class="p1">Первоисточники, положенные в основу этой книги, были выявлены во время трех научных командировок в Санкт-Петербург в 2006, 2012 и 2014 годах, продолжительностью по месяцу каждая. Во время этих поездок я исследовал в Российской национальной библиотеке множество малоизвестных текстов XIX века, посвященных волкам. Настоящим сокровищем среди проработанных мной источников явилась подборка дореволюционных охотничьих журналов, почти не удостаивавшихся внимания даже со стороны российских исследователей. Эти журналы, на страницах которых главным образом и выказывалось отношение русского общества к волкам, содержат в себе множество ценнейших материалов, способствующих более глубокому погружению в русскую культуру, в чем и состоит цель этой книги. Большинство этих изданий недоступны за пределами России, однако их полные комплекты хранятся в журнальном фонде Российской национальной библиотеки.
В соответствии с традициями российских «толстых журналов», эклектичных по своему характеру, охотничьи журналы императорской России обращались к различным жанрам, как литературным, так и научным, стремясь к рассмотрению вопросов, интересных и охотникам, и широкой публике. В них печатались охотничьи рассказы знаменитых и малоизвестных авторов, стихи о природе, письма от провинциальных читателей со сведениями о местных условиях охоты и популяции животных, охотничьи путевые заметки из заграничных путешествий, официальные сообщения охотничьих клубов, произведения в жанре «охотничьих записок», научные статьи по зоологии, географии и этнографии, а также ранние образцы природоохранной литературы. Произведения столь различных жанров объединяло внимание к вопросам, которые занимали охотников и всех остальных, кто интересовался растительным и животным миром России. Журналы предоставляли издателям, авторам и читателям самого разного уровня возможность обмениваться мнениями и сведениями. Охотничьи журналы императорской России – самый яркий пример; но и другие материалы, использованные в этом исследовании, также долгое время оставались без внимания. Среди них – мемуары и забытые литературные произведения о волках и охоте на волков, российские охотничьи законы и комментарии к правовым сводам, газеты XIX века, журналы по лесоводству, защите животных и медицине. В совокупности весь этот круг источников позволяет составить многомерное описание того, каким образом менялось отношение к волкам в России на протяжении XIX – начала XX века.
Когда пишешь о животных, едва ли не главная трудность состоит в том, что они не наделены речью и не оставляют после себя документов; как отметила Эрика Фадж: «Единственными документами, доступными историку в любой области, являются письменные или устные свидетельства, принадлежащие человеку» [Fudge 2002: 5]. Следовательно, всякая история животных, по сути, представляет собой «историю отношения человека к животным» [Ibid.: 6]. Поэтому перед исследователем сразу встают проблемы субъективности и индивидуального восприятия, что, возможно, помогает объяснить присущее представителям экокритицизма и антропозоологии стремление с пониманием и даже одобрением относиться к субъективным аспектам наших научных занятий[15]. Фадж подразделяет историю животных на три типа: интеллектуальная, гуманитарная и комплексная. В первом случае животные выступают средством для лучшего понимания основных интеллектуальных веяний исследуемой эпохи; примером такого подхода являются работы, которые, прослеживая использование образов животных, стремятся разъяснить «средневековое сознание» [Ibid.: 8]. Вторая категория сосредоточивается на «живой связи» между людьми и животными, когда то, что люди говорят и пишут о животных, сообщает нечто о них самих. По мнению Фадж, примером такого подхода служит книга Хильды Кин «Права животных» (1998): в ней исследуется зоозащитное движение в Британии XIX–XX веков, однако прослеживаются его связи с переменами в общественных отношениях, в том числе с усилением независимости и влияния женщин. Работы, относящиеся к третьей категории «комплексной истории», идут еще дальше, привлекая представления о животных для переосмысления нашего культурного прошлого. Выдающийся образец истории подобного типа, по мнению Фадж, представляет собой книга Кэтлин Кит «Зверь в будуаре» (1994), в которой на основе литературных источников о содержании домашних животных в Париже XIX века не только исследуются отношения между людьми и их питомцами, но также объясняются развитие буржуазной идеологии и изменения классовых и гендерных установок[16].
Моя книга ставит перед собой примерно такую же цель, как работы Коулмена и Уокера: проследив эволюцию отношения к волкам (в данном случае – в России), лучше понять общество, пребывающее в состоянии непрерывных изменений. В этом смысле она соответствует второй и третьей категориям по классификации Фадж (как подчеркивает сама исследовательница, границы между всеми тремя категориями проницаемы). Промежуток приблизительно в полвека, от освобождения крестьян в 1861 году до революций 1917 года, стал чрезвычайно трудным временем для российского общества и царского режима, а особенно тяжело сказался на крестьянстве. Если рассматривать этот кризис сквозь призму отношения к волкам, отчетливо проступают ключевые особенности эпохи. Во многих эпизодах, на которых я остановлюсь, представители дворянства и образованной элиты, в том числе врачи, ученые и писатели, вступали во взаимодействие с крестьянами, сельскими жителями и другими простолюдинами на фоне русской природы, в непосредственной близости к ее самому опасному хищнику. В одних случаях из этого взаимодействия возникало чувство родства, основанное на сходном восприятии общего врага. В других случаях позиции действующих лиц расходились, выявляя глубокое недопонимание между различными слоями российского общества, пытавшимися сориентироваться в меняющемся социальном, экономическом и экологическом ландшафте империи.
Взаимодействие, сопряженное с преодолением социальных и классовых различий, влекло за собой существенные проблемы, но в еще большей степени это относится к попыткам заглянуть за границу между биологическими видами. На протяжении всей книги я буду исследовать попытки человека разобраться в волках и их поведении. Охотники старались понять волков, чтобы эффективнее убивать их. Первые российские зоологи стремились исследовать среду обитания, пищевые предпочтения, размножение, охотничью активность, социальные связи волков и других хищников для создания научных знаний и воздействия на государственную политику. Медики пытались измерить силу «яда бешенства», переносимого волками, и разобраться в симптомах и течении «собачьего бешенства», чтобы помочь больным. Крестьяне, нередко жившие в непосредственной близости к волкам, иногда смотрели на них сквозь призму суеверий, но также высказывали проницательные наблюдения. Писатели пытались с разной степенью реализма, сентиментальности и антропоморфизма запечатлеть внутренний мир волков в своих произведениях, предназначенных как детям, так и взрослым.
Во многих случаях кульминационными станут те моменты, когда человеческий взгляд столкнется или пересечется с волчьим, при этом волк может или посмотреть человеку в глаза, или отвести взгляд. Человек-наблюдатель будет давать волчьему взгляду разные определения: дикий, яростный, демонический, отрешенный, отчаянный, загадочный, чуждый, а совсем редко – родственный. Этот повторяющийся мотив послужит своего рода лакмусовой бумажкой, помогающей установить, каким образом менялось отношение к волкам и более общим вопросам человечности, дикости, непохожести, а также к трудностям, возникающим из-за различий между человеком и животным. Мое исследование охватывает эпоху, когда, как отмечал Джон Берджер в своей знаменитой работе «Зачем смотреть на животных?» (1977), индустриализация и урбанизация привели к тому, что бо́льшая часть человечества перестала непосредственно контактировать с животными, не считая искусственной близости, которую мы испытываем по отношению к домашним питомцам, и уютной отстраненности, которую мы чувствуем при наблюдении за животными в зоопарках. По мнению Берджера, современность привела к тому, что люди и животные стали смотреть друг на друга через «пропасть непонимания», а человек – еще и сквозь призму «невежества и страха» [Берджер 2017: 22]. Как отмечает Филип Армстронг, в современной антропозоологии особую актуальность приобрели увлекательные и сложные вопросы, связанные с реакцией на взгляд животного и его интерпретацией. Армстронг прослеживает, насколько существенно менялось человеческое восприятие взгляда животного в соответствии с более крупными эпистемологическими преобразованиями – от развития современной науки до изменения литературных форм [Armstrong 2011]. На протяжении всей книги я буду особо отмечать моменты, связанные с обменом взглядами между человеком и волком, и другие сходные явления – например, имитацию волчьего воя с целью получить ответ, а в заключении рассмотрю этот вопрос более подробно, рассчитывая внести свой вклад в дискуссию, которая продолжается до сих пор.