Читать интересную книгу Два товарища - Владимир Войнович

– Последний раз спрашиваю: не слезете?

– Последний раз отвечаю: не слезем. – Толик плюнул мимо Козуба на дорогу.

– Ну ладно, я вас теперь покатаю.

– Покатай, будь другом, – просит Толик смиренно.

Едем дальше. Посреди кузова подпрыгивает запасное колесо. Мы садимся на колесо и подпрыгиваем с ним вместе.

Проехали железнодорожный переезд, пересекли пустырь с недостроенной громадой Дворца бракосочетания, потом район наших местных Черемушек. Вот стадион «Трудовые резервы», а за ним уже и наша проходная. Я заглянул в кабину через плечо Козуба на щиток приборов.

Мы живем в век больших скоростей. На спидометре семьдесят. Со спидометра я перевожу взгляд на дорогу, потом на Толика. На лице Толика полное уныние. Если мы покинем машину на этой скорости, наши тела слишком долго будут сохранять состояние прямолинейного движения. Тормозить брюхом об асфальт не очень приятно.

– Постучи ему, – предлагает Толик, хотя в действенность этой меры ни на секунду не верит.

Я тоже не верю, но другого выхода нет – стучу. Сначала тихонько, потом кулаком, потом в это дело включается Толик, мы громим кабину четырьмя кулаками – никакого эффекта. А колеса крутятся, и наше родное сверхважное предприятие осталось далеко позади.

Козуб злорадно смотрит назад, и лицо его вытягивается от злости и удивления. Мы подкатили к заднему борту запаску и пытаемся перевалить ее через борт. Снова визжат тормоза, наступает состояние относительного покоя. Козуб вылезает на подножку.

– Вы что делаете?

– Да вот, – с невинным видом отвечает Толик, – хотим поставить небольшой опыт: сможет колесо exaть отдельно от машины или не сможет.

– Ладно, слезайте.

– Слезать? – Толик смотрит на меня, и я отвечаю ему глазами: ни в коем случае.

– Никак не выходит, – вздыхает Толик и садится на борт.

– Далеко, что ли?

– Далеко.

– Как хотите. – Козуб достает сигарету, закуривает. – У меня почасовой график, я не спешу.

– Тебе хорошо, – завидует Толик. – А вот у нас сдельщина. Помоги, Валера, будь другом, – обращается он ко мне, склоняясь опять над запаской.

Двоим сбросить с машины колесо легче, чем одному поднять его на машину. Закон всемирного тяготения. Это знает даже Козуб. Он для этого слишком долго учился.

Произнеся короткую речь, полную негодования и угроз, он разворачивает машину и подвозит нас прямо к проходной.

– Спасибо, – говорит Толик, слезая. – И не забудь, Витя: мы кончаем работу в четыре.

Вплотную к нашему цеху примыкает склад тары под оборудование – беспорядочное нагромождение ящиков на большом пространстве.

Толик, раскинув руки, лежит на траве под ящиком. Я стою рядом. Курим. Светит солнышко. До начала работы еще минут двадцать. Делать нечего.

– Не хочется на работу идти, – вздыхает Толик. – Ты бы рассказал что-нибудь, что ли?

– Стихи хочешь?

Толик стихи не любит, но тут соглашается:

– Давай стихи.

– Ну, ладно. – Я взбираюсь на один из ящиков. Толик принимает удобную позу, смотрит на меня снизу вверх.

В пустыне чахлой и скупойНа почве, зноем раскаленной,Анчар, как грозный часовой,Стоит один во всей вселенной.

Вокруг, насколько хватает взгляд, стоят эти большие заграничные ящики. Они громоздятся друг на друга и кажутся каким-то странным пустынным городом…

… А царь тем ядом напиталСвои послушливые стрелыИ с ними гибель разослалК соседям в чуждые пределы.

– Ну как? – спрашиваю я.

– Здорово! – искренне говорит Толик. Он залезает на ящик и садится на край, свесив ноги. – И как ты все это помнишь? Не голова, а совет министров. Я даже в школе когда учился, никак эти стихотворения запомнить не мог. Не лезут в голову, да и все. Слушай, а вообще вот, наверное, которые стихи пишут… поэты… ничего себе зарабатывают.

– Наверно, ничего, – соглашаюсь я.

– Работа, конечно, не для всякого, – задумчиво говорит он. – Не с нашими головами. А я вот читал в газете: один чудак нашел в пещере… забыл чего нашел. Деньги, что ли. Ты не читал?

– Нет, не читал.

Толик вздыхает.

– Мне бы чего-нибудь такое найти, я б матери платье новое справил. Джерси.

– Да зачем ей джерси?

– Ну так, знаешь. Слушай! А что, если мы с тобой вдруг проваливаемся сквозь землю, и перед нами… – он закатывает глаза и мечтательно покачивает головой, – куча золота.

– Да ну тебя, – говорю я. – Нужно тебе это золото.

– А что? – говорит Толик. – Зубы вставил бы.

