– Соланж! Где у тебя полотенца?
Мое сердце колотилось с такой силой, что я просто слышала его удары. Я сняла наручные часы и положила их рядом с вазой с фруктами. Потом расстегнула манжеты блузки и сбросила туфли на каблуках, оставив их лежать на выложенном плиткой полу. А потом медленно пошла к лестнице, двигаясь на звук льющейся воды, будучи уверена теперь, что ошибалась. Такие вещи явно случаются на самом деле. И все это происходит сейчас, со мной.
* * *На благотворительном приеме, где я и встретилась впервые с Матильдой Грин, произошли три события, смешавшиеся воедино. Но большинство присутствовавших там журналистов знали только о двух из них.
Конечно, прежде всего это была история Каррутерса Джонстоуна. Он, только что переизбранный, был важным пунктом повестки вместе со своей недавно обретенной подругой и только что родившимся ребенком. И еще была история о некоей маленькой благотворительной организации, о которой прежде никто вообще не слышал и которая внезапно пожертвовала пятнадцать миллионов долларов на различные проекты. Нам сообщили, что С.Е.К.Р.Е.Т. означает «Сообщество Единомышленников по Креативному Равноправию, Единению и Трансформации личности», что эта организация юридически зарегистрирована в городе еще в конце шестидесятых годов, но больше о них мне ничего выяснить не удалось. Лишь несколько позже я узнала, что на самом деле означают буквы их названия.
Но главное событие того вечера на самом деле произошло через несколько минут после того, как мы с моей командой устроились рядом с баром, чтобы взять интервью у Матильды. Весьма и весьма пьяный Пьер Кастиль, один из богатейших землевладельцев Нового Орлеана, ворвался на прием. Обычно он весьма скрытен в своих делах и не слишком общителен, и потому его появление уже само по себе выглядело странным. Он был таким растрепанным, а его поведение – неадекватным. Это стало настоящим потрясением. Хотя, впрочем, я оказалась там единственной из журналистов, кто его узнал. Всего несколько его фотографий в журналах и никаких киносъемок. Он никогда не удостаивал прессу даже кратких комментариев, не говоря уже об интервью по поводу дел его компании, которую он унаследовал от столь же скрытного отца. Пьер Кастиль был просто именем, которое, пожалуй, возглавляло личный список желаний каждого журналиста. Его назвали бы сразу, если бы кто-нибудь спросил, кого бы им хотелось изобразить в своей статье или телерепортаже. В конце концов, он ведь владел половиной города и скупал недорогие земли вдоль реки поблизости от Френч-Маркет. К тому же еще и холостяк, а вот это уж было совсем трудно понять. Он выглядел самым сексуальным существом из всех, кого мне приходилось видеть на протяжении немалого времени. Хотя и совсем не в моем вкусе. И именно этот человек появился тогда на приеме в небольшой толпе в каком-то темном углу рядом с кухней.
Через несколько минут разразилась буря. Матильда, выбравшись из схватки, что-то прошептала одному из вышибал, прежде чем подойти ко мне ради нашего интервью, как было обещано. К тому времени, когда я наконец смогла спросить ее, из-за чего вышел скандал, охранники уже выставили Кастиля за дверь. Проходя мимо нас, он сильно прищурился, глядя на Матильду. И явно собирался сказать ей какую-то гадость, но тут заметил, что рядом стою я. Он фыркнул.
– Эй, Вечерние Новости, – сказал он, – тут есть кое-что интересное. Только это не то, за чем ты охотишься.
А потом, до того как охранники вытолкали его на улицу, он заорал, оглянувшись через плечо:
– Пока, шлюхи!
Момент был весьма острым, однако Матильда и не подумала что-либо объяснить, когда я спросила, как оказалось, что она знакома с Пьером Кастилем и почему, черт побери, он разговаривал здесь подобным образом.
– Вообще-то, я его не знаю, – сказала она, смахивая воображаемую пушинку с плеча своего вечернего платья.
– Но вы только что приказали выставить известного миллиардера с вашего приема, а он назвал вас и ваших гостей шлюхами. И вы утверждаете, что не знакомы с ним?
– Хорошая хозяйка и должна выгнать любого, кто напился как свинья, будь он хоть миллиардером, хоть нет, – ответила Матильда.
И, небрежно взмахнув рукой, она ловко сменила тему, приступив к разговору о том, что ее благотворительное общество имеет своей главной целью помощь женщинам. Но уже через несколько минут она прервала наш разговор, чтобы успокоить какую-то заплаканную брюнетку в черном атласном платье, которая спешила покинуть прием.
Это был полный недоумений драматический вечер.
Позже мы с Матильдой обменялись визитными карточками. Даже если в обществе С.Е.К.Р.Е.Т. не происходило ничего таинственного, мне довольно было и пятнадцати миллионов долларов, перевозбужденного миллиардера и расстроенной брюнетки. Я взяла все это на заметку как нечто странное, что требовало повторного визита и рассмотрения. Поэтому когда недели две спустя Матильда позвонила мне и пригласила пообедать вместе, я была взволнована и преисполнилась решимости разузнать как можно больше.
Мы встретились в баре «У Трейси», который был скорее мужским приютом и казался странным выбором для встречи женщин. Но здесь, похоже, знали Матильду, как будто она была постоянной посетительницей спортивных баров. Матильда выглядела даже симпатичнее, чем мне помнилось: ее рыжие волосы собраны в тугой хвост, а на лице ни малейших признаков напряжения, замеченного мной в тот вечер. Однако уже через несколько секунд стало понятно, что Матильда пришла вовсе не для того, чтобы поговорить о Пьере, о своем благотворительном обществе или о каких-нибудь рыдающих брюнетках. Совсем наоборот, она полностью (что было странно) сосредоточилась на мне, а точнее, на том, что писал обо мне журнал «Новый Орлеан» после одного из моих скандальных сюжетов, благодаря чему меня повысили до ведущей субботнего выпуска новостей.
– Весьма благодарна вам, Соланж, за то, что согласились со мной встретиться. Или мне следует называть вас Грозная Соланж Фарадей?
Ух… Матильда процитировала заголовок журнальной статьи. На самом деле статья была посвящена вовсе не моей карьере. В ней по большей части говорилось о том, что я одинокая мать, у которой практически не было кавалеров все восемь лет после развода.
– Ох, я морщусь каждый раз, когда вижу упоминание об этом журнале в Интернете.
– Я думала, вам должно было понравиться то, что о вас написали, – сказала Матильда.
– В другом случае вы были бы правы, но та статья… Ну, это была просто издевка. Да, я разведена, но наши отношения с бывшим мужем весьма неплохи; он отличный отец. И мы на самом деле воспитываем сына вместе. Так что называть меня одинокой мамашей – значит оскорблять всех тех женщин, которые действительно растят детей в одиночку, и всех тех разведенных отцов, которые честно выполняют свой отцовский долг.