рояля, – сказал Эмма.
А гость наш опять ничего не сказал.
– По-моему, вы друг другу противоречите, нет? Где свалка – и где рояли? – Петрик строго посмотрел на меня, на Эмму, задержал взгляд на госте и чутко потянул носом: – Хм, а я ошибся, он не пьян. Кто же это тут у нас такой хорошенький? И почему он в состоянии нестояния?
Мы с Эммой синхронно пожали плечами и чуть не уронили нашего хорошенького.
– Давайте-ка его куда-нибудь положим, – озаботился добрый хозяин Петрик.
Мы транспортировали хорошенького в гостиную и уложили его там на диван, а сами пошли в кухню, потому что Петрик авторитетно заявил:
– Я думаю, нам всем не помешает чашечка крепкого кофе.
– Эмма, сбегай за пиццей, – попросила я, и братец охотно унесся в итальянский ресторанчик, который очень удачно расположен на первом этаже нашего дома.
– Ты удалила ребенка, чтобы он не услышал шокирующего признания? – проницательно предположил Петрик.
Он повязал поверх короткого белого кимоно длинный вишневый фартук, переместился к плите и внимательно наблюдал попеременно за бронзовой туркой и за мной.
– Караваев улетел в Стамбул с Эллой! – не стала запираться я.
Петрик мне как лучшая подруга и старшая сестра.
– С той вульгарной особой с ногами владимирского тяжеловоза и грудью нахохлившегося голубя?!
Вот! Сказал всего несколько слов – а мне сразу же стало легче!
– Ты лучше ее в сто миллионов раз, и Караваев это знает, у него не такой уж плохой вкус, так что не спеши в нем сомневаться.
– Петрик, я тебя обожаю!
– А у тебя прекрасный вкус. – Дружище кокетливо поправил локон и вовремя снял с огня турку с кофе. – Тебе с молоком или без? Про сахар даже не спрашиваю, на нервах полезно сладенькое, так что к черту сегодня диеты. И, кстати, о сладеньком: что за прелестное чучелко ты притащила к нам в дом?
Петрик налил нам кофе, устроился за столом напротив меня и поморгал густыми длинными ресницами, торопя с ответом на его вопрос.
– Почему чучелко? – Я оглянулась на зеркало в простенке: в него мне был частично виден занятый гостем диван в гостиной.
– Ну, Люся! – Петрик вздохнул и закатил глаза. – На футболке логотип во всю грудь – это вульгурно! И сколько раз говорить, что модный лук не составить без тонкого чувства цвета! К морковному топу – низ тона пыльной лаванды, ты это серьезно? Нет, я понимаю, пастельный фиалковый – он бы еще как-то сочетался, но тоже не в виде коротких широких штанов, что это вообще такое, я даже не понял – бермуды?
– Это старые застиранные спортивные штаны Караваева. – Я невольно хихикнула.
– А? То есть наше чучелко стройнее и выше ростом, чем Мишель? – Петрик тоже глянул в гостиную через зеркало. – Стоп, а почему оно в одежде Караваева? – встревожился он. – Люся, ты пустилась во все тяжкие?!
– Надеюсь, Костя так не подумает. – Я тоже заволновалась. – Блин, он ведь мог узнать караваевские тряпки… Петя, я нашла это чучелко на дачной свалке. Оно лежало в выброшенном рояле и было голым.
– Совсем голым?!
– Не совсем, – я вспомнила. – В одном носке.
– Где был носок?
– Петя! На ноге, где же еще?!
– Ну, мало ли… Знаешь, как оригинально экипируются стриптизеры…
Тут хлопнула дверь – вернулся Эмма с пиццей, – и мы прервали едва начавшийся разговор о мужском стриптизе. Поели пиццы, выпили кофе, оставив на всякий случай немного того и другого нашему гостю. Потом Эмма поехал к себе, а мы с Петриком стали готовиться ко сну.
Чучелко уже крепко дрыхло, размеренно посапывая и не производя впечатления полутрупа. Щеки его порозовели, суровая складка между бровей разгладилась.
– Завтра будет как огурчик, – напророчил Петрик и облизнулся – такой любитель свеженького. – Нет, как редисочка – розовенький и крепкий! Иди уже спать, моя бусинка, у тебя сегодня был трудный день.
Разбудила меня громко пискнувшая эсэмэска.
Плохо соображая, где я, кто, когда, почему и зачем, я уронила руку под кровать, нащупала там мобильник, поднесла его к подслеповатым спросонья очам и посмотрела на экран.
Оказывается, у Доры тоже были вопросы. «Где тексты? Когда уже пришлешь?!» – гневно интересовалась она.
На часах было начало шестого, за окнами едва начинало светать.
– Тексты ей, – проворчала я, но все же села, перетащила ноутбук с прикроватной тумбочки себе на колени и в диком темпе – пальцы чуть не задымились – застучала по клавиатуре.
Минут за двадцать я доделала все, что задолжала со вчерашнего дня, отправила Доре и тут же написала ей сообщение: «Все у тебя в почте». Срочно докладывать об этом было необязательно, но меня тихо радовала мысль о том, что Доронину, как и меня, потревожит эсэмэска. Она же наверняка пульнула мне свое грозное сообщение и завалилась безмятежно спать дальше, а тут ей – на, получай! Симметричный ответ.
Злорадно улыбаясь, я вылезла из кровати, накинула поверх ночнушки халат и побрела в ванную. День мне предстоял непростой, начать его следовало красивой и бодрой, каковой я себя вовсе не чувствовала, после вчерашнего-то…
Ой!
Я уже миновала диван в гостиной, когда вдруг вспомнила, что как раз вчера на нем был устроен на ночлег подозрительный незнакомец.
Ойкнув, я спешно запахнула халат, оглянулась и тихо выругалась.
Диван был пуст.
Более того – накрыт покрывалом, поверх которого помещалась пирамидка из свернутого одеяла, подушки и разноцветных матерчатых квадратов, в которых я не сразу признала аккуратнейшим образом сложенные изделия одежно-бельевой группы: белую простыню, оранжевую футболку и сиреневые штаны. Вишенкой на торте это сооружение венчал красный клубочек, сделанный из одинокого носка.
Я заглянула в кухню, посмотрела в санузле и в прихожей – везде было пусто.
«То есть либо наш вчерашний гость среди ночи ушел по-английски…» – затянул мой внутренний голос.
– Голый?! – усомнилась я.
«Либо он переместился с дивана в гостиной на кровать в спальне Петрика, – не сбившись, продолжил мой внутренний логик, – где одежда им обоим как раз не нужна».
Я смущенно кашлянула. С Петриком у нас был железный уговор не водить в дом своих мужиков. До сих пор он неукоснительно соблюдался…
«Но, строго говоря, это не сам Петрик, а ты привела ему в дом мужика», – напомнил мой внутренний голос.
– Это казуистика! – возмутилась я.
– Где казуистика, почему казуистика? – Дверь, которую я сверлила недобрым взглядом, открылась, явив мне Петрика в милом утреннем неглиже – лиловых шортиках и розовом топе на бретелях.
Оправив перекрутившуюся маечку, дружище шагнул за порог и сразу же посмотрел на диван:
– Всем доброе у… У-у-у… – Его радостный голос сделался разочарованным. – Чучелко смылось? Вот так всегда. – Петрик тяжело опустился на диван и