– Зачем тебе? У тебя и свои хорошие.

– Золотые лучше, – убежденно говорит Толик.

Разговоры мы вели, может, и глупые, но в то время я мало думал об этом.

Я относился к Толику хорошо до тех пор, пока не произошла эта история, которая помогла мне понять и Толика, и себя самого.

Но расскажу по порядку.

Однажды в субботу я сидел в большой комнате за обеденным столом и под надзором мамы готовился к новому поступлению в институт – учил русский язык. Mама лежала у окна на кушетке и читала «Маленького принца» Экзюпери, который в последнее время стал ее любимым писателем, оттеснив на второй план Ремарка. Все, что писал Экзюпери, казалось маме очень трогательным. В самых трогательных местах она доставала из-под подушки давно уже мокрый платок и плакала тихо, чтобы мне не мешать. Напротив нее за своей швейной машинкой сидела бабушка. Она перешивала мою старую куртку: наверное, думала, что я эту куртку буду еще носить. Треск машинки меня раздражал.

– Мама, – сказал я, – я пойду к себе в комнату.

Мама подняла ко мне заплаканное лицо и твердо сказала:

– Нет, ты там ляжешь на кровать.

– Но ты же лежишь, – сказал я.

– Я лежу, потому что отдыхаю. Работаю я всегда сидя.

Мама вытерла слезы и снова уткнулась в книгу, давая понять, что разговор окончен.

Делать было нечего, я снова взялся бубнить эти проклятые правила. Я старался делать это как можно громче, чтобы заглушить раздражавший меня стрекот швейной машинки.

– «Слова, – читал я, – нужно переносить по слогам, но при этом нельзя отделять согласную от следующей за ней гласной, например: лю-бовь, кро-вать, пе-тух».

Когда я это прочел, бабушка остановила машинку и насторожилась. В воздухе повисла зловещая тишина. Я сразу почувствовал, что что-то произошло, перестал читать и повернул голову к бабушке. Она не отрываясь смотрела на меня и молчала. Я, не зная, что сказать, тоже молчал.

– Что такое «хетуп»? – строго спросила бабушка.

– Хетуп? – переспросил я заискивающе. – Какой хетуп?

– Только что ты сказал «хетуп».

– А-а, – сообразил я. У меня даже отлегло от сердца. – Я сказал не «хетуп», а «петух».

Я думал, что на этом инцидент будет исчерпан, но я забыл, с кем имею дело.

– Валера, ты сказал «хетуп».

– Бабушка, я не говорил «хетуп», я сказал «петух». И даже не сказал, а прочел вот здесь в учебнике: «любовь, кро-вать, пе-тух».

– Нет, ты сказал «хетуп».

Мать подняла голову от книжки, посмотрела сперва на бабушку, потом на меня, пытаясь понять и осмыслить происходящее.

– Что еще за спор? – сурово спросила она.

– А чего ж она говорит, – сказал я, – что я сказал «хетуп».

– Не она, а бабушка, – поправила мать.

– Все равно. Я сказал «петух», «петух», «петух». – Мнe было так обидно, что я еле сдерживал себя, чтоб не заплакать.

– Господи! – всплеснула руками бабушка. – Ну зачем же так волноваться? Если ты даже ошибся и сказал «хетуп», в этом же нет ничего…

– Я не ошибался, я сказал «петух».

– Ну, хорошо, пускай я ошиблась, пускай мне послышалось «хетуп», хотя на самом деле ты сказал «петух».

– Да, я сказал «петух».

– Ну и ладно, пожалуйста, успокойся. Ты сказал «петух». – Бабушка пожевала губами и все-таки не сдержалась: – Хотя, если бы ты старался быть объективным…

Этот разговор мог кончиться плохо, но в это время в коридоре раздался звонок, и я побежал открывать.

За дверью стоял Толик. Он был в коричневом, сшитом на заказ костюме, в белой рубашке с галстуком. Сбоку на ремешке, перекинутом через плечо, болтался транзитный приемник.

– Вытирай ноги и проходи, – сказал я.

Толик нагнулся и стал развязывать шнурки на ботинках.

Из комнаты выглянула мама.

– Толя, что за глупости? – сказала она. – Зачем ты снимаешь ботинки? Вытри ноги, и все.

– Ничего, ничего, – сказал Толик.

Он снял ботинки и, подойдя к маме, протянул ей руку.

– Здравствуйте, Екатерина Васильевна.

У него были черные эластичные носки с красной полоской.

Он вошел в комнату, огляделся, подошел к бабушке и, протянув руку ей, сказал громко:

– Здравствуйте, бабушка.

– Здравствуй, Толя, – сказала бабушка и посмотрела на него с нескрываемым восхищением. – Ты куда это так вырядился?

– Так, – сказал Толик, – просто переоделся.

– Садись, – сказала мама, подвигая к нему стул.

– Благодарю. – Толик подтянул штаны, чтоб не вытягивались, положил руки сначала на стол, потом его смутила белая скатерть, он снял руки со стола и положил на колени.