сказать нам, зрителям, что-то очень важное. Мы почти физически ощутили боль и страдание, а главное – пришло понимание того, что такое жизнь. Он отдавал нам всего себя без остатка, задыхаясь от страсти и гнева в монологах, от нежности в сценах с Офелией, почти рыдая от предательства близких и друзей. Такого Гамлета мы не знали. Тогда только что по всем экранам страны с большим успехом прошёл одноимённый фильм режиссёра Г. Козинцева с гениальным Иннокентием Смоктуновским в главной роли. Это был настоящий датский принц – холодный, ироничный, гордый, презрительный, тонкой души человек. Но оказывается, этого шекспировского героя можно было играть и по-другому – так, как это сделал Высоцкий.
Он не вышел на поклон, и мы, зрители, поняли и простили. Не мог он так сразу отрешиться от этого образа и включиться в повседневность. Я выходила из театра, совершенно потрясённая увиденным. Такой самоотдачи, такого самопожертвования и актёрского таланта я не ожидала. Этот человек поразил меня настолько глубоко, что я простила ему всё. Он оставил в моей душе самый яркий свой образ – образ великого артиста и великого человека, моего современника.
Москва и москвичи
Главное в каждом городе – это, конечно же, люди.
Какими только эпитетами не награждали москвичей в то время: они и прижимистые – покупают в магазине всего по сто грамм колбасы, и хамоватые – не подскажут дорогу, не уступят место в метро, нетерпимые к приезжим: «Вы не москвичка? Фу!» В общем, полный набор отрицания и негатива. Все эти разговоры я пропускала мимо ушей, потому что для меня это были досадные мелочи, которые совершенно не мешали мне воспринимать Москву как один большой, яркий праздник жизни. Ведь я не жила в столице постоянно, а бывала лишь наездами, поэтому понятия не имела, каково этим москвичам постоянно существовать в самом динамичном, самом густонаселённом и самом дорогом городе Советского Союза.
Для нас, гостей Москвы, самая главная проблема заключалась в том, где «приземлиться» на время пребывания в столице. Свободных мест в гостиницах любого класса и уровня не было, в какое бы время года я не приезжала. По этой причине искались всевозможные знакомые знакомых, у которых можно было остановиться. Так, в очередной приезд в Москву моим местом жительства оказалась комната в коммунальной квартире, которую я делила с её хозяйкой, знакомой моих знакомых, журналисткой Жанной. Личность неординарная во всех отношениях, начиная с внешности и заканчивая взглядами на современную жизнь, Жанна какое-то время олицетворяла для меня, молоденькой провинциальной девушки, образ настоящей москвички. Сказать, что она была некрасива, значит не сказать ничего. Такой внешностью, наверное, обладали колдуньи Средневековья: огромные чёрные глаза, тёмные длинные волосы, которые закручивались в многочисленные спирали, хриплый, почти мужской голос, полное отсутствие женственности и при этом безумная уверенность в себе. Выкуривая одну сигарету за другой, она учила меня жизни, рассказывая о своих отношениях с мужчинами, которые в начале рассказа были прекрасными принцами, а по мере того, как догорала сигарета и повествование подходило к концу, становились полными козлами. Жанне льстило, что в моих глазах, глазах симпатичного юного создания, которое ещё не нюхало пороха под названием «любовь», она выглядит как настоящая светская львица. За стеной, отделяющей нашу комнату от следующей, орала какую-то сложную песню пьяная соседка, но меня это не смущало, я мечтала только об одном – быть такой же, как Жанна. Зачем иметь такие длинные стройные ноги, как у меня, хорошую фигуру (спасибо занятиям по балету и художественной гимнастике в детстве и юности), наконец, светлые волосы? Главное – уверенность в себе, умение идти напролом к намеченной цели и побеждать. Пусть мужчины валяются у моих ног так же, как они валялись у ног Жанны. У меня даже мелькнула грешная мысль: «А не начать ли мне курить?» – но Жанна немедленно выветрила её из моей головы, отобрав у меня сигарету и показав при этом кулак. Это не была забота обо мне, скорее курение входило в один из атрибутов её личности, на который я не имела права. Пьяная соседка, наконец, допела свою песню и, не слыша аплодисментов, постучала к нам в дверь. Жанна мученически закатила глаза, но открыла дверь с приветливой, как ей казалось, улыбкой. На самом деле на её слишком выразительном лице это скорее выглядело как маска устрашения пьяных соседей.
– Жан, а Жан, давай выпьем, у тебя есть что? – Маска устрашения не подействовала, и соседка протиснулась в дверь.
– О, а это кто у тебя? – В нашей крошечной комнате не заметить меня было невозможно. Получив полный ответ от Жанны, что я гостья из другого города, соседка скорчила презрительную гримасу.
– Понаехали тут из деревни, нам, москвичам, пройти невозможно.
Я остолбенела от такого хамства. Картина была ещё та. Мы стояли напротив друг друга: я – не москвичка, стройная, красивая, стильно одетая девятнадцатилетняя девушка, и «москвичка» – пьяное, заплывшее жиром чудовище с остатками химической завивки на голове. Отвечать ей – значит не уважать себя. Я молчала. Посчитав, что она меня растоптала, соседка вышла из комнаты в развевающимся застиранном халате и гордо поднятой «химией». Я растерянно посмотрела на Жанну. Неужели есть и такие москвичи?
– Не бери в голову. В Москве сейчас таких много. Всю жизнь прожили в своей деревне на окраине Москвы, а когда её снесли, им дали жильё в столице, и они срочно стали москвичами. А нутро-то не переделаешь. Вот такие теперь у нас есть москвичи, – успокаивала меня Жанна.
Но я не могла успокоиться. Жить в Москве было моей мечтой, я считала это огромным счастьем. Поэтому все счастливчики-москвичи мне казались людьми необыкновенными. Пьяная соседка быстренько сняла мои розовые очки. Взрослей, девочка!
Меня очень привлекала профессия Жанны. Я считала, что журналистика делала женщину привлекательной и независимой в жизни. После долгих уговоров моя новая приятельница согласилась, наконец, взять меня с собой в редакцию. Профиль газеты был чисто экономический, а значит, скучный, но я испытывала трепет первооткрывателя, который соприкасается с чем-то неведомым. По дороге Жанна, как бы между прочим, заметила, что её коллеги в курсе моего визита. Я удивилась:
– Какой визит, Жанна? Так, зайду на минутку.
В небольшой редакционной комнате по периметру стояли столы, разделённые перегородками. Портативная печатная машинка, чашка кофе и неизменная пачка сигарет – такими были главные атрибуты этой профессиональной атмосферы, в которой рождались экономические шедевры. Как только мы вошли, Жанна начала активно подталкивать меня к своему столу-«скворечнику». Но не тут-то было. К нам один за другим стали выходить обитатели столов-перегородок, красивые молодые люди не старше тридцати