человек князя, — Теперь понятно, кто тебя с толку сбил и чей это промысел. — Ну а раз ты сам в ведьмином наущении признался, то дело теперь ясное.
Поговорил он о чем-то с мужиками, да и зачитал свой приговор. Решено было именем князя признать Елизара виновным в чёрном колдовстве и придать смерти. Всё зерно отца изъять в княжескую казну, а самого батюшку изгнать из села с позором. В качестве же долга, который тот взял весной у Демида, передать последнему, отцовы дом, имущество и земельные наделы.
Отец Елизара выслушав такой приговор стоял ни жив ни мёртв. А сына, чуть не волком вывшего, вновь в поруб отправили. Казнь назначили на утро.
Ночью, падающий сквозь решётку люка лунный свет загородила чья-то тень.
— Тут ли ты, добрый молодец? — раздался знакомый голос.
— Здесь лисонька, где же мне ещё быть? — узнал зверя, парень.
— Нехорошо поступили с тобой люди, не по справедливости. А теперь и вовсе погубить хотят. Слышала я, как они давеча судили да рядили про тебя: быть Елизару, дескать, поутру мёртвым. Но ты меня когда-то из ямы вызволил, спасу и я тебя. Сейчас задвижку зубами отмокну, да лестницу тебе спихну. Ты времени не теряй, выбирайся, да беги без оглядки.
— Спасибо тебе лиса, за доброту. Но не могу твоему совету последовать. Я то может и убежал бы, да как отцу быть? За мой побег на нём отыграются, тогда уж не только имущество отберут, но пожалуй что и живота лишат.
— Так бегите вместе, всё одно вам тут жизни не будет.
— Годков ему уж больно много, да и хромой на ногу, вмиг нагонят. Но не в том даже дело, лисонька. Батюшка мой закон пуще жизни чтит. Раз приговор оглашён именем князя, так он то решение смиренно принял. Хоть от щедрот — рубаху, хоть — голову на плаху.
— Ну и зря. Сие очень даже неразумно. — проворчала лиса.
— Кабы ты не была зверем, так понимала бы, что без закона жить никак нельзя. Не будет без него ни мира, ни порядка. Князь — он, всему голова.
— Не про то я тебе толкую, — пожурила Елизара лисица. — Князя тут нет, а от его имени закон толкует человек, сам чёрное колдовство и сотворивший!
— О чем это ты, рыжая? — удивился парень.
— Порчу на ваш урожай навёл тот, кто тебя сегодня судил. Мне о том поведала здешняя кума, видевшая как он две седмицы назад на старом ка́пище возле вашего села, колдовал. Мы вдвоём тайком ваш суд смотрели, она его и признала.
— Что ж она сама не пришла и о том не сказала? — вскочил поражённый Елизар.
— Так по-человечьи только я говорю, в ней волшебства нету. Но мне ли людям открыться? Нет уж, изволь! Нет им веры, они вон с тобой как поступили, хоть ты и доброе дело для всех сделал.
— Выходит так, что приму я смерть безвинную, а злодей будет в отцовском доме жить? И рассказать некому, все одно не поверят мне.
— Может так, а может и по-другому выйти, — задумалась лиса. — Ты вот что сделай. Завтра, как поведут тебя всем селом на казнь, попроси о последнем желании. Хочешь, дескать, сам место выбрать, где смерть принять. Нужно чтобы отвели тебя в старую дубраву, что напротив мельницы раскинулась. Там-то капище и находится. В центре него стоит порченая деревянная колода, в ней костяной нож торчит. Через него колдовство и совершалось. Если кто иной, кроме колдуна, тот нож вытащит, то тёмная сила из злодея выходить начнёт. Будет он от того кричать, да корёжиться. Люди это увидят и сразу смекнут кто за дурное дело в ответе.
— Отчего же он сам ножа до сих пор не забрал? — удивился Елизар.
— Срок чародейству ещё не вышел. Не с руки ему то делать, пока в небе молодой месяц, новец, в силе. Иначе в следующий раз колдун нескоро поворожит. Разве что страх или нужда заставят; тогда уж презрев запреты лиходей нож таки выдернет. Силы-то всё одно потом вернутся, пусть и дюже долго ждать придётся. Так что гляди! Не дай ему ножа самому забрать! Иначе он, хитрый змей выкрутится, а ты в могилу ляжешь. А чтобы Демид не догадался, да дело не сорвал, не открывайся сразу, будто про дубраву да капище ведаешь. Покружи людей у села, место выбирая. А как им надоест, веди куда я и сказала, если колдун спохватится, так уж поздно будет.
На рассвете собрались люди, да стали казнь готовить. Не веселы были их лица, сомнения мучили. Но Демид увещевал их, что и сам не рад, но сие есть приговор князя, да по заслугам — виноватому. Выкатили плаху, топор наточили. Тут Елизар и говорит:
— Люди дорогие, народ честной, не откажите мне в последнем желании. Не хочу я своей кровью село омрачать, дозвольте самому место казни выбрать?
Пошумел народ, но просьбу уважил. Всей гурьбой повели Елизара место искать. Вышли к березняку. Спрашивает Демид:
— Любо ли тебе это место, парень?
Елизар ему отвечает:
— Тут светло́ и бело́, до того хорошо, что пуще прежнего жить хочется. Жалко даже помирать, нет, давайте ещё искать!
Пошли они дальше окрест села, встали в мрачном ельнике. Демид снова спрашивает:
— Может это место тебе любо, парень?
Елизар осмотрелся придирчиво, и говорит:
— Тут темно и тоскливо, я бы и при жизни гулять здесь не стал. А уж умирать в таком мрачном месте и подавно не хочется. Нет, давайте ещё искать!
В третий раз они пошли место выбирать; уже утомились все, солнце за полдень перевалило. Тут-то Елизар и воскликнул: — Вот, глядите! В той дубраве мне любо смерть принять. Не светло и не темно, в самый раз будет. — и указал на дубы росшие напротив мельницы.
Демид, дубраву узнав, вскинулся было, что место не подходящее, да народ к тому часу притомившийся, зашумел, — Хватит-де землю понапрасну топтать, быть посему!
Пришли они в дубраву окружавшую старое капище. Видят, посреди замшелых камней гнилая колода стоит, а в ней костяной нож торчит.