Читать интересную книгу Открывая дверь в прошлое. О любви, счастье и стране, которой больше нет на карте - Наталья Игоревна Ковалёва

бы то ни было политизированные вещи.

На нашем курсе училась очень способная, музыкально одарённая девочка, которой, как ни странно, никто из нас не завидовал. Она была сирота, воспитывалась только бабушкой, и мы очень ей сочувствовали, подсознательно понимая, что, лишившись одного, она имеет другое. Мы ласково называли её Фриса, сокращённо от редкой греческой фамилии, и помогали чем могли. Стараниями нашего завуча, имевшего немыслимые связи в московском музыкальном мире, Фрису в порядке исключения перевели в Московское музыкальное училище при консерватории. Это было круто: уехать учиться из нашего провинциального города в Москву, да ещё переводом (вот здесь-то некоторые позавидовали, хотя и совсем немного). В училище действительно нужно было учиться, халтура не проходила, но, как я поняла из первых писем Фрисы, ей было совсем не до учёбы. Она полностью окунулась в эту бездну под названием молодёжная Москва, и нужно было время, чтобы вынырнуть и глотнуть кислорода. Приехав в первые же каникулы домой (а это было зимой), она примчалась ко мне и взахлёб рассказывала о том фейерверке общения, о котором она – провинциальная девочка с комплексом сироты, а значит, никому не нужного ребёнка, – и мечтать не могла. В небольшом общежитии на Дмитровке кто-то очень умный поселил вместе студентов музыкального и театрального училищ. Конечно, никто не занимался, с утра до вечера, а порой и до следующего утра шло общение артистических натур, и для бедной Фрисы это был праздник души.

Наконец, обессилив от эмоций и съеденной коробки шоколадных конфет, она отвалилась на спинку дивана и с наслаждением потянулась:

– Ах, да, я же привезла тебе подарок, – и стала что-то доставать из модной сумки.

– Что ты! Не надо ничего. Достаточно того, что ты приехала.

Я попыталась отказаться от подарка. Не хватало ещё, чтобы она на меня тратила деньги.

– Не отказывайся, это же Высоцкий. Мне ребята дали послушать перед отъездом, а я не успела, сразу к тебе помчалась. – Она протянула мне небольшую бобину с магнитной лентой.

Я не посмела отказаться и обидеть подругу, да и потом, мне самой было интересно, что за песни она привезла. Новоявленная москвичка уютно устроилась на моём диване, ведь она была с дороги, а я, зарядив бобину, включила свою «Комету». Хриплый голос пел, как ни странно, о любви и заставлял слушать себя:

Когда вода всемирного потопа

Вернулась вновь в границы берегов,

Из пены уходящего потока

На берег тихо выбралась Любовь

И растворилась в воздухе до срока,

А срока было сорок сороков…

Это было необычно, не похоже ни на что и потому прекрасно. Но этого прекрасного, к сожалению, оказалось слишком мало. Следом зазвучали песни определённой тематики, которые я слушала, поёживаясь и только из уважения к Фрисе. Но последняя песня меня добила. Сначала мне показалось, что я не расслышала, а потом, когда это повторилось и пошла сплошная «запредельщина», меня бросило в дрожь. В комнате стоял сплошной мат.

Я в ужасе повернулась к Фрисе, а она… спала, свернувшись калачиком на диване. У меня началась паника. Вместо того чтобы нажать кнопку «ВЫКЛ», я бросилась закрывать форточку, чтобы не услышали соседи, двери своей комнаты, чтобы не шокировать родителей, зажимать покрасневшие от стыда уши. Наконец я ткнула пальцем в нужную кнопку, и в комнате воцарилась тишина. Слышно было только сопение подруги во сне и стук моего сердца. Гнева, раздражения не было, а только чувство стыда, как будто меня застали за чем-то неприличным.

Успокоившись, я рассудила, что, видимо, существует другая сторона жизни, не очень хорошо мне известная, где возможно и такое. Пусть так, но моей симпатии это Высоцкому не добавило. Забыты были прекрасные песни о любви. Осталось только чувство досады и неловкости.

* * *

Прошло несколько лет, и вот я в зимней Москве и только с одной целью: увидеть все лучшие театральные премьеры. Достать билеты в те далёкие 70-е было невозможно, люди стояли у театральных касс всю ночь, чтобы купить заветный пропуск в храм лицедейства. В тот момент, когда я, расстроенная, услышав, что билетов нет, отходила от очередного театрального киоска на станции метро, передо мной возник огромный дядька, очень прилично одетый и довольно вежливый. Он предложил билеты в самые престижные театры столицы. Я не поверила, об этом можно было только мечтать, но он был настойчив. Достав пачку билетов, дядька помахал ими у меня перед глазами, и я не устояла. Да, цена оказалась втрое выше государственной, но это было, что называется, «счастье»: билеты в лучшие театры, в первые ряды партера.

Один из билетов был на спектакль Театра на Таганке. В те годы это название произносили с большим трепетом, а человека, побывавшего на спектакле, считали настоящим счастливчиком. Именно с таким чувством я вошла в этот знаменитый зал, затаив дыхание от счастья. Предвкушая удовольствие, я слегка удивилась, увидев в программке: «Гамлет – В. Высоцкий». Да, я знала, что Высоцкий играет в этом театре, но чтобы Гамлета… У меня как-то не вязалось это с тем, что я пережила когда-то, слушая его песни.

Люди постепенно заполняли небольшой зал в полной тишине, слышно было лишь какое-то ненавязчивое звучание гитары. Только заняв своё место в первом ряду партера, я начала пристально рассматривать сцену. Она была совершенно пуста, за исключением трёх шпаг, вонзённых в её середину, и какого-то, по всей вероятности, рабочего сцены, который в чёрном трико, сидя на полу в самой глубине у кирпичного задника, что-то тихо бренчал на гитаре. Я оглянулась в зал и увидела, что люди, перешёптываясь, с интересом смотрят на сцену. Повернувшись, я похолодела! Как же я могла его не узнать, приняв за рабочего сцены. Но он настолько естественно и гармонично вписывался в этот интерьер, что удивилась, видимо, не только я. Начался спектакль, и я забыла обо всём. Это была феерия чувств и эмоций. Да простят меня великолепные Алла Демидова и Вениамин Смехов, игравшие королевскую чету, но на сцене царил только он – Владимир Высоцкий. Сейчас принято говорить о хорошем артисте, что «он живёт на сцене». Нет, Высоцкий не жил, он проживал жизнь Гамлета, вплетая в неё свою, с её вечной несправедливостью, предательством и, конечно, любовью. Это был сплошной нерв, надрыв на грани безумия. Так благородный лев мечется в клетке, не имея возможности вырваться и умирая в ней от гордости и неволи. Высоцкий играл так, словно он был в последний раз на этой сцене и боялся не успеть