Джона пришла на площадь Мира не только попрощаться с соратником, но и за последними инструкциями. И получила их.
Горничная принесла чай, блюдечко с медом и горку крошечных гренок – вот и весь завтрак. К вечеру хозяйка проголодается и будет готова съесть половину быка, но утренняя трапеза всегда легка и не отягощает желудок. Чтобы голова лучше работала.
Выпив чаю, Джона окончательно согрелась, выпросталась из тяжелого пледа, словно птенец из гнезда. А вот эта комната живая – и паучки свили гнездышки за шкафами с книгами, и мышки прогрызли в полу дырки, и не исключено, что где-то за дубовыми панелями в глубине кирпичной кладки спит заветный сундучок с золотом, припрятанный лет эдак триста назад. На огромном кожаном диване, на котором сейчас притаилась Джона, был зачат ее отец, из тонкой фарфоровой чашечки, что в руках, любила пивать чаи прабабка – кстати, чистокровная ролфи. Немые и бессловесные для всех прочих обитателей этого дома, вещи охотно делились воспоминаниями с Джоной, как прежде с ее матерью. Элишва, та могла часами рыться в грудах старого хлама на чердаке и в кладовках. Перебирала побитые молью ткани, рассматривала разбитых кукол, листала выцветшие, рассыпающиеся в труху странички рукописей, никого не видя и ничего не слыша вокруг. Шуриа, что с нее возьмешь?
«Держи, – говорила мать и совала в руки Джоне расшитую бисером подушечку. – Ты чувствуешь? Ты слышишь? Ты видишь?»
И надеялась, что дочь не увидит, не услышит и не почувствует, то бишь не станет такой же, как она сама, – проклятой, шуриа, Третьей. Но однажды августовским вечером Джона легла спать, а проснулась уже в сентябре. Проснулась настоящей – чувствующей неощутимое, слышащей беззвучное и видящей незримое – шуриа. И узнала, что этой подушечкой прапрабабка задушила прижитого от чужого мужа ребенка.
С родичами по отцовской линии вообще «повезло». Алэйа Янамари разве только поедом друг друга не ели из века в век. Удавленный младенчик – цветочки, с ягодками дело обстояло еще лучше. Зато усадьба, десяток раз перестроенная, стоящая на фундаменте древнего замка, была живой, в том сокровенном смысле, как это понимают только шуриа. Призраки, духи, голоса, видения – скучать маленькой Джоне они не давали никогда. С ними было веселее, чем со сводными сестрами, и безопаснее, чем с единокровными братьями. Во всяком случае, поначалу.
– Курьер, миледи! – гаркнул Юкин из-за двери так, чтобы у леди Джоны осталось лишних полминутки в запасе.
Привычка, выработанная столетием безупречной службы, – вот что это такое. Госпожа – женщина вдовая, одинокая и может себе многое позволить, так зачем же ставить ее в неудобное положение?
Курьеру вряд ли дали глоток воды хлебнуть с дороги, а сразу же направили к хозяйке. Он с такой завистью смотрел на недопитый чай, что Джона сжалилась над парнем.
– Пакет на стол, и ступайте на кухню, Винз. Я распоряжусь, чтобы вас покормили.
– И в баньку бы…
– За кого вы меня принимаете, Винз? Разумеется.
Белокурый полукровка принимал ее за шуриа – опасную женщину, отмеченную самой Смертью, хитростью и колдовством избежавшую казни, ловкую бестию. Ну и пусть.
– Счастливо оставаться, миледи.
Лучше бы он не видел, как графиня Янамари умеет пользоваться ножом для резания бумаги. В одно легкое, сильное и точное движение – раз! И нет никаких препятствий между леди Джойаной и ее будущим. Бумага все-таки удивительная, почти волшебная вещь. Терпит все, что угодно, даже тяжелые руны ролфи, даже словесный яд диллайн. А еще из достаточно ровного и квадратного куска можно сделать летающую фигурку. Из писем придворных сплетниц они получаются лучше всего и могут долететь из одного конца кабинета в другой – с дивана в камин. А еще говорят, что курица не птица. Глупости, куры о двух ногах и двух руках пишут удивительно легковесные послания.
Избавившись таким образом от половины корреспонденции, Джона приступила к изучению важных писем. Вскрывала осторожно, вчитывалась внимательно.
Лорд Джафит подробнейшим образом описывал последние новости. С предположениями и выводами, с изложением проверенных фактов и возможных последствий. И ничего хорошего графине Янамари он не сулил. Заговор Лердена Гарби разворошил застойное болото столичной жизни и вывел императора из себя. Седьмого, к слову, синтафского владыку за последние полстолетия. Ну разве не позор?
Атэлмар Восьмой сам взошел на трон в результате переворота. Ему ли удивляться? Было это пять лет назад, Джона как раз родила Идгарда и в столь интересном мероприятии поучаствовать не смогла. Очень жаль, очень жаль.
Следующее послание, от госпожи Бетико, графиня перечитала дважды. В нем сообщалось, что дом Лердена выставлен на продажу, как это принято делать с имуществом государственного преступника, и уйдет с молотка на публичном аукционе через несколько дней. Причем покупатель должен присутствовать лично. Открыто купить дом лорда Гарби Джона не могла. Тив Херевард не такой дурень, чтобы у него под носом провернуть столь опасную сделку. Компрометирующие документы, имевшиеся в распоряжении Лердена, которые он умудрился спрятать, могли утянуть на дно весь нынешний высший свет. А если эти бумаги окажутся у Джоны…
Ух! Аж ладошки вспотели от открывающихся перспектив.
Графиня зажмурилась по-кошачьи, разрешая себе редкое удовольствие – помечтать. Например, об императорском троне. А почему нет? Ну почему? Вернуть утраченное тысячу лет назад, войти в Санниву… нет, в древнюю Солнечную Диллзу победительницей спустя столько веков после того, как отгремели все битвы. А там пусть травят хоть крысиным ядом!
И словно сон в руку… Надо же! Письмецо с далекой родины. О том, что оно с Шанты, догадаться могла только Джона, и то лишь исключительно по корявому почерку господина Тиглата. Считалось, что с островом нет никакой связи. И, как это водится у родин и прочих отечеств, для полного счастья им не хватало сущей мелочи – денег. Лучше в золоте, но и ассигнации конфедератов подойдут.
Если сесть и посчитать, то экстравагантное приданое маменьки влетало гордой наследнице в кругленькую сумму. А с другой стороны, кто же еще станет финансировать борцов за свободу и независимость, если не их… Именоваться принцессой Джоне не позволяла совесть. Какие у этих горцев короли могут быть? Голозадые и полудикие повелители бесплодных скал, нищих долин и тощих стад. Это даже не смешно. Просто папеньке Джойаны очень хотелось, чтобы его последняя пассия – одна из полудюжины дочек кланового вождя, на которую лег его горячий глаз, – называлась принцессой Шанты, и он напел в ухо Атэлмару Шестому, заодно подсказав идею, как прибрать остров вечного раздора между Империей Синтаф и Ролэнси к ручонкам. Элишва потом вспоминала, как во время коронации едва со смеху не померла. Смеяться она перестала, когда узнала, что семейство ее поголовно вырезали пришлые пираты в подозрительно одинаковых мундирах.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});