– Ясно! – нестройным хором закричали парашютисты.
– Можете расходиться, – сказал инструктор и первым направился к выходу.
Мы вышли на улицу. Я отдал Толику транзистор, он его на плечо вешать не стал, а держал в руках и размахивал. Потом он его включил и стал размахивать еще больше. Передавали Эдиту Пьеху по заявкам передовиков Саратовской области.
– Выключи ты его, – попросил я. Настроение у меня было паршивое.
Толик посмотрел на меня и все понял.
– Слышь, Валера, ты не огорчайся, – сказал он. – Утром придем и вместе прыгнем.
– Как же, прыгнем, – сказал я. – Тебя-то он в блокнот записал, а меня нет.
– А чего ж ты растерялся? – сказал Толик. – Я же тебе подмигивал. В общем, придем, а там видно будет. Ему все равно, есть ты в списке или нет. Ты думаешь, он мне поверил, когда я сказал: пропустили? Да ему лишь бы план. Понял? Я это точно знаю.
В этом смысле Толик действительно знал больше меня. И умел многое из того, чего я не умел.
Мы идем по парку. Все аллеи запружены бесчисленными толпами желающих убить длинный субботний вечер.
Уже стемнело. Включили электричество. В дальнем конце парка грянула музыка – начались танцы. Мы прошли из конца в конец парка, постояли у танцплощадки, попили из автомата воды с мандариновым сиропом, заглянули в Зеленый театр, где шел концерт художественной самодеятельности гарнизонного Дома офицеров.
Идем дальше. Дошли до главного входа, опять повернули в сторону танцплощадки, но уже по другой аллее, параллельной. Толик идет чуть впереди, заложив руки в карманы, раздвигая прохожих плечом. А меня все затирают, оттесняют от Толика, я отстаю, потом догоняю. Толик оборачивается, замедляет шаг, поджидая.
– Что ты все отстаешь? – ворчит он. – Не можешь ходить по-человечески? Будешь всем уступать дорогу – далеко не уйдешь.
На улице, в парке, везде, где много народу, Толик чувствует себя как рыба в воде. Он идет, уверенно выбрасывая вперед длинные ноги, вертит головой, здоровается с какими-то людьми, которых я даже не успеваю заметить, и обращает внимание на всех девушек, идущих нам навстречу. И все они, или почти все, поражают воображение Толика. Вот он схватил меня за руку:
– Гляди, вон кадришка какая идет!
«Кадришками» по моде нашего времени Толик называл всех девчонок. Были у него в словаре и другие названия – «крали», «курочки» или просто «бабы».
Я не чувствую в себе достаточного интереса, и мне очень стыдно. Мне кажется, что во мне чего-то не хватает, раз я не испытываю при этом такого же восторга, как Толик. Мне не хочется казаться в его глазах дураком, и, вызывая в себе ложное возбуждение, я кричу с предельной заинтересованностью:
– Где кадришка?
– Прошла уже, – сердится Толик. – Пока ты тут чухался…
Не успев договорить фразы, он кидается за обогнавшей нас девицей на длинных, словно ходули, ногах:
– Девушка, а девушка, вы не из баскетбольной команды?
– Иди ты к… – не оборачиваясь, ответила девушка.
Толик вернулся сконфуженный.
– Что она тебе сказала? – спросил я.
– Да ничего, – сказал Толик. – Дура длинная.
Идем дальше. Толик сопит, молчит, переживая только что перенесенный позор.
– Толик, – спрашиваю я, – у тебя есть идейные убеждения?
– Чего? – удивился Толик.
– Я спрашиваю: у тебя есть идейные убеждения?
– Маленько есть, – подумав, ответил Толик.
– А какие у тебя убеждения?
– Разные, – отмахнулся Толик и опять насторожился. – Пошли.
– Куда? – не понял я.
– Потом поймешь.
Он схватил меня за руку, увлекая вперед. Мы почти побежали. Свернули на боковую безлюдную аллею. Впереди нас шли две девушки в красных платьях с красными сумочками в руках.
– Понял – куда? – сказал Толик, сбавляя ход; теперь мы шли с той же скоростью, что и девушки. – Давай что-нибудь говори.
– А что говорить? – спросил я.
– Неважно что, лишь бы громко. – И тут же повысил голос: – Ничего себе крали идут, а?
– Ничего, – сказал я еле слышно.
– Громче, – шепнул Толик и снова во весь голос: – Тебе какая больше нравится? – И, не дождавшись моего ответа, почти прокричал: – Мне крайняя… Что ж ты молчишь? – снова прошептал он.
Видно, поняв, что со мной каши не сваришь, он стал вести игру сам.
– Девушки, вы здешние? – спросил он.
Девушки молча свернули направо.
– Гляди, – громко восхитился Толик, – попутчицы.
Мы свернули следом за девушками. Тогда они неожиданно развернулись и пошли в обратную сторону.
– Куда мы, туда и они, – бодро прокомментировал этот маневр Толик, и мы, пропустив их вперед, опять пошли следом.
Наше преследование кончилось безрезультатно. Возле главного входа девушек ждали двое парней. Когда они шагнули навстречу девушкам, мы с Толиком сделали по шагу в обратном направлении. Физическое превосходство парней было очевидным.
– Ну что, теперь погонимся за другими? – спросил я удрученно.
– Зачем гоняться? – сказал Толик. – Пускай они за нами гоняются. Вон на лавочке две сидят, пойдем с ними поговорим.
– Да ну их, – сказал я. – Бегаем как дураки по всему парку, а толку чуть.
– Ну, пошли, сейчас познакомимся.
– Как же, познакомимся, – усомнился я.
– Точно тебе говорю: познакомимся. Пошли.
– Ну ладно, пошли, – сказал я.
Толик обрадовался.
– Ты себе какую берешь?
– Никакую, – сказал я сердито.
– Ну ладно, я себе беру блондинку, а твоя будет рыжая. Ты рыжих любишь.
Я и сам не знал, каких я люблю.
Наши очередные жертвы, ни о чем не подозревая, сидели на лавочке и разговаривали.
– Здрасьте, – сказал Толик.
– До свидания, – сказала блондинка.
– Спасибо, – сказал Толик и сел рядом с блондинкой. – Прошу вас, – пригласил он меня.
Я подчинился и сел рядом с рыжей.
– Знакомьтесь, – сказал Толик, кивая в мою сторону, – мой друг Валерий, очень большой человек, лауреат Международной премии за укрепление мира между народами.
– А вы кто? – с любопытством спросила блондинка.
– Я? Я поэт Евтушенко, – сказал Толик скромно.
– А я думала – Маяковский, – сказала блондинка.
– Маяковский – это он.
– А если серьезно? – спросила блондинка.
– А если серьезно… – Толик встал и представил торжественно меня и себя: – Валерий Важенин, Анатолий Божко.
Это прозвучало солидно. Довольный произведенным впечатлением, Толик сел на место и уже тихим, вкрадчивым голосом спросил:
– А вас как прикажете…
– Ее Поля, – сказала блондинка, – а меня… вы только не подумайте, что я нарочно… так у нас получилось… меня зовут Оля.
– Очень хорошо, – сказал Толик, – запомнить легко, а забыть еще легче. Ну что, Оля и Поля, может, пойдем туда-сюда пошляемся?
– Что это вы так говорите? – подала голос Поля. – Что это за слова такие – «пошляемся»?
– Это я по-французски, – оправдался Толик. – В смысле погуляем.
Поля посмотрела на Олю.
– Мне все равно, – сказала Оля.
– Может, пойдем потанцуем? – спросила Поля.
– Блестящая идея, – согласился Толик.
Мы встали, пошли. Запас шуток у Толика истощился, некоторое время мы шли молча. Молчание грозило стать затяжным, и Толик нашел выход из положения.
– А что это мы идем и молчим? – сказал он. – Может, поговорим о чем-нибудь?
– А о чем? – деловито спросила Оля.
– Мало ли о чем. Валера, расскажи девочкам стих. Вот этот… про дерево.
– А вы любите книжки читать? – заинтересовалась Поля.
Я смутился:
– Да так. Иногда.
– Я книжки ужасно люблю, – сказала Поля. – Особенно жизненные. Вот я недавно прочла «Сестру Керри».
– Драйзера. – Я проявил эрудицию.
– Не знаю. Так там мне больше всего понравилось, что все как в жизни. Когда я жила в Днепропетровске, у нас была одна соседка, капля воды – сестра Керри. А еще недавно я читала «Красное и черное»…
– Стендаля, – подсказал я.
Поля остановилась и посмотрела мне прямо в глаза.
– Учтите, Валера, – строго сказала она. – Я авторов никогда не запоминаю.
– Мальчики, а билеты у вас есть? – вдруг вспомнила Оля.
– В самом деле, – сказал я и посмотрел на Толика.
Толик похлопал себя по карману и сделал кислую рожу.
– Так надо купить, – сказала Поля.
– Правильно, – обреченно сказал Толик.
– Может, у вас нет денег?
– У нас? – Толик скривился презрительно. – У нас мешок. Валера, отойди на минутку. – (Мы отошли в сторону.) – У тебя хоть что-нибудь есть?
– Тридцать копеек.
– Это не деньги, – сказал Толик. – Это слезы. Посиди пока с ними, чтоб не сбежали. Я скоро вернусь.
Он ушел, а я остался. Говорить было не о чем, мы молчали. Первой заговорила Оля.
– Жарко сегодня, – сказала она, вытирая шею платочком.
– Да, действительно жарко, – согласился я. – Может, хотите воды?
Надо было как-то растянуть время.
– Лучше мороженое, – робко сказала Оля.
– Эскимо? – бодро уточнил я и потрогал в кармане тридцать копеек.