Пятая глава, тоже посвященная нейроправу, ставит нейронауку перед лицом судьи и присяжных. Некоторые специалисты, например Дэвид Иглмэн и Сэм Харрис, надеются увидеть общую тенденцию «поворота от обвинения к биологии». Однако соотношение между объяснениями преступления «на уровне мозга» обвиняемого и степенью его ответственности отнюдь не однозначно (25).
В шестой главе мы исследуем судьбоносный вопрос: какие выводы позволяет сделать нейронаука по поводу человеческой свободы выбора? Мы по-прежнему воспринимаем себя свободными, обладающими властью изменять собственную судьбу и получающими вознаграждение или порицание за свои поступки, хорошие и плохие. Но многие авторитетные ученые утверждают, что мы ошибаемся. «Наши растущие знания о мозге делают представления о волевых актах, виновности и, в конечном счете, о самих принципах, лежащих в основе системы уголовного права, весьма сомнительными», — настаивает биолог Роберт Сапольский (26). Неужели наше понимание принципов работы мозга приведет к радикальному изменению представления о человеке как нравственном субъекте, наделенном свободой воли? Как мы увидим, существует достаточно причин сомневаться в том, что это произойдет.
И, наконец, в эпилоге мы подводим итог всему, что нам удалось узнать, и исследуем главный вопрос: что же нейронаука может и чего она не может сказать нам о человеческом поведении. Инструменты нейровизуализации несут в себе невероятный потенциал знаний о мозговых коррелятах повседневных решений, наркозависимости и психических заболеваний. Тем не менее эти многообещающие новые технологии не должны отвлекать нас от значимости других уровней объяснения человеческого поведения.
Мы живем во времена расцвета исследований мозга — время поистине великих ожиданий. Но это также время бездумной нейронауки[13], которая ведет нас к завышенной оценке того, насколько науки о мозге
Мы встревожены тем, что большая часть медийного рациона состоит из «вульгаризированной нейронауки».
вообще способны улучшить правовую, клиническую и маркетинговую практику, не говоря уже об информации, направляющей социальную политику. Наивная пресса, ушлые нейропредприниматели, а временами даже не в меру ретивые нейробиологи сильно преувеличивают возможность продемонстрировать содержание нашей души с помощью сканирования мозга. Они возвеличивают физиологию мозга как самый ценный по своей
природе уровень объяснения и понимания человеческого поведения и спешат найти прикладное применение пусть и соблазнительным, но недоработанным научным методам в коммерции и суде (27).
Очевидно, и вполне естественно, что расширение знаний о мозге заставляет нас более механистически воспринимать самих себя. Но если эта идея слишком сильно нас захватит, мы рискуем помешать одному из наиболее сложных культурных проектов, намечающихся в будущем: возможности согласовать достижения науки о мозге с личностным, правовым и гражданским пониманием человеческой свободы.
Область нейронауки — это сфера мозга и физической причинности. Область психологии — психика, то есть собственно люди и их мотивы. Обе области незаменимы для полного понимания того, почему мы действуем так, а не иначе, и обе помогают облегчать человеческие страдания. Мозг и психика — это различные аспекты для объяснения опыта. И различие между ними едва ли носит чисто академический характер. Оно имеет критические последствия для того, как мы воспринимаем человеческую природу, ответственность личности и нравственное поведение.
ГЛАВА 1
ЭТО ВАШ МОЗГ, КОГДА ВЫ ДУМАЕТЕ ОБ АХМАДИНЕЖАДЕ
Что на самом деле показывает нейровизуализация?
Весной 2008 года люди из FKF Applied Research — политические консультанты и нейробиологи, стоящие за упоминавшимся выше исследованием колеблющихся избирателей, — снова взялись за дело. На сей раз они пригласили журналиста «Атлантик»[14] Джеффри Голдберга на экскурсию по его мозгу. Эта идея зародилась во время семейного празднования Песаха[15], где Голдберг провел вечер, «выдавая серии подогреваемых манишевицем[16] идеологически противоречивых политических высказываний». К счастью для науки, Билл Нэпп, политический консультант и сооснователь FKF, был одним из гостей на этом празднике. Он предположил, что если Голдберг хочет докопаться до сути своего политического замешательства, ему следует пройти сканирование мозга, чтобы узнать, «как он сконструирован нейрофизиологически: для либерализма или для консерватизма». Как понял Голдберг, специалисты намеревались измерить реакции его мозга на изображения известных политиков, чтобы узнать правду о его «реальных склонностях и предрасположенностях в обход привычных затормаживающих их влияний, которые могут исказить результаты тестирования в фокус-группе» (1).
Когда Голдберг прибыл на исследование, его лицом вверх задвинули в жерло лоснящейся MPT-установки и попросили лежать тихо, как труп, чтобы движение не испортило результат. Несмотря на шумоподавляющие наушники, Голдберг все-таки мог слышать, как магнит ультрасовременного томографа сканирует его мозг: грохот, похожий на звук металлических накладок от ботинок для гольфа, когда они крутятся в барабане стиральной машины, и следующий за этим длительный период высокочастотного писка (2).
Исследователи надели на него очки с видеоэкраном, через которые они стремительно прогоняли массу фотографий и видеозаписей знаменитых деятелей культуры и политики, включая Джона Маккейна, Эди Фалько[17], Голды Меир[18], Барака Обамы, Ясира Арафата[19], Брюса Спринг- стина[20], Джорджа Буша и иранского президента Махмуда Ахмадинежада. Кто-нибудь послабее был бы обескуражен такой пулеметной очередью портретов, но испытания, пройденные Голдбергом в бытность военным корреспондентом на Ближнем Востоке, судя по всему, подготовили его к тому, чтобы выдержать целый час в томографе. Голдберг вылез оттуда со звенящей головной болью, но его чувство юмора не пострадало. «Если вы не лежали навзничь в вызывающем клаустрофобию намагниченном туннеле, глядя при этом, как Хиллари Клинтон говорит о здравоохранении в дюйме от ваших глазных яблок, — ну, значит, вы не жили!» — усмехнулся он.
Мозг Голдберга, которого фМРТ объявила беспартийным, продемонстрировал такую же двусмысленную реакцию на Хиллари Клинтон, как и колеблющиеся избиратели. Нейробиолог исследовательской группы Марко Иакобони рассудил, что повышенная активность в дорсолатеральной[21] префронтальной коре Голдберга (зоне, связанной с торможением наших спонтанных реакций) — указывает, что он пытался «подавить нежелательные эмоции» в отношении Хиллари. Кроме того, сканирование обнаружило, что Голдбергу нравится Эди Фалько. Об этом свидетельствовала сильная реакция вентральной части полосатого тела — отдела мозга, который активируется в предвкушении вознаграждения. «Мне не была нужна стоящая миллионы долларов установка, чтобы узнать об этом», — написал Голдберг, признанный фанат «Клана Сопрано».
Однако реакция Голдберга на Ахмадинежада застала его врасплох. Вид иранского лидера тоже возбудил вентральную часть полосатого тела Голдберга. «Вознаграждение! — воскликнул Иакобони. — Вам придется это объяснить». Хотя Голдберг не мог придумать ни одной причины, почему Ахмадинежад вызвал у него приятные мысли, Джошуа Фридмэн, психиатр, работающий с Иакобони, высказал предположение: «Кажется, Вы верите, что евреи в конечном итоге выстоят [и] те, кто пытался навредить евреям, неизбежно терпят поражение. Таким образом, Вы находите удовольствие в том, что Ахмадинежад рано или поздно потерпит поражение. — Фридмэн сделал паузу, — ...Или это может значить, что Вы шиит».
Голдберг размышлял о своем приключении в «сканере тщеславия», как он это назвал, и поставил под сомнение аналитическую достоверность процедуры. «Мне интересно, в какой степени это действительно научно, а в какой — френология XXI века». Голдберг не первый, кто выразил подобные сомнения. Многие разочарованные специалисты также прозвали «дикую» интерпретацию изображений фМРТ «неофренологией», сравнивая ее с давно дискредитировавшим себя методом
выявления черт личности и талантов по «чтению» шишек и вмятин на черепе (3). Однако в отличие от френологии нейровизуализация является технологическим чудом, которое на самом деле позволяет узнать нечто об отношениях между мозгом и психикой. Но что конкретно может сказать нам «светящаяся» область мозга о мыслях и чувствах конкретного человека?
Этот вопрос находится на переднем крае большой области исследований, существующей уже на протяжении веков: что же могут процессы, происходящие в мозге, сказать нам о психике? Попытка подойти к этой проблеме с помощью фМРТ (одной из наиболее современных и, бесспорно, самой «медийной» нейротехнологии) упирается в способность ученых определять на основе активации мозга, что думает и чувствует человек. Конечно, ученые не могут «читать» конкретные мысли на фМРТ. Они могут только сказать, что области мозга, общая связь которых с определенными функциями уже известна, демонстрируют повышение активности — отсюда подходящий термин для цветных мазков на изображениях мозга: «мозговые корреляты». Но информационная ценность изображений мозга в суде и других инстанциях зависит от того, насколько точно ученые способны сделать выводы о мыслях и чувствах отдельного человека на основании этих коррелятов. Эта трудная и интересная проблема возникла более столетия назад, когда еще использовались более примитивные технологии.