Читать интересную книгу Адъютант императрицы - Грегор Самаров

В карете против ландграфини Гессен–Дармштадтской сидел заведующий иностранными делами и в то же время воспитатель великого князя граф Никита Иванович Панин [7], которому в это время было за пятьдесят, но благодаря своему румяному, юношески свежему лицу он казался, по крайней мере, лет на десять моложе, только его фигура из‑за излишней полноты была тяжеловесной и несколько неуклюжей. На губах Панина блуждала приветливая улыбка придворного человека, глаза смотрели пытливо и проницательно, как у дипломата, а по всему лицу было разлито спокойствие ученого. В манере держаться и во всем облике графа чувствовалась крайняя педантичность; на нем был, пожалуй, чересчур роскошный для его возраста кафтан из светло–голубого шелка, напудренные волосы, вопреки моде, падали на спину двумя густыми косами; это была его особенность, которою он очень гордился и которая возбуждала насмешки всего двора. Он держал в руках шляпу и неутомимо развлекал своих спутниц, но не был в состоянии всецело приковать к себе их внимание, так как взоры ландграфини и ее дочерей неотрывно следили за всем происходившим вокруг: при своем крошечном дворе они и понятия не имели о подобной роскоши. Обе принцессы, затаив дыхание, старались отыскать среди свиты великого князя, ведь он должен был выбрать одну из них себе в жены и дать ей будущность, полную блеска и царского величия.

У дверец кареты ландграфини ехали шталмейстеры, за нею следовало еще несколько экипажей с прикомандированными к ландграфине придворными дамами; группа ехавших верхом пажей замыкала весь поезд. На пажах были несколько фантастичные, но очень красивые красные, отделанные мехом костюмы, поверх которых наброшены плащи из золотой парчи, а на головах четырехугольные шляпы.

Императрица несколько мгновений стояла неподвижно посредине полукруга; великий князь и принцесса Вильгельмина остановились в нескольких шагах позади нее. Свита и все остальные сгруппировались сзади. Экипаж ландграфини тоже въехал на середину плаца.

Екатерина Алексеевна взглянула на развернувшуюся перед ней картину, на сомкнутые ряды солдат, стоявших с обнаженным оружием, на склоненные к земле знамена и еще выше подняла голову при виде этой мощи и блеска, этой громадной силы, готовой ей повиноваться. С замечательной ловкостью она заставила лошадь сделать большой скачок и помчалась галопом через поле к тому месту, где стояли матросы с медалями на груди, выбитыми в память победы над турками; на одной стороне медали стояло слово «Чесма», а на другой — «Я был там».

Императрица направила лошадь вдоль фронта и крикнула своим чистым, далёко слышным голосом:

— Здравствуйте, чесменские герои!

Солдаты громко и радостно ответили:

— Да здравствует наша матушка императрица Екатерина Алексеевна!

Не успел еще замолкнуть этот крик, как он снова повторился, но еще радостнее и громче, чем раньше. Однако на этот раз матросы приветствовали не императрицу, а великого князя, который последовал за умчавшейся матерью и нагнал ее. Его лошадь сделала скачок вперед, и он очутился рядом с императрицей. Моряки приветствовали его громовым криком:

— Да здравствует наш цесаревич, великий князь Павел Петрович, внук наших великих государей!

Екатерина Алексеевна побледнела, ее губы задрожали, глаза грозно вспыхнули.

Великий князь тоже испугался и старался удержать свою лошадь, но уже в следующее мгновение лицо императрицы снова озарилось приветливой улыбкой, как бы соглашаясь, она склонила голову и как бы в невольном порыве материнской любви и гордости обернулась к сыну и протянула ему руку, которую тот смущенно поднес к своим губам

— Да здравствует государыня императрица!.. Да здравствует государь цесаревич! — кричали войска, и этот крик разносился по всему полю.

Когда крики затихли, Екатерина Алексеевна знаком подозвала к себе адмирала Алексея Григорьевича Орлова.

— Здесь, перед вернувшимися после побед храбрецами, я говорю тебе, граф Алексей Григорьевич Чесменский, мое спасибо. Никогда не исчезнут из моей памяти геройские подвиги добрых сынов моих. Твоя императрица протягивает в твоем лице руку всем мужественным героям–воинам нашей святой матушки–России.

Алексей Орлов подъехал к императрице, причем совершенно неуважительно стал перед великим князем. Екатерина протянула ему руку, и он, низко наклонившись, поднес ее к губам. Но на этот раз из рядов солдат не раздалось криков, моряки совершенно равнодушно приняли благодарность, которую императрица передавала им всем через их адмирала. От проницательного взгляда Екатерины не укрылось, что при этом на многих загорелых и обветренных лицах старых матросов появились мрачные складки. Императрица сделала вид, что не заметила этого, и сказала все тем же спокойным, чистым голосом:

— Я привыкла, Алексей Григорьевич, благодарить тебя и твоих солдат и соединять их имена с каждым великим и славным деянием моего царствования.

С коротким поклоном Екатерина Алексеевна повернула свою лошадь, окинула взглядом площадь и направилась в ту сторону, где стояли вернувшиеся из Турции полки.

На этот раз Григорий Орлов не остался позади. Он поехал почти рядом с императрицей, впереди великого князя, как бы желая подчеркнуть расположение императрицы, которое окружало ореолом его голову. Государыня направилась к правому крылу войск, где стоял со своим штабом генерал Потемкин.

Как только Екатерина Алексеевна остановила свою лошадь, Потемкин подъехал к ней и, салютуй саблей, сказал:

— Наша всемилостивейшая государыня приказала нам явиться сюда в том же виде, в каком мы сражались с врагами нашей родины… С гордостью показывают мои солдаты матушке императрице свои раны и свои разорванные одежды… Те герои, коих недостает среди наших рядов, положили свою жизнь для блага святой Руси… Души павших, я уверен, окружают нас и теперь, когда мы вернулись на родину и готовы повторить тот клич, с которым шли в битву, наводя ужас на своих врагов: «Да здравствует Екатерина Алексеевна!.. Да здравствует наша матушка государыня Екатерина Алексеевна!»

Радостно вырвался этот крик из сотен солдатских грудей. Закаленные воины с гордостью смотрели на свои лохмотья и израненные знамена, склонившиеся перед императрицей.

Потемкин с ожиданием смотрел на государыню, в его голосе, металлически властном, слышались и радостное восхищение, и трогательная, страстная мольба.

Екатерина побледнела. Она узнала его. Потемкин стал еще красивее — и мужественнее, его голос, казалось, совсем покорил и околдовал ее. Задумчивый взгляд Екатерины был не в силах оторваться от лица Потемкина.

Григорий Орлов тоже узнал генерала. Он закусил губу. Но в следующее же мгновение еще высокомернее выпрямился и с презрительной, насмешливой улыбкой посмотрел да дерзкого, некогда мечтавшего о недосягаемом счастье и которого он победил и настолько унизил, что даже сам совершенно позабыл о нем.

Несколько мгновений Екатерина молчала, глядя в глаза Потемкина — она растерялась, она не находила слов, чтобы поблагодарить войска за приветствие… Женщина, казалось, взяла верх над государыней, и она кротко и смущенно склонила голову. Но не надолго.

— Привет вам, мои храбрые воины! — сказала она, силою воли побеждая свое волнение. — Я хотела видеть вас такими, как вы бились с турками… Ваши знамена будут всегда занимать почетное место среди других знамен, а ваши одежды должны оставаться вам и вашим детям как память о ваших геройских подвигах. Завтра вам выдадут новую экипировку, сегодня же будьте моими гостями и выпейте за здоровье своей благодарной вам императрицы. Помяните также и павших за родину товарищей!

Она проговорила это горячо и быстро, и в то время как солдаты выражали ей крикам свою благодарность, она снова обернулась к Потемкину, который все время не спускал с нее взгляда.

— Я особенно рада тому, — сказала государыня, — что эго именно вы, генерал, привели на родину эти храбрые полки. Я вас не забыла, я знала, что вы были предназначены к тому, чтобы сослужить мне и государству великую службу. Мои ожидания оправдались… Вы сражались на поле битвы и заслужили громкую славу; теперь вы будете служить здесь, на родине! Я назначаю вас, Григорий Александрович, своим генерал–адъютантом, — продолжала она громким голосом и с ударением.

Из уст Потемкина вырвался радостный крик. Он подъехал к императрице, схватил ее руку, быстро отогнул манжету перчатки и долгим поцелуем прижался к ее нежной руке. Тотчас же волна горячей крови залила лицо Екатерины.

Орлов побледнел, услышав слова императрицы… Его глаза вспыхнули яростью, он так сильно сжал лошадь, что та взвилась на дыбы, с угрожающим шепотом он схватил руку императрицы, как бы желая оттолкнуть ее от Потемкина.