когда тот присел на корточки.
Может, притвориться спящим, и он оставит меня в покое?
Рука, липкая и теплая, пробежала по его телу. Джимми содрогнулся.
— Я знаю, ты не спишь.
Говорил он монотонно и бесстрастно. Голос этот словно прорезал темноту, слова впивались в мозг. Спина Джимми покрылась холодным липким потом.
— Так что открывай глаза и взгляни-ка на меня.
Перекатившись на другой бок, Джимми сделал, как ему велели. Тип явился со свечой. Голый, он сидел на корточках рядом с Джимми, и теперь видно было, какой он пузатый. Живот его складками свисал между коленями. Грудь покрывала густая поросль черных волос. Член, твердый и красный, выдавался далеко вперед. Нет, пожалуйста, не надо больше. На полу стояла та же самая жестянка «Криско». Джимми заскулил, захныкал.
— Нравится то, что видишь?
Улыбка промелькнула на его лице, но тотчас же исчезла, словно умерла.
— Ты должен... а иначе ничего не выйдет. — Он придвинулся к нему, придвинулся так близко, что Джимми почувствовал на лице его зловонное дыхание. — Но это может тебе помочь, сынок. Надеюсь, ты это понимаешь.
И тут же, без всякой видимой причины, его лицо исказилось гримасой.
— Засранцы вроде тебя — вот кто разрушил мой брак. Просто-напросто погубили меня. Если бы не такие, как ты... — Он осекся, замолчал, пытаясь успокоиться. Потом продолжил тем же бесстрастным тоном: — Если бы не такие, как ты, я был бы счастлив. Порядочный отец семейства, которому нет нужды тайком от своей милой жены удирать из дома, чтобы возиться с такой уличной мразью, как ты. Но тебе-то я должен помочь. Я все исправлю...