— Ну, так высеки!
— А ты больше не поплывешь, друже?
— Коли русалки не появятся, — мотнул головой ведун, — то на сегодня хватит. Мне только утонуть, как кутенку, не хватает.
Однако день тянулся не спеша, а ласковое тепло огня, заваренные в кожаной фляге листья брусники да две горсти лисичек вернули ведуну силы намного быстрее, нежели тот ожидал. Под настроение Олег взял конец веревки в зубы, оставив второй в руках купца, доплыл до пляшущего на течении сука, нырнул к каморке, торопливо пошарил рукой среди груды вещей, нашел окованный угол какого-то из сундуков, скользнул ладонью по боковой стенке, продел веревку под нащупанную рукоять. Сдерживаясь из последних сил, затянул узел, метнулся наверх и махнул другу:
— Тяни!
И опять к тому времени, пока он добрался до песка, новгородец успел подтянуть сюда же добытое добро. Опять разочарованно вздохнул:
— Не то, друже. Струмент это плотницкий. Ладью подлатать, коли беда какая случится… — Любовод откинул крышку, опрокинул сундук, выливая воду, и на землю вывалились стамески, киянки, молоток, гвозди, желтые с белыми пятнами комья смолы, рубанок, долото, полотна для пилы. — Подсушить надобно. Глядишь, и сгодится еще. Опять же, рукояти мастера и так вымачивать изредка советуют. А железо, оно быстро не гниет.
— Ладно, попробую еще…
Ведун опять взял конец и выплыл на стремнину. Нырнул, знакомым путем направляясь в хозяйскую каморку. Здесь его ждал неприятный сюрприз: в самой конуре и перед ней в воде висела белая муть. Как будто вытаскиваемым сундуком мешок с мукой разорвало, или с манкой, или еще с чем. К счастью, Олег рыбой не был и этой гадостью не дышал. Он сунулся внутрь, разыскивая нужный сундук на ощупь, но ничего не добился — рванул назад, на поверхность, перевел дух. Болели плечи, гудела голова, кожа казалось какой-то рыхлой, словно размокшая глина.
— Теперь понятно, отчего ныряльщики за жемчугом дольше тридцати не живут.
Середин резко вдохнул, опять ушел в глубину. Заплыл в каморку и, не мудрствуя лукаво, принялся выбрасывать все подряд за дверь: чего теперь беречь-то? Воздух быстро кончился. Ведун вынырнул, отдышался, снова ушел вниз, опять наверх. Сундук удалось нащупать только после шестого погружения. С огромным облегчением Олег зацепил рукоять на его крышке веревкой, завязал, выскочил наверх и махнул рукой:
— Тяни!
На этот раз Любовод успел вытянуть добычу куда раньше, нежели его сотоварищ добрался до суши, с нежностью погладил крышку:
— Он самый, хороший мой. Казна купеческая…
Новгородец поковырял замок, откинул крышку, громко выругался и опрокинул свое сокровище рядом с плотницким инструментом. На песок хлынул сизый чернильный поток. Видать, и письменные припасы у хозяина вытекли, и драгоценные грамоты-списки растеклись. Поползшие к воде свитки и пергаменты Любовод и не пытался остановить — понял, что спасать уже нечего. Он перегнулся через верх сундука, пошарил рукой в оставшемся на месте содержимом, извлек продолговатый зеленый камень:
— Вот он, нашелся! — Купец отбежал к реке, тщательно прополоскал каменный осколок, сунул его за пазуху: — Теперича не пропадет! — Любовод оглянулся на Олега, лежащего без сил на траве, окликнул: — Слыхал, друже? Нашел я подарок русалочий.
— Меня сегодня больше не кантовать, — прошептал Середин. — Почему, когда по два-три часа купаешься, то совсем не устаешь? А за час работы в той же воде трупом себя чувствовать начинаешь?
— Устал, друже? — подошел ближе купец.
— Не так громко… У меня голова, как колокол. Каждое слово раз десять по черепушке из стороны в сторону отскакивает.
— Нашел я камень русалочий, — шепотом повторил Любовод. — И зеркало чудное, что для любой своей отложил. Ох, драгоценное же сокровище! На вес золота цену спросить — так и то продешевишь.
Олег промолчал.
— Зеркала, они же на меди сделаны, — ласково напомнил купец и нервно подергал себя за бородку. — Че меди в воде речной за десяток дней сдеется? Опять же, каждое в тряпицу завернуто. Стало быть, не поцарапается, не попортится по-глупому. А, колдун?
Середин продолжал молчать, уронив голову на ладони. Любовод недовольно хмыкнул, почесал в затылке, вкрадчиво продолжил:
— Я и уложил их удобненько. Вдоль бортов, промеж ребер корабельных. Дабы на глаза никому зря не попадались, а достать при нужде враз можно было…
— А сам ты туда сплавать не хочешь? — Олег перевернулся и сел, опершись на руки.
— Я бы сплавал, друже, да неопытен в сем искусстве. Сам ведаешь, берегли меня от воды. Коли с матерью надобно встретиться, то она выручает, а самому плавать боязно. Не умею.
Середин опять не ответил. Но на этот раз совсем по другой причине. Взгляд его упал на сохнущие инструменты, на бронзовые гвозди непривычного квадратного сечения и молоток. И в памяти шелохнулся один из заговоров, которые Ворон почему-то называл «новомодными». Хотя теперь понятно было, почему. Что его учителю какие-то триста-четыреста лет? Ветер…
— Я же не о себе одном забочусь! — вдруг возмутился Любовод. — Забыл, друже, что компаньон ты мой, сотоварищ? И товар весь этот на наше общее серебро поменян! Всего не спасешь, так хоть зеркала увезти надобно. Ну же, колдун, ты чего? Нечто серебро свое вернуть не хочешь?
— А? — оглянулся на него ведун, отмахнулся: — Нет, сегодня не полезу. Все, устал. И голова от гипервентиляции гудит.
— Нечто я тебя гоню? — с видимым облегчением хмыкнул новгородец. — Отдыхай друже, Будута сей миг еще грибов принесет. Запечем на углях. Жалко, соль из мешочка всю вымыло, и перец тоже. Ну, да потом насолимся. Че нам ныне дни считать? Одним боле, одним мене — уже ничто не поменяешь. Как зеркала добудем, так и тронемся. За них сам-пять, сам-десять прибыток все едино выйдет. По миру с сидором тощим не пойдем. Ладьи, само собой, жалко, да товар в трюмах все едино дороже. Толику малую спасти, и то ладно. Суденышек с таким прибытком пару новых купим, и на хлеб с маслом останется. Как мыслишь, колдун? Удачу еще раз в деле торговом попытаешь?
— Ты сперва с этим управься, — не выдержал Середин. — Зеркала медные, тяжелые. В трюме их штук тридцать, коли не более. Как потащим?
— Че тащить? На плот кинем, река сама довезет.
— А до плота их как доставить?
— А я уже придумал, — похвастался купец. — В сундуки сунем. Рухлядь гнилую повыкидываем, а зеркала положим. Коли только до половины загрузить, не хуже лодки сундуки поплывут, токмо поспевай за ними, да подправляй, чтобы на берег не выкинуло.
— Проще два бревна кинуть, связать, да самим сверху сесть и сундуки поставить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